- Под пулями не хуже амазонки держится! - воскликнул кто-то из молодых рыцарей, забыв в порыве восхищенья, что во времена амазонок еще не было пороха.
- Пора кончать! Пехота свое дело сделала, hostes* наши совсем приуныли.
_______________
* Враги (лат.).
Вражеская кавалерия и вправду не могла справиться с пехотой. Раз за разом всадники на полном скаку подлетали к рогатке, но, встречаемые огнем из мушкетов, в беспорядке отступали. И подобно тому, как волна, прокатившись по низкому берегу, оставляет на песке раковины, камешки, мертвую рыбешку, так после каждой атаки на дороге перед рогаткой оставалось не меньше дюжины недвижных тел и лошадиных трупов.
Наконец враг прекратил бесплодные попытки. Только одиночные конники выезжали вперед и, не жалея пуль, палили по деревне из пистолетов и мушкетов, чтобы отвлечь внимание противника. Но тут мечник, взобравшись по угловым балкам под самую крышу господского дома, заметил, что задние ряды неприятеля пришли в движение и повернули к полям и кустарникам, подступающим к Волмонтовичам с левой стороны.
- Вон откуда хотят зайти! - закричал он и немедля приказал части конницы рассыпаться между хатами и, укрывшись в садах за деревьями, ждать неприятеля.
Спустя полчаса вновь завязалась перестрелка, теперь уже на левом фланге.
Обнесенные изгородями сады мешали противникам схватиться врукопашную - и той, и другой стороне одинаково, - но нападающие, рассыпавшись длинной цепью, меньше несли потерь.
Бой постепенно становился все жарче и ожесточеннее; возобновились и атаки у рогатки.
Мечнику все это не нравилось.
За спиной справа у него еще оставался свободным выгон, спускающийся к неширокой, но глубокой и илистой речке, переправиться через которую, особенно в спешке, было не так-то просто. В одном только месте к низкому берегу была протоптана тропа, по которой гоняли в лес скотину.
Пан Томаш все чаще поглядывал в ту сторону.
Вдруг сквозь черные, уже потерявшие листву заросли ивняка он увидел поблескивающее при свете вечерней зари оружие и темную тучу солдат.
"Бабинич подходит!" - подумал мечник.
Но в эту минуту к нему подскакал Хшонстовский, командир кавалерийского эскадрона.
- От реки шведская пехота идет! - испуганно закричал он.
- Нас предали! - воскликнул пан Томаш. - О господи! Давай, сударь, туда со своим эскадроном. Ударить надо на эту пехоту, пока они нам во фланг не зашли!
- Очень уж велика сила! - ответил Хшонстовский.
- Хоть на час задержите, а мы попробуем отойти к лесу.
Хшонстовский ускакал и тут же вывел две сотни своих людей на выгон; завидев его, шведы стали быстро перестраиваться в кустарнике, готовясь встретить противника. Минуту спустя эскадрон пустился вскачь, а из зарослей ивняка загремели мушкетные залпы.
Мечник теперь не только не помышлял о победе, но и засомневался, удастся ли сохранить пехоту.
Сам он еще мог, прихватив девушек, отступить с частью конницы и поискать убежища в лесу, но это значило обречь на гибель большую часть отряда и тех лауданцев, которые пришли в Волмонтовичи поглядеть на Бабинича. Да и Волмонтовичи в таком случае неприятель, ясное дело, сровняет с землей.
Оставалась лишь одна надежда: что Хшонстовский сомнет вражескую пехоту.
Между тем стемнело, но в деревне становилось все светлее: загорелась куча опилок, щепы и стружек возле крайнего от рогатки дома. От них занялся и сам дом, и над деревней встало кровавое зарево.
При его свете мечник увидел, что конница Хшонстовского возвращается в беспорядке и смятении, а шведская пехота, высыпав из ивняка, стремительно бросилась за ней вдогонку.
И тогда мечнику стало ясно, что нужно уходить по единственной свободной дороге.
Он уже подскакал к остаткам своей кавалерии, уже взмахнул саблей и крикнул: "Назад, судари! Строем отходить, строем!" - когда вдруг и позади загремели выстрелы, мешаясь с криками, вырвавшимися из множества солдатских глоток.
И понял мечник, что они окружены, что он попался в ловушку, откуда нет ни выхода, ни спасенья.
Оставалось только погибнуть с честью. И пан Томаш встал перед строем своих кавалеристов и воскликнул:
- Умрем все, как один! Не пощадим своей крови за веру и отечество!
Меж тем огонь его пехоты, обороняющей рогатку и левый край деревни, ослабел, а крики неприятеля гремели все громче, возвещая близкое его торжество.
Но что это? Что означают хриплые голоса рожков в отряде Саковича, глухой барабанный бой в рядах шведского войска?
Вопли становятся пронзительнее, и какие-то они странные, сдавленные, словно не торжество в них звучит, а страх.
Пальба возле рогатки внезапно смолкает - как будто никто и не стрелял. Конники Саковича, сбившись кучею, стремглав летят слева к большаку. Подступавшая справа пехота останавливается и, не сделав более ни шагу вперед, начинает пятиться к зарослям ивняка.
- Что это?.. Боже правый! Что это? - кричит мечник.
Ответ приходит со стороны того лесочка, из которого вышел Сакович: сейчас оттуда посыпались люди, лошади, замелькали знамена, бунчуки, сабли, и все это движется... нет, несется, как ветер, и не как ветер даже, как ураган! В кровавых отблесках пожара они видны точно на ладони. Их тысячи! Едва касаясь земли, они мчатся сплошной лавиной; кажется, какое-то чудище, вырвавшись из лесной чащобы, кинулось к деревне, готовое ее пожрать. Впереди, взвихренная движеньем людской лавины, летит волна воздуха, летят ужас и смерть... Вот они, вот! Уже совсем близко! Сейчас этот вихрь сметет Саковича!
- Боже! Великий боже! - словно в помешательстве кричит мечник. - Это наши! Это, верно, Бабинич!
- Бабинич! - вырывается изо всех глоток.
- Бабинич! - раздаются испуганные возгласы в отряде Саковича.
И вся неприятельская конница поворачивает вправо, удирает к своей пехоте.
Со страшным треском ломается изгородь под напором лошадей; выгон заполняется беглецами, но те, из леса, уже настигают их и рубят, колят, секут, рубят без устали, рубят без жалости. Слышны крики, стоны, свист сабель. И те, и другие налетают на пехоту, опрокидывают ее, топчут, рассеивают. Кажется, тысячи молотобойцев колотят на току цепами. Наконец вся куча скатывается к реке, исчезает в зарослях, переваливает на другой берег. Еще их видно, погоня продолжается, те все рубят, рубят! Отдаляются... Сверкнули в последний раз саблями и скрылись в кустах, в ночи, во мраке.
От рогатки и из-за домов, которые уже нет нужды оборонять, начинает сходиться пехота мечника; кавалерия стоит на месте: все так ошеломлены, что в строю царит глухое молчание, и лишь когда с треском заваливается горящий дом, вдруг раздается чей-то голос:
- Во имя отца, и сына, и святого духа! Какая буря пронеслась!
- Ну и погоня! Ни один живым не уйдет! - отзывается другой голос.
- Любезные судари! - кричит внезапно мечник. - А не ударить ли нам на тех, что с тылу заходили? Догоним их, пока не удрали!
- Бей! Убивай! - хором отвечают ему.
И вся кавалерия, поворотив и пришпорив коней, пускается вдогонку за последним отрядом неприятеля. В Волмонтовичах остаются только старики, женщины, дети и Оленька с подругой.
Пожар погашен в мгновение ока. Всех охватывает неописуемая радость. Женщины, плача и причитая, воздевают руки к небу, и обращаясь в ту сторону, куда ускакал Бабинич, кричат: