Все, кто был в покое, пали ниц, все онемели от ужаса.
Первым поднялся Харламп и тотчас бросил взгляд на покойника; но воевода лежал спокойно и прямо, только золотой образок чуть склонился в ладонях.
Харламп перевел дух. Он был уверен, что это тьмы бесов ворвались в залу, чтобы унести тело князя.
- Слово стало плотью! - произнес он. - Это шведы, наверно, взорвали порохом башню и себя вместе с нею.
Но с улицы не долетало ни звука. Видно, люди Сапеги остановились в немом изумлении, а может, испугались, подумали, что замок весь заминирован и порох будет взрываться и дальше.
- Подбросьте дров в огонь! - приказал пажам Харламп.
И снова покой озарился ярким, неровным светом. Смертельная тишина стояла кругом, только дрова трещали, только буря выла, да в пустые проемы окон все гуще валил снег.
Но вот раздался слитный шум голосов, затем послышался звон шпор и топот многочисленных шагов; дверь распахнулась настежь, и в залу ворвались солдаты.
Все осветилось кругом от обнаженных сабель, и рыцари в шлемах, колпаках и высоких меховых шапках толпою хлынули в дверь. Многие из них держали в руках фонари и светили, осторожно ступая, хотя в зале и без того было светло от огня.
Наконец из толпы выбежал маленький рыцарь, весь в финифтяных латах, и крикнул:
- Где виленский воевода?
- Здесь! - ответил Харламп, показывая на тело, лежавшее на софе.
Володыёвский взглянул и сказал:
- Он умер!
- Он умер! Он умер! - пробежал шепот по зале. - Он умер, этот изменник и предатель!
- Да, - угрюмо сказал Харламп. - Но коль оскверните вы его прах и размечете саблями, злое дело сделаете, ибо перед смертью взывал он к пресвятой богородице и образок ее держит в руках!
Слова эти всех поразили. Крики смолкли.
Солдаты шагнули к софе, стали обходить ее кругом, глядеть на покойника. Те, у кого были фонари, светили ему прямо в лицо, а он лежал огромный, мрачный, с гетманским величием и холодным спокойствием смерти на лице.
По очереди подходили к нему солдаты, а с ними и офицеры. Станкевич приблизился, с ним оба Скшетуские, за ними Гороткевич, Якуб Кмициц, Оскерко, Заглоба.
- Правда! - тихим голосом произнес Заглоба, точно опасаясь разбудить князя. - Образок богородицы держит в руках, и сияние падает на его лицо...
При этих словах старик снял с головы свой колпак. В ту же минуту обнажили головы и остальные. Все благоговейно смолкли.
- Да! - со вздохом прервал молчание Володыёвский. - Он стоит уже перед судом всевышнего и не причастен людям. - Тут он повернулся к Харлампу: - Но ты, несчастный, почему ты ради него предал отчизну и государя?
- Сюда его! - раздались голоса.
Харламп встал и, вынув из ножен свою саблю, со звоном кинул ее наземь.
- В вашей я власти, рубите! - сказал он. - Не ушел я с вами от него, когда могуч он был, как король, так не пристало мне покидать его, когда был он в беде и никого с ним не осталось. Эх, не нагулял я жиру на этой службе, вот уж три дня маковой росинки не было во рту, и ноги подо мною подламываются. Но в вашей я власти, рубите, потому и в том я должен признаться... - тут у Харлампа задрожал голос, - ...что любил его.
Он пошатнулся при этих словах и, наверно, упал бы, если бы Заглоба не подхватил и не поддержал его.
- О, боже! - вскричал старый рыцарь. - Дайте же ему есть и пить!
Все были потрясены; рыцари подхватили Харлампа под руки и увели из залы. Набожно крестясь, стали расходиться и солдаты.
По дороге на квартиру Заглоба все что-то раздумывал, колебался, покашливал, наконец, дернул Володыёвского за полу.
- Пан Михал! - окликнул он его.
- Чего тебе?
- Не держу я больше зла на Радзивилла. Что поделаешь, покойник - он и есть покойник! Хоть грозился мне голову срубить, но прощаю я это ему ото всего сердца.
- Перед судом всевышнего он! - ответил Володыёвский.
- Вот-вот! Кабы знал я, что это ему поможет, так бы и на службу дал за его душу, потому видится мне, плохи там его дела.
- Бог милостив!
- Милостив-то он милостив, да небось на еретиков тоже без омерзения смотреть не может. А ведь Радзивилл не только еретик, но и изменник. Вот оно дело какое!
Тут Заглоба задрал голову и стал смотреть вверх.
- Боюсь я, - сказал он через минуту, - как бы из тех шведов, что взорвали себя порохом, на голову мне который не свалился, на небесах-то их как пить дать не приняли!
- Храбрые солдаты! - с уважением сказал пан Михал. - Предпочли погибнуть, но не сдаться. Мало таких на свете!
Они в молчании продолжали свой путь; вдруг пан Михал остановился.
- Панны Биллевич не было в замке, - сказал он.
- А ты откуда знаешь?
- Пажей спрашивал. Богуслав увез ее в Тауроги.
- Ну-ну! - сказал Заглоба. - Это ведь все едино, что козу отдать волку стеречь. Но тебя это не касается, тебе та малютка назначена.
ГЛАВА XXX
После прибытия короля Львов стал настоящей столицей Речи Посполитой. В одно время с королем сюда со всех концов страны съехалась большая часть епископов и все те сановники, которые не служили врагу. Изданные Lauda* призвали к оружию шляхту Русского и соседних с ним воеводств, а так как шведы в тех краях вовсе не бывали, явилось ее множество и во всеоружии. Люди не могли нарадоваться, глядя на это ополчение; ничем не напоминало оно той великопольской шляхты, которая под Уйстем оказала врагу столь слабое сопротивление. Сюда прибывала грозная и воинственная шляхта, вскормленная в седле и на поле брани, за время постоянных набегов татарских орд привыкшая к кровопролитию и пожарам и саблей владевшая лучше, нежели латынью. Война с Хмельницким, которая длилась беспрерывно все последние семь лет, тоже многому ее научила, так что в ополчении не было человека, который не побывал бы в огне по меньшей мере столько раз, сколько было ему лет. Всё новые и новые рои шляхты прибывали во Львов. Одни двигались с крутых склонов Бещад, другие с берегов Прута, Днестра и Серета; кто жил на извилистых притоках Днестра, кто жил на широком Буге, кто на Синюхе не был стерт с лица земли крестьянским восстанием, кто остался цел на татарских рубежах, все по зову короля направлялись теперь во град Льва, чтобы оттуда двинуться на неведомого еще врага. Валом валила шляхта с Волыни и из воеводств еще более отдаленных, такую ненависть разожгла во всех душах страшная весть о том, что под Ченстоховой враг поднял святотатственную руку на покровительницу Речи Посполитой.
_______________
* Буквально: похвалы (лат.). В Речи Посполитой так называли постановления сеймиков земель, поветов, воеводств.
Казаки не смели чинить шляхте препоны, ибо растрогались сердца даже самых закоренелых, да и татары принуждали их слать к королю послов и челом бить ему и в сотый раз приносить присягу на верность. Грозное для врагов короля татарское посольство под водительством Субагази-бея находилось во Львове; от имени хана оно предлагало в помощь Речи Посполитой стотысячную орду, из которой сорок тысяч могли немедленно двинуться в поход из-под Каменца.