Тут молодой незнакомец спесиво поднял пухлое лицо и стал горстью поглаживать ус.
- Хочешь быть моим оруженосцем? - спросил он наконец. - Будешь саблю за мной носить да за челядью смотреть.
Кмициц не выдержал и расхохотался с непритворным весельем, показав в смехе все зубы.
- Что это ты смеешься? - насупился незнакомец.
- Да очень рвусь к тебе на службу.
Но незнакомец оскорбился не на шутку.
- Дурак тот, кто научил тебя такому обхождению, - сказал он. - Ты смотри, с кем говоришь, да знай свое место.
- Ты уж прости, вельможный пан, - весело промолвил Кмициц, - я ведь не знаю, с кем имею честь говорить.
Незнакомец подбоченился.
- Я - пан Жендзян из Вонсоши, - сказал он надменно.
Кмициц раскрыл было рот, чтобы назвать свое вымышленное имя, но тут в корчму торопливо вошел Белоус.
- Пан нач... - И оборвал речь под грозным взглядом Кмицица, смешался, запнулся и наконец с усилием выдавил из себя: - Пан Бабинич, какие-то люди едут.
- Откуда?
- Из Щучина.
Кмициц смутился, однако тотчас овладел собой.
- Будьте начеку, - приказал он. - Много ли их?
- С десяток сабель.
- Мушкетоны держать наготове. Ступай!
После того как солдат вышел, Кмициц обратился к Жендзяну из Вонсоши:
- Уж не шведы ли?
- Да ведь ты к ним идешь, - ответил Жендзян, с удивлением глядя на молодого шляхтича. - Стало быть, рано или поздно должен с ними встретиться.
- Уж лучше со шведами, нежели с разбойниками, которых везде полно. Барышник должен быть при оружии и всегда начеку, потому лошади - это очень лакомый кус.
- Коли правда, что в Щучине стоит Володыёвский, - заметил Жендзян, так это, наверно, его разъезд. Прежде чем стать на постой, полковник хочет разведать, безопасно ли тут, ведь бок о бок со шведами спокойно не усидишь.
Услышав такие речи, пан Анджей метнулся туда-сюда и забился в самый темный угол корчмы, где на конец стола падала густая тень от шатра печи. Тем временем со двора долетел топот, зафыркали кони, и через минуту в корчму вошло со двора несколько человек солдат.
Впереди выступал огромный мужичище, стуча деревянной ногой по половицам, которые ходуном ходили под ним. Кмициц бросил на вошедшего взгляд, и сердце заколотилось у него в груди.
Это был Юзва Бутрым, по прозвищу Безногий.
- А где хозяин? - спросил Юзва, остановившись посреди хаты.
- Здесь я! - ответил корчмарь. - К твоим услугам, милостивый пан.
- Корму лошадям!
- Нет у меня корму, разве вот паны дадут.
С этими словами корчмарь показал на Жендзяна и барышников.
- Что за люди? - спросил Жендзян.
- А сам ты кто?
- Староста из Вонсоши.
Собственные люди Жендзяна величали его так, как арендатора староства; в особо важных случаях он и сам называл себя старостой.
Видя, с какой высокой особой он имеет дело, Юзва Бутрым смешался, снял шапку и сказал примирительно:
- Здорово, вельможный пан! В потемках и не узнаешь, с кем говоришь.
- Что за люди? - подбоченясь, повторил Жендзян.
- Лауданцы мы, наша хоругвь была прежде пана Биллевича, а нынче пана Володыёвского.
- Боже мой! Так пан Володыёвский в Щучине?
- Собственной персоной и с прочими полковниками, которые пришли из Жмуди.
- Слава богу! Слава богу! - обрадовался староста. - А какие же полковники с паном Володыёвским?
- Был пан Мирский, - ответил Бутрым, - да его по дороге удар хватил, остались пан Оскерко, пан Ковальский, два пана Скшетуских...
- Скшетуских? - воскликнул Жендзян. - Не из Бурца ли один из них?
- Откуда он, я про то не знаю, - ответил Бутрым, - знаю только, что герой Збаража.
- Боже! Да это мой пан!
Тут Жендзян спохватился, что такой возглас странно звучит в устах старосты, и прибавил:
- Я хотел сказать, мой пан кум.
Староста не солгал, он и в самом деле был вторым восприемником при крещении старшего сына Скшетуского, Яремки.