- Молиться лучше всего перед главным алтарем, и ты, пан, правильно делаешь, что едешь к самому королю: хоть у него и тысячи дел, однако же он никого не откажется выслушать, а уж к вам, шляхте, так благоволит, что даже шведы вам завидуют.
- Только бы деньги были в казне...
- Карл Густав - это не бывший ваш король Ян Казимир, который даже у евреев принужден был занимать деньги, потому что все, что имел, отдавал первому же просителю. Впрочем, коль удастся одно предприятие, денег в казне будет довольно...
- О каком предприятии ты толкуешь, милостивый пан?
- Мы слишком мало знакомы, чтобы я мог открыть тебе эту тайну. Знай только, что через одну-две недели казна шведского короля будет так же полна, как султанская.
- Разве только какой-нибудь алхимик наделает ему денег, здесь их взять неоткуда.
- Здесь взять неоткуда? Довольно только руку смело протянуть! А смелости нам не занимать стать. Доказательство тому - наша власть.
- Верно, верно! - сказал Кмициц. - Мы вашей властью очень довольны, а коль вы да вдобавок еще научите нас средству деньги как навоз собирать.
- Было у вас одно средство, но вы бы с голоду предпочли умереть, нежели взять оттуда хоть денежку.
Кмициц бросил на офицера быстрый взгляд.
- Да ведь есть такие места, на которые и татарину страшно посягнуть! - сказал он.
- Очень ты догадлив, пан кавалер! - ответил ему офицер. - Помни, однако, и про то, что за деньгами ты едешь не к татарам, а к шведам.
Дальнейший разговор прервало прибытие нового отряда. Офицер, видно, ждал его, так как торопливо выбежал из корчмы. Кмициц вышел вслед за ним и остановился в дверях, чтобы поглядеть, кто же это приехал.
К корчме подъехала закрытая карета, запряженная четверней и окруженная отрядом шведских рейтар. Офицер, который вел разговор с Кмицицем, мигом бросился к карете и, отворив дверцу, отвесил приезжему низкий поклон.
<Видно, кто-то из сановных!> - подумал Кмициц.
Тем временем из корчмы вынесли пылающие факелы. Из кареты вышел важный сановник, одетый по-иноземному, в черном кафтане до колен на лисьем меху и в черной же шляпе с перьями.
Офицер выхватил фонарь из рук рейтара и с новым поклоном сказал:
- Сюда, досточтимый господин посол!
Кмициц поторопился назад, в корчму, а вслед за ним тотчас вошли и приезжий с офицером.
В корчме офицер отвесил третий поклон.
- Досточтимый господин посол, - сказал он, - я Вейгард Вжещович, ordinarius prowiantmagister* его королевского величества Карла Густава, посланный с эскортом навстречу вашей милости!
_______________
* Зауряд-провиантмейстер (смесь лат. и нем.).
- Очень рад познакомиться со столь достойным кавалером, - ответил сановник в черном, отвечая на поклон.
- Ваша милость, изволите здесь отдохнуть или желаете тотчас ехать дальше? Его королевское величество хотел бы поскорее увидеться с вами.
- Я имел намерение остановиться в Ченстохове и побывать у обедни, ответил приезжий, - однако в Велюне получил известие, что его королевское величество повелевает нам поторопиться, а потому мы только отдохнем немного и поедем дальше. А покуда отправьте старый эскорт и поблагодарите капитана, который вел его.
Офицер вышел, чтобы отдать соответствующие распоряжения. Пан Анджей остановил его по дороге.
- Кто это? - спросил он.
- Барон Лисола, посол цесаря, он из Бранденбурга направляется к нашему королю, - последовал ответ.
Офицер вышел; но через минуту вернулся.
- Ваши приказы исполнены, досточтимый господин посол, - доложил он барону.
- Спасибо, - ответил Лисола.
И с большой, хоть и барственной любезностью указал Вжещовичу место напротив.
- Что-то ветер завыл на дворе, - сказал он, - и дождь хлещет. Пожалуй, придется отдохнуть подольше. А покуда поговорим перед ужином. Что тут слышно у вас? Слыхал я, будто малопольские воеводства покорились его королевскому величеству.
- Да, ваша милость. Его королевское величество ждет только, чтобы сдались остатки разбитого войска, после чего сразу же направится в Варшаву и Пруссию.
- Неужто они сдадутся?
- Посланцы от войска уже в Кракове. Да им ничего другого и не остается, нет у них выбора. Не перейдут к нам, так Хмельницкий истребит их до последнего человека.
Лисола склонил на грудь свою умную голову.
- Страшное, неслыханное дело! - промолвил он.
Разговор шел на немецком языке. Кмициц понимал все до последнего слова.
- Ваша милость, - сказал Вжещович, - чему быть, то и сталось.
- Оно, может, и так, нельзя, однако же, не сочувствовать могущественной державе, которая пала у нас на глазах, кто не швед, тот должен сожалеть об ее участи.
- Я не швед, но коль скоро сами поляки не сожалеют, что же мне трогаться ее участью, - возразил Вжещович.
Лисола пристально на него посмотрел.
- Имя у вас и впрямь не шведское. Кто же вы?
- Я чех.
- Скажите на милость! Стало быть, подданный цесаря. Мы с вами подвластны одному монарху.
- Я на службе у всепресветлейшего шведского короля, - с поклоном возразил Вжещович.
- Я о вашей службе ничего дурного сказать не хочу, - ответил Лисола. - Но эта служба сегодня есть, а завтра нет ее, а коль скоро вы подданный нашего милостивого монарха, то где бы вы ни были, кому бы ни служили, никого другого вы не можете почитать прирожденным своим повелителем.