- Помолчи! А потом на старое логово воротились, стали рыскать кругом, как разбойники, лошадей угонять да добычу брать. Не отпирайся, я тебе не судья, а ты сам лучше знаешь, правду ли я говорю. Угоняете лошадей у Золотаренко - что ж, это хорошо, угоняете лошадей у шведов - и это хорошо. Но коли поймают они вас, так шкуру с вас спустят. Впрочем, это их дело.
- Очень хорошо мы делаем, очень хорошо, - сказал старик, - потому только у врагов угоняем.
- Неправда, вы и на своих нападаете, мне уже в этом твои сынки признались, а это просто разбой, позор для шляхетского звания. Стыдно вам, бездельники! Не шляхтой вам быть, а мужиками!
Покраснел при этих словах старый пройдоха.
- Обижаешь ты нас, пан полковник! Помним мы про наше звание и конокрадством, как мужики, не промышляем. Мы лошадей по ночам из чужих конюшен не сводим. Вот с луга угнать табунок или взять в добычу - это дело другое. Это дело дозволенное, и нет в том по военному времени для шляхтича ничего зазорного. А лошадь на конюшне - вещь святая, и сведет ее разве только цыган, жид или мужик, - не шляхтич! Мы этим, пан полковник, не занимаемся. Но война - это война!
- Пусть бы и десять войн было, ты можешь брать добычу только в бою, а ежели ты ее ищешь на большой дороге, разбойник ты!
- Бог свидетель, ни в чем мы не повинны.
- Но каши уже тут наварили. Короче, лучше вам уходить отсюда, потому рано или поздно не миновать вам веревки. Поедете со мной, верною службой искупите свою вину и доброе имя воротите. Беру вас на службу, а там и пожива будет получше, чем тут на лошадях.
- Поедем мы с твоей милостью, куда хочешь, и сквозь шведов тебя проведем, и сквозь разбойников, потому утесняют нас тут, сказать по правде, злые люди, - страшное дело. А за что? За что? За нашу бедность, за одну только нашу бедность! Может сжалится бог над нами и спасет от беды!
Старый Кемлич невольно потер тут руки, и глаза у него блеснули.
<Такое тут поднимется, - подумал он, - весь край будет кипеть, а тогда дурак только не попользуется>.
Но Кмициц бросил на него быстрый взгляд.
- Только не пробуй изменить мне! - грозно сказал он. - Не выдержишь один бог спасет тебя от кары!
- Мы не таковские! - угрюмо возразил Кемлич. - Накажи меня бог, коли мог я такое помыслить.
- Верю! - сказал после короткого молчания Кмициц. - Измена, она ведь горше разбоя, ни один разбойник такого не сделает.
- Что теперь твоя милость прикажет? - спросил Кемлич.
- Первым делом надо поскорее двоих гонцов послать с письмами. Нет ли у тебя расторопных парней?
- Куда ехать-то надо?
- Один к пану воеводе поедет, но самого князя ему видеть не надобно. Пусть отдаст письмо в первой же княжеской хоругви и воротится, не дожидаясь ответа.
- Смолокур поедет, он парень расторопный и бывалый.
- Ладно. Второе письмо надо отвезти в Подляшье, разыскать там лауданскую хоругвь пана Володыёвского и письмо вручить самому полковнику.
Старик хитро подмигнул и подумал про себя:
<Да вы, я вижу, на все стороны, и с конфедератами снюхиваетесь. Жаркое будет дело, жаркое!>
Вслух он сказал:
- Пан полковник, коли письмо не такое спешное, не отдать ли его кому по дороге, когда выедем из лесу? Множество шляхты помогает конфедератам, и всяк охотно отвезет им письмо, а у нас лишний человек останется.
- Это ты умно рассудил! - ответил Кмициц. - Оно и лучше, если письмо доставит человек, который не будет знать, от кого оно. А скоро ли мы выедем из лесу?
- Да как твоя милость пожелает. Можно ехать и все две недели, можно выбраться и завтра.
- Ну об этом после, а теперь слушай меня, пан Кемлич, хорошенько!
- Словечка не пропущу, пан полковник!
- Во всей Речи Посполитой, - сказал Кмициц, - славили меня извергом, гетманским, а то и просто шведским прислужником. Когда бы знал король, кто я, он бы мог мне не поверить и презреть мой замысел, а намерения мои, видит бог, чистые! Слушай же, Кемлич!
- Слушаю, пан полковник!
- Так вот, зовут меня не Кмициц, а Бабинич, понял? Никто не должен знать моего настоящего имени. Попробуй только рот раскрой, попробуй только пикни! А станут спрашивать, откуда я, скажешь, по дороге пристал ко мне и не знаешь, а любопытно, так сам, мол, у него спроси.
- Понимаю, пан полковник.
- Сыновьям строго-настрого накажи и челяди тоже. Ремни станут из спины резать - зовут меня Бабинич. Вы мне за это головой отвечаете!
- Слушаюсь, пан полковник. Пойду скажу сыновьям, этим негодяям в голову не вдолбишь. Такое мне на старости утешение. Наказал господь за грехи. Да, вот что, пан полковник, позволь слово молвить!
- Говори смело.
- Мне сдается, что лучше ни солдатам, ни челяди не говорить, куда мы едем.
- Не скажем.
- Довольно и того, что они будут знать, что едет не пан Кмициц, а пан Бабинич. А потом, в такую дорогу едучи, лучше бы утаить твое звание.
- Как так?
- Да ведь шведы важным особам дают грамоты, а у кого грамоты нет, того тащат к коменданту.
- У меня есть грамоты!
Хитрые глаза Кемлича удивленно блеснули, однако, подумав, старик сказал:
- А не позволишь ли, пан полковник, сказать, что я еще думаю?
- Дело хочешь сказать, так говори, не тяни, ты, я вижу, человек дошлый.
- Коли грамоты есть, оно и лучше, можно в крайности и показать шведам, но коли едешь ты с таким делом, которое в тайне надо хранить, так лучше грамот не показывать. Не знаю я, на имя они Бабинича или пана Кмицица, но показать их - значит погоню навести на след.
- Это ты в самую точку попал! - воскликнул Кмициц. - Лучше грамоты до поры, до времени припрятать, коли иначе можно пробиться!
- Можно, пан полковник, надо только мужиком переодеться или худородным шляхтичем. Дело это простое, есть тут у меня кой-какая одежонка: и шапки, и тулупы простые, какие носит шляхта поплоше. Взявши табунок лошадей, можно поехать с ним будто бы по ярмаркам, ну и пробираться все дальше и дальше, до самого Ловича и Варшавы. Я, пан полковник, с твоего позволения, не раз это делал в мирное время и дороги знаю. Скоро как раз ярмарка в Соботе, народ туда съезжается издалека. Там мы узнаем, в каких городах еще будут ярмарки, - ведь нам бы только ехать да ехать вперед! Шведы - они тоже на худородных меньше смотрят, на ярмарках их полно. А спросит нас какой комендант, мы так ему и растолкуем, ну а коль встретим отряд поменьше да благословят нас на то господь и пресвятая богородица, так и потоптать можно!
- А ну как отберут у нас лошадей? Ведь во время войны это дело обыкновенное.