(— Ну, богоотступник, — начал в день следующего заседания советник, — регистр преступлений твоих подходит к концу. Ты отлично показал нам, как утроить семь смертных грехов, ловко перетасовать, перекрутить и в результате получить ноль из двадцати одного. Нелепыми, за волосы притянутыми россказнями ты вытянул пять месяцев и две недели, предполагая, разумеется, что французы возьмут крепость и вызволят тебя. Сего не произошло. Остается последнее преступление — твоя подлая измена в Кобленце. Здесь я держу тебя крепко. Хотел бы знать, как ты на сей раз вывернешься.)
— Попытаюсь, — ответил обвиняемый и вознес молитвы своей музе, — ведь с ее помощью он день за днем оставался на роковой черте, отделяющей сей прекрасный мир от царства теней.
Вам хорошо известно, милостивые господа, что я после бегства из французского лагеря поступил сюда на службу и долг свой исполнял точно и добросовестно, как полагается хорошему солдату.
(— Надо признать, ты был лучшим констаблером в моей артиллерии, — объявил князь.)
Однажды, когда у себя в каземате я углубился в канонирские свои штудии, часовые привели бродячего торговца, который стоял перед укреплениями и утверждал, будто бы я послал его на вражеские позиции и теперь он вернулся с важным донесением. Чушь, никого я с поручением не посылал. Тем не менее я велел его позвать.
Коренастый, плотный малый с хитрой, довольно зловещей физиономией. На его спине уместилась целая аптека — деревянный шкафчик с двумя дверцами, набитый всевозможными снадобьями, мазями, чудодейственными пилюлями. Малый ухмыльнулся и фамильярно подмигнул;
— Не узнаешь меня?
— Признаться, впервые твою рожу наблюдаю.
— Я твою тоже не видел, однако узнал тебя, Бельфегор!
— Ты, Бегерик? — спросил я встревоженно. Стражу пришлось услать, надо было поговорить без свидетелей.
— Ну и дела! Ты ведь никогда не видел меня без маски.
— Экая важность. Я ношу два волшебных кольца — одно на правом мизинце, другое на левом. Камни повернуты к ладони. Например, говорю себе: хочу повидать Бельфегора — брата по крови. Одно кольцо поворачивается, указывает дорогу — никакие перепутья и перекрестки не страшны. Если оба кольца поворачиваются камнями вверх — значит, я у цели, и Бельфегор здесь.
Объяснение довольно туманное, и все-таки не мог я запросто отмахнуться от дьяволова приспешника: был он верным товарищем, и не зря каждый выпил струйку крови из вены другого. Моя кровь текла в его жилах, его — в моих.
— Что привело тебя? Здесь, кроме раскаленных ядер, нечем поживиться.
— Я пришел поменяться с тобой телом.
— Зачем это?
— По приказу инициатора.
— Так ты все еще рыцарь козла?
— Равно как и ты. От болезни можно излечиться, со службы уйти, одежду скинуть, женщину бросить, но кто стал рыцарем козла, тот вечно им останется.
— Но ведь я заложил только тело, не душу.
— Мне и нужно тело. Жалкую свою душонку оставь себе да колену Авраамову. Но мы обменяемся телами. И пусть душа твоя творит в моем теле что хочет.
— К чему мне твое тело? Что делать с ним прикажешь?
— Займешься моим ремеслом. Будешь разным простакам продавать териак, мышьяк, lapis nephriticus, nostoc Paracelsi,[74] опопонакс и саламандровую мазь. Работенка пустяковая, талеры веские.
— Но я ни черта не понимаю во всех этих снадобьях. Откуда мне знать, каким от какой болезни пользуют?
— Голову ломать нет нужды. Посмотри-ка в шкафчик. Все стоит на полочках красиво, аккуратно, в тиглях, колбах, оловянных коробочках. И с названиями. А здесь, под каждым лекарством, крохотными буквами — только в сильную лупу и разглядеть — его свойства и от какой хворости помогает. Пациент придет, указание прочти и продавай себе за хорошую, разумную цену.
— И долго мне в твоей шкуре торчать? И надолго ли ты примешь благородное мое обличье?
— Покуда нас обоих не потянет на прежнее место. Вот, бери одно кольцо, другое себе оставлю. Когда придет момент и мы одновременно повернем кольцо на мизинце, каждый почувствует себя в натуральном своем теле. Надевай кольцо, кликни солдат. Пусть выведут меня к воротам крепости и отпустят. Впрочем, налей-ка стакан шнапса.
Я позвал стражу, отдал соответствующий приказ, налил шнапса и протянул стакан Бегерику. И тут реально ощутил себя в его теле — шнапс обжег мне горло.
Это ощущение еще раз подтвердилось в ту же минуту. Вошел канонир и доложил: треснуло второе орудие третьей батареи. Я и услышал, как мои губы зашевелились и произнесли:
— Сварите клей да залейте трещину. Обмотайте ствол прочным канатом, чтоб трещины дальше не пошли.
Часовой и канонир переглянулись и давай хихикать в ладонь. «Ну и дела», — подумал я и шепнул Бегерику:
— Поменяемся снова на минутку.
Мы повернули наши кольца. Придя в себя, я приказал канониру:
— Отнеси ствол в литейную. Достань из четвертой камеры бронзовую длинноствольную пушку. Чего зубы скалишь, дурак!
И опять поменялся с Бегериком.
И вышел из крепости в теле Бегерика и пошел какой-то дорогой. Разумеется, попал в расположение осаждающих войск и, разумеется, меня задержали. И тут, изумленный, я понял, что не знаю французского языка. Это я-то, владевший латынью, английским, французским, польским, русским, индусским, голландским! Ничего не различало глупое ухо Бегерика, а губы что-то бормотали на швабском диалекте. Привели меня к французскому командующему, и объясняться я мог только через переводчика.
— Ты был в крепости?
— Да.
— Передал констаблеру, что я велел?
— Да.
— Что он ответил?
— Все исполнит в точности.
Сунул мне командующий пятьдесят талеров. За какие такие заслуги? Махнул рукой — уходи, дескать, больше не нужен.
Я повернулся и двинулся куда глаза глядят, странствуя из одного города в другой, пока не достиг Магдебурга. Заработал прилично на сомнительных своих медикаментах, купил повозку с лошадью, дабы не таскать на спине аптечный ящик, нанял даже зазывалу: пока я располагался на рыночной пощади, парень то в барабан бил, то в трубу дудел. Понравилась мне беззаботная бродячая жизнь, и на ум даже не приходило затребовать свое тело обратно. Коли Бегерику охота, пусть себе палит из пушек в Эренбрейтштейне. Очень разумным и удобным оказалось тело Бегерика, и душа моя чувствовала себя в нем отменно. Правда, я хорошо о нем заботился, питал и насыщал, как свое собственное. Я вполне мог себе это позволить. Все доктора Магдебурга приуныли с тех пор, как я появился, — люди желали лечиться только у меня. Мои снадобья творили чудеса.
Но однажды случилась беда. Когда я торговал на рынке, ткнул какой-то проходимец — наверняка подкупленный завистливым доктором — пучок горящей соломы в ухо моей лошади: бедная скотина понеслась как безумная, повозка опрокинулась, все медикаменты посыпались на дорогу. Хорошо хоть шею себе не сломал. А плохо, что я теперь не знал, как расположить лекарства: рассовал наудачу обратно в ящик и, конечно же, многие перепутал.
Уйма недоразумений возникла, даже и говорить не хочется. К примеру, лечил синдика — у него одна нога была короче другой. А я был малость с перепоя после приятного французского вина и сдуру натер растяжительной мазью ноги и без того длинную. Вот и результат: ложился синдик спать, а ногу приходилось возлагать на шкаф; вставал — голова упиралась в потолок. Понятно, возненавидел он меня на всю жизнь.
Другой казус: с президентом торговой палаты случился удар — ноги отнялись и передвигался он на костылях. Имелось у меня чудодейственное средство. Только вот в чем штука: снадобья требовалось с горошину, а я, по глупости, употребил для растирания чуть не половину тигля. Вселился в президента дух беспокойной быстроты, пришлось почтенному пожилому господину служить гонцом у курфюрста бранденбургского — ноги ходить отказывались, только бежать соглашались. Сидеть он мог только за ткацким станком, беспрерывно дрыгая коленями, а во сне его привязывали к ступенчатому мельничному колесу.
Много несчастий произошло из-за путаницы с медикаментами, и вконец испортилась моя врачебная репутация. Имелись у меня замечательные мази. С помощью одной на лысой голове появлялась пышная шевелюра; с помощью другой вместо выпавших зубов вырастали новые — надо только губы намазать. Вследствие злосчастного приключения лекарства на полке поменялись местами.
И что же. У одного моего пациента выросли на лбу огромные клыки, которые всякий принимал за рога — представляете, какой конфуз для женатого человека! А некая несчастная дама вместо недостающих зубов украсилась роскошными усами на зависть любому тамбурмажору.
И однако все это пустяки в сравнении с тем, как я обошелся с супругой главного судьи. Беременная госпожа не могла избавиться от икоты даже с помощью целого консилиума докторов. Конечно, у меня было хорошее средство от подобной напасти, только я и на сей раз сплоховал — выдал ей парочку пилюль, что немало способствует курам в их благородном и натуральном занятии. Через несколько недель уважаемая фрау родила семерых здоровых детей.
(— Нет, в последний случай ни за что не поверю, — воскликнул князь, у которого от беспрестанного смеха пояс чуть не лопался. — Признайся, тут ты несколько заврался.
— Позвольте, ваше сиятельство, — вмешался советник. — Подобный факт отмечен в одной венгерской хронике. Некому графу Микбанусу жена чудесным образом преподнесла семерых сыновей. Все благополучно выросли.
— Дама, надо полагать, тоже угостилась парочкой куриных пилюль.)
Мои роковые ошибки возбудили сильное недовольство, но все несчастья увенчало дело с бургомистром. Я владел двумя чудесными эликсирами: один удалял красноту с носа, другой превращал серебряные предметы в золотые. Бургомистр обладал большой серебряной табакеркой и основательным красным носом. Однажды он тайно вызвал меня и велел — если мои средства действительно столь уникальны — произвести опыт: превратить серебряную табакерку в золотую, а также удалить с носа красноту. Проклятая неразбериха! Эликсиры поменялись местами, и в результате… бургомистр обзавелся золотым носом, а серебряная табакерка вообще пропала.
(Последний опыт так понравился его сиятельству, что он, устав смеяться, махнул рукой:
— Ладно. Хватит на сегодня. Вредно столько веселиться, оставим на завтра.)
Вспыхнул серьезный конфликт. Бургомистр, в принципе, не имел ничего против золотого носа, его удручала пропажа серебряной табакерки. Он откровенно подозревал меня в воровстве. Если б он хоть чуть-чуть разбирался в химии! Ведь одни элементы прямо-таки рвутся уничтожить другие: argentum vivum пожирает золото и aqua fortis[75] набрасывается на серебро, словно голодная корова на ячмень. Это и есть «оккультные свойства». Жители Магдебурга, к сожалению, ничего не разумели в проблемах столь трансцендентальных. Дело передали старшине, затем фогту, который имел в зятьях некоего doctor medicinae et magister chirurgiae.[76] Из чистой зависти и злобы вынесли вердикт: должно меня, как вундердоктора и колдуна, живущего на пагубу честным христианам, привязать к позорному столбу и предать бичеванию.
Тут и настало время сказать: ну, любезный друг Бегерик, твое тело вполне устраивало меня, пока я мог насыщать оное устрицами да гусиным паштетом. Сейчас предстоит мне свидание с кошкой-девятихвосткой — давай-ка поменяемся, может, и тебе наскучила телесная моя кондиция. Привязали к столбу, палач спину оголил и при сем обнаружил многочисленные следы плетей. Я, понятным образом, ничего не ведал о такой картине Бегериковой спины. Значит, плети для Бегерика были отнюдь не внове. Подумал палач и взял бич потяжелей, украшенный кривыми гвоздями. Нет, дорогой кровный братец, изволь сам терпеть.
Обе мои руки привязали так, словно я обнимал столб. Все же удалось повернуть кольцо и… в ту же секунду я очутился в каземате Эренбрейтштейна. Передо мной стоял его милость советник, совал под нос письмо, показывал на «огненный кувшин» и требовал объяснений.
Я сообразил, для какого злодейства брат по крови использовал мое тело. Французы — союзники рыцарей козла — послали его ради гнусного предательства. И когда мой приятель понял, что попался и козни его раскрыты, он долго раздумывать не стал, а справедливо решил: забирай-ка, Бельфегор, свое тело обратно, мне сейчас в моем получше будет. Крутанул свое колечко, и… Могу представить его изумление: только свиделся с собственным телом, как палач угостил его со свиданьицем — кожа на спине пропорота в семи местах. До сих пор от всего сердца хохочу, как представлю его физиономию.
Вот правдивая история последнего смертного греха.
Средство от нефрита. Мазь Парацельса (лат.).
Ртуть. Азотная кислота (лат.).
Доктор медицины. Магистр хирургии (лат.).