156434.fb2
Он ошибся, кол был предназначен для Сороки.
В дрожащих отблесках пламени он увидел и самого Сороку. Старый солдат сидел около бревна на стульце, без шапки, со связанными руками; его стерегли четверо солдат. Какой-то человек в безрукавке поил его в эту минуту водкой из плоской кружки; Сорока пил с жадностью. Выпив всю водку, он сплюнул, и в эту самую минуту Кмицица поставили между двумя всадниками в первой шеренге; солдат увидел его, сорвался со стульца и вытянулся, как на параде.
С минуту они глядели друг на друга. Лицо Сороки было спокойно и решительно; он только двигал челюстями, точно все что-то жевал.
- Сорока! - простонал наконец Кмициц.
- Слушаюсь! - ответил солдат.
И снова воцарилось молчание. Да и о чем было им говорить в такую минуту! Но вот палач, который поил Сороку водкой, подошел к нему.
- Ну, старина, - сказал он, - пора!
- А вы попрямей посадите!
- Не бойся!
Сорока не боялся; но когда он почувствовал на своем плече руку палача, он задышал тяжело и трудно и наконец сказал:
- Еще горелки!
- Нету!
Вдруг один из солдат выехал из шеренги и подал флягу.
- Есть. Дайте ему!
- Смирно! - скомандовал Гловбич.
Но человек в безрукавке все-таки прижал флягу к губам Сороки, и тот снова пил, а выпив, глубоко вздохнул.
- Вот она, солдатская доля! - сказал он. - Вот награда за тридцать лет службы! Ну, пора так пора!
К нему подошел второй палач, и его стали раздевать.
Наступила минута молчания.
Факелы дрожали в руках у людей. Всем стало страшно.
Но вот ропот пробежал по рядам солдат, окружавших площадку; он становился все громче. Солдат не палач. Он сам убивает, но не любит смотреть на страданья.
- Молчать! - крикнул Гловбич.
Ропот перешел в общий крик, в котором слышались отдельные возгласы: "Дьяволы! Черти! Собачья служба!"
Вдруг Кмициц крикнул так, точно его самого посадили на кол:
- Стой!!!
Палачи невольно остановились. Все глаза обратились на Кмицица.
- Солдаты! - крикнул пан Анджей. - Князь Богуслав предал короля и Речь Посполитую! Вы окружены, и завтра вас истребят всех до единого! Вы служите изменнику! Но кто бросит службу, бросит изменника, того ждет прощение короля, прощение гетмана! Выбирайте! Смерть и позор или завтра награда! Я жалованье вам заплачу и каждому дам по дукату, по два дуката! Выбирайте! Не вам, честным солдатам, служить изменнику! Да здравствует великий гетман литовский!
Крик перешел в гул. Ряды расстроились.
Десятка два голосов крикнули:
- Да здравствует король!
- Довольно с нас этой службы!
- Смерть изменнику!
- Стой! Стой! - кричали другие голоса.
- Завтра ждет вас позорный конец! - ревел Кмициц.
- Татары в Суховоле!
- Князь изменник!
- Против короля воюем!
- Бей его!
- К князю!
- Стой!
Во всеобщем смятении чья-то сабля перерезала веревки, связывавшие руки Кмицица. Тот тут же вскочил на одного из коней, которые должны были поднять Сороку на кол, и крикнул, уже сидя верхом:
- За мной к гетману!
- Иду! - крикнул Гловбич. - Да здравствует король!
- Да здравствует король! - ответило полсотни голосов и мгновенно сверкнуло полсотни сабель.
- Сороку на коня! - снова скомандовал Кмициц.
Солдаты, которые хотели оказать сопротивление, увидев обнаженные сабли, смолкли. Один все-таки повернул коня и исчез через минуту из глаз. Факелы погасли. Темнота окутала всех.
- За мной! - раздался голос Кмицица.
И люди беспорядочной толпой рванулись с места, затем вытянулись длинной вереницей.
Отъехав с полверсты, в березовой роще, лежавшей по левую сторону стана, наткнулись на сильное пешее охранение.