- Он самый. Но мы с той поры живем в мире и согласии.
- И впрямь он! - подтвердил Заглоба. - Я признал его по носу, который торчит из-под шлема. Хорошо, что забрала вышли из моды, а то он ни одного не смог бы застегнуть; но на нос этому рыцарю нужен все-таки особый доспех.
Тем временем Харламп заметил Володыёвского и рысью подскакал к нему.
- Как поживаешь, Михалек? - вскричал он. - Хорошо, что приехал!
- А еще лучше, что первого встретил тебя. Вот пан Заглоба, с которым ты познакомился в Липкове, да нет, раньше, в Сеннице, а это вот Скшетуские: пан Ян, ротмистр королевской гусарской хоругви, герой Збаража...
- О, да ведь это славнейший рыцарь в Польше! - вскричал Харламп. Здорово, здорово.
- А вот пан Станислав, ротмистр калишский, - продолжал Володыёвский. - Он прямо из Уйстя.
- Из Уйстя? Так ты, пан, был свидетелем страшного позора. Мы уже знаем, что там случилось.
- А я сюда и приехал в надежде, что уж тут-то такого позора не будет.
- Будь уверен. Радзивилл - это тебе не Опалинский.
- Мы вчера в Упите то же самое говорили.
- Рад приветствовать вас и от своего имени, и от имени князя воеводы. Князь обрадуется, когда вас увидит, ему такие рыцари очень нужны. Пойдемте же ко мне, в арсенал, у меня там квартира. Вам переодеться надо и подкрепиться, а я тоже к вам присоединюсь, ученье я уж закончил.
С этими словами Харламп снова подскакал к строю и коротко и зычно скомандовал:
- Налево, кругом! Марш!
Копыта зацокали по мостовой. Строй вздвоил ряды, раз, другой, пока не построился наконец по четыре в ряд и медленным шагом не стал удаляться по направлению к арсеналу.
- Добрые солдаты, - молвил Скшетуский, глазами знатока глядя на точные движения драгун.
- В драгунах одна шляхта служит да путные боярские дети, - сказал Володыёвский.
- Боже мой, оно и видно, что это не ополченцы! - воскликнул пан Станислав.
- Так Харламп у них поручиком? - спросил Заглоба. - А мне что-то помнится, он в панцирной хоругви служил и носил на плече серебряную петлицу.
- Да, - ответил Володыёвский, - но вот уже года два он командует драгунским полком. Старый это солдат, стреляный.
Харламп тем временем отослал драгун и подошел к нашим рыцарям.
- Пожалуйте за мной. Вон там, позади дворца, арсенал.
Через полчаса они сидели впятером за гретым пивом, щедро забеленным сметаной, и вели разговор о новой войне.
- А что у вас здесь слышно? - спрашивал Володыёвский.
- У нас что ни день, то новость, люди теряются в догадках, вот и пускают все новые слухи, - ответил Харламп. - А по-настоящему один только князь знает, что будет. Замысел он какой-то обдумывает: и веселым притворяется, и с людьми милостив, как никогда, однако же очень задумчив. По ночам, толкуют, не спит, все ходит тяжелым шагом по покоям и сам с собой разговаривает, а весь день держит совет с Гарасимовичем.
- Кто он такой, этот Гарасимович? - спросил Володыёвский.
- Управитель из Заблудова, с Подляшья; невелика птица и с виду такой, будто дьявола в пазухе держит; но у князя он в чести и похоже, знает все его тайны. Я так думаю, жестокая и страшная война будет у нас со шведами после всех этих советов, и ждем мы все ее с нетерпением. А пока гонцы с письмами носятся: от герцога курляндского(*), от Хованского и от курфюрста. Поговаривают, будто князь ведет переговоры с Москвой, хочет вовлечь ее в союз против шведов; другие толкуют, будто вовсе этого нет; но сдается мне, ни с кем не будет союза, а только война - и с шведом и с Москвой. Войск прибывает все больше, и шляхте, которая всей душой преданна дому Радзивиллов, письма шлют, чтобы съезжалась сюда. Везде полно вооруженных людей... Эх, друзья, кто виноват, тот и в ответе будет; но руки у нас по локоть будут в крови: уж коли Радзивилл пойдет в бой, он шутить не станет.
- Так, так! - потирая руки, проговорил Заглоба. - Немало крови пустил я шведам этими руками, но и еще пущу немало. Немного солдат осталось в живых из тех, кто видел меня под Пуцком и Тшцяной, но кто еще жив, никогда меня не забудет.
- А князь Богуслав здесь? - спросил Володыёвский.
- Да. Нынче мы ждем еще каких-то важных гостей: верхние покои убирают, и вечером в замке будет пир. Михал, попадешь ли ты сегодня к князю?
- Да ведь он сам вызвал меня на сегодня.
- Так-то оно так, да сегодня он очень занят. К тому же... право, не знаю, можно ли сказать вам об этом... а впрочем, через какой-нибудь час все об этом узнают! Так и быть, скажу... Неслыханные дела у нас тут творятся...
- Что такое? Что такое? - оживился Заглоба.
- Должен вам сказать, что два дня назад к нам в замок приехал пан Юдицкий, кавалер мальтийский(*), о котором вы, наверно, слыхали.
- Ну как же! - сказал Ян. - Это великий рыцарь!
- Вслед за ним прибыл гетман польный Госевский. Очень мы удивились, все ведь знают, как соперничают и враждуют друг с другом гетман польный и наш князь. Кое-кто обрадовался, - дескать, мир теперь между гетманами, кое-кто толковал, будто это шведское нашествие заставило их помириться. Я и сам так думал, а вчера оба гетмана заперлись с паном Юдицким, все двери позапирали, так что никто не слышал, о чем они держат совет; только пан Крепштул, который стоял на страже под дверью, рассказывал нам, что очень они кричали, особенно гетман польный. Потом сам князь проводил гостей в их опочивальни, а ночью, можете себе представить, - тут Харламп понизил голос, - к их дверям приставили стражу.
Пан Володыёвский даже привскочил.
- О, боже! Да не может быть!
- Истинная правда! У дверей стоят шотландцы с ружьями, и приказ им дан под страхом смерти никого не впускать и не выпускать.
Рыцари переглянулись в изумлении, а Харламп, не менее изумленный значением собственных слов, уставился на них, словно ожидая разрешения загадки.
- Стало быть, пан подскарбий взят под арест? Великий гетман арестовал гетмана польного? - произнес Заглоба. - Что бы это могло значить?
- Откуда мне знать. И Юдицкий, такой рыцарь!
- Должны же были офицеры князя говорить об этом между собою, строить догадки... Ты разве ничего не слыхал?
- Да я еще вчера ночью у Гарасимовича спрашивал...
- Что же он тебе ответил? - спросил Заглоба.
- Он ничего не хотел говорить, только прижал палец к губам и сказал: <Они изменники!>
- Какие изменники? Какие изменники? - схватился за голову Володыёвский. - Ни пан подскарбий Госевский не изменник, ни пан Юдицкий не изменник. Вся Речь Посполитая знает, что это достойные люди, что они любят отчизну.
- Сегодня никому нельзя верить, - угрюмо произнес Станислав Скшетуский. - Разве Кшиштоф Опалинский не слыл Катоном? Разве не обвинял он других в пороках, преступлениях, стяжательстве? А как дошло до дела первый изменил отчизне, и не один, целую провинцию заставил изменить.
- Но за пана подскарбия и пана Юдицкого я головой ручаюсь! воскликнул Володыёвский.