- Как так? - встревожился Януш.
- Говорят, что стоит растравить в тебе желчь, и у тебя тотчас начинается удушье. Обещай же, что выслушаешь меня спокойно и терпеливо, и я расскажу тебе кое-что о твоем Кмицице. Ты тогда его лучше узнаешь.
- Ладно! Буду терпелив, рассказывай!
- Только чудом ушел я от этого исчадия ада... - начал князь Богуслав.
И стал рассказывать обо всем, что произошло в Пильвишках.
Не меньшим чудом было то, что у князя Януша не началось удушье; казалось, его тут же хватит удар. Он весь трясся, скрежетал зубами, закрывал руками глаза, наконец хриплым голосом закричал:
- Ах, так?! Ладно же! Он только забыл, что его девка в моих руках!
- Ради бога, возьми себя в руки и слушай дальше, - остановил его Богуслав. - Я расчелся с ним по-кавалерски и не занес этого подвига в семейную хронику и хвастаться им не стану лишь по той причине, что мне стыдно. Подумать только, сам Мазарини говорил, что в интриге и коварстве равного мне нет даже при французском дворе, а я, как ребенок, дал обвести себя этому грубияну. Ну довольно об этом! Я сперва думал, что убил этого твоего Кмицица, а нынче знаю, что он все-таки отлежался.
- Пустое! Мы отыщем его! Откопаем! Из-под земли добудем! А покуда я нанесу ему такой удар, что будет побольнее, чем если бы с живого велели шкуру содрать.
- Никакого удара ты ему не нанесешь, только повредишь своему здоровью. Послушай! По дороге сюда приметил я простолюдина верхом на пегой лошади, он все держался поблизости от моей коляски. Я и приметил его по этой пегой лошади и в конце концов велел подозвать к себе. <Куда едешь?> <В Кейданы>. - < Что везешь?> - <Письмо князю воеводе>. Я велел дать мне письмо, а так как тайн между нами нет, прочитал его. Вот оно!
С этими словами он протянул князю Янушу то самое письмо Кмицица, которое тот писал в лесу, когда собирался с Кемличами в путь.
Князь пробежал глазами письмо, комкая его в ярости.
- О, боже, все правда, все правда! - вскричал он наконец. - У него мои письма, которые не только могут навлечь на нас подозрения шведского короля, но и смертельно оскорбить его!..
Тут у князя поднялась икота и начался, как и следовало ожидать, приступ. Широко раскрытым ртом он жадно ловил воздух, руки рвали у горла одежду. Богуслав хлопнул в ладоши, вбежали слуги.
- Помогите князю, - приказал он, - а когда отдышится, попросите ко мне в покои, я покуда немного отдохну.
И вышел вон.
Спустя два часа князь Януш с налившимися кровью глазами, припухшими веками и синим лицом постучался к Богуславу. Богуслав принял его в постели; лицо его было смазано миндальным молоком для придания коже мягкости и блеска. Без парика, без румян и сурьмы он выглядел гораздо старше; но князь Януш не обратил на это внимания.
- Рассудил я, - начал он разговор, - что не может Кмициц предать эти письма гласности, - ведь тем самым он подписал бы смертный приговор своей девке. Он прекрасно понимает, что только этим держит меня в руках, но и я не могу отомстить ему, и так бешусь, словно разъяренный пес сидит у меня в груди.
- Надо, однако же, непременно добыть эти письма! - заметил Богуслав.
- Но quo modo?*
_______________
* Каким образом? (Лат.)
- Ловкого человека надо подослать к Кмицицу; пусть отправится к нему, пусть войдет в доверие и при первом же удобном случае выкрадет письма, а самого пырнет ножом. Посулить за это надо большую награду.
- Кто же возьмется за такое дело?
- Будь это в Париже или даже в Германии, я бы в тот же день нашел сотню охотников, но в этой стране, пожалуй, не достать и такого товара.
- А послать надо своего человека, чужеземца он будет опасаться.
- Тогда предоставь это дело мне, я, может, найду кого-нибудь в Пруссии.
- Эх, захватил бы он его живьем да отдал мне в руки! Я бы за все зараз отплатил. Говорю тебе, в своей дерзости этот человек переступил всякие границы. Я и услал его потому, что он мною играл, как хотел, по всяким пустякам, как кошка, на меня бросался, во всем навязывал свою волю. Сто раз готов был сорваться у меня с губ приказ расстрелять его. Но не мог я, не мог!
- Скажи, он и впрямь сродни нам?
- Кишкам он и впрямь сродни, а стало быть, и нам.
- Сущий дьявол и очень опасный враг!
- Он? Да ты бы мог приказать ему поехать в Царьград и столкнуть с трона султана или шведскому королю бороду оторвать и привезти ее в Кейданы! Что он тут вытворял во время войны!
- По всему видно. А мстить он нам поклялся до последнего вздоха. По счастью, я дал ему хороший урок, показал, что одолеть нас дело нелегкое. Сознайся, по-радзивилловски я расправился с ним. Когда бы таким подвигом мог похвастаться какой-нибудь французский кавалер, он бы врал об этом с утра до ночи, разве что во сне молчал бы, за обедом да за поцелуями. Уж они, если сойдутся, врут наперебой, так что солнцу и то стыдно на них глянуть!
- Это верно, что ты его поборол, но лучше, если бы ничего этого не было.
- Нет, уж лучше бы ты прислужников выбирал себе поосторожней, чтоб не ломали они радзивилловских костей.
- Эти письма! Эти письма!
Братья на минуту умолкли; первым прервал молчание Богуслав:
- Что это за девка?
- Панна Биллевич, ловчанка.
- Что ловчанка, что шляхтянка из застянка - одна цена. Ты заметил, что мне рифму подобрать все равно, что другому плюнуть. Да я не про то спрашиваю, а хороша ли она собою?
- Я на девок не гляжу, но только и польская королева не постыдилась бы такой красоты.
- Польская королева? Мария Людвика? Во времена Сен-Марса(*) она, может, и была хороша собой, но сейчас собаки воют при виде этой бабы. Коль и твоя панна Биллевич такая красотка, прибереги ее для себя. Но коль она и впрямь прелестна, отдай мне ее, я увезу ее в Тауроги, и мы там вместе обдумаем, как отомстить Кмицицу.
Януш на минуту задумался.
- Не дам я тебе ее, - сказал он наконец. - Ты силой ее приневолишь, а тогда Кмициц предаст огласке письма.
- Это я-то прибегну к силе против вашей прелестницы? Не хвалясь, скажу, не с такими доводилось иметь дело, и ни одной я не неволил. Один только раз во Фландрии... Глупая девка была, золотых дел мастера дочка. Пришла потом испанская пехота, им все дело и приписали.
- Ты этой девки не знаешь. Она из хорошего дома, ходячая добродетель, монашенка, можно сказать.
- Знаем мы толк и в монашенках.
- И к тому же ненавидит она нас, ибо hic mulier*, патриотка. Она и Кмицица сбила с пути. Немного таких жен найдется у нас, мужской у нее ум, она ярая приверженка Яна Казимира.
_______________