- Э-э! – заволновался Викентий Алексеевич. – А это? – протянул сигарету, брезгливо зажатую двумя пальцами. – А кто убирать будет за вами?
- Так, ты, - спокойно объяснил обернувшийся Циркуль. – Ты у нас последний с сигаретой.
- Ну, паразиты! – Викеша с силой бросил сигарету в урну и промазал. – Издеваетесь? Возьмусь я за вас, умников.
- Ладно, - сжалился вернувшийся Макс, - я за тебя приберусь.
- 2 –
День выдался явно блатным. Только-только все учёные, на дерьме печёные, привычно устроились за кульманами, занимавшими три смежные комнаты с зияющими дверными проёмами, как вышедший из шефской кельи, обустроенной в бывшей ванной, Викентий Алексеевич призвал подопечных под недрёманное руководящее око. Кроме честной компании курящих и отщепенца Валька, пришлёпали и три учёные дамы: одна – солидная полная и брюнетистая, с внушительным бюстом и в очках, лет этак за 30, и две – блондинисто-русые пигалицы, лет этак до 30.
- Я собрал вас, - сходу объяснил шеф, - чтобы сообщить пренеприятнейшее известие…
- Месячная премия накрылась! – ужаснулся Серый. – Мы перечислим её в какой-нибудь фонд или пожертвуем на чей-нибудь юбилей.
- Или кого-нибудь, - предположил Бен наихудшее, - за ушко да за дверь на солнышко. Наученные многолетним опытом местные деятели науки знали, что от собраний по инициативе начальства ничего хорошего ждать не приходится.
- …известие о том, - продолжал противным ровным голосом глашатай верхов, - что вчера состоялось координационное совещание всех НИИ региона… - Замершее было собрание ожило, задвигалось, устраиваясь поудобнее, чтобы с ехидцей послушать про бесполезную трепотню на высшем научном уровне, хотя бы косвенно приобщаясь к сонму великих. - …На котором, - тянул резину руководящий трепач, - утвердили госнацпроект по массовому офизкультуриванию и оспортизации растущего контингента хилеющих работников сидячего труда. – Сидячие трудяги совсем взбодрились, не услышав ничего тревожного о преминизации и сокращенизации. – Из достоверных источников, - продолжал информатор, - близких к верхам, - начальник сделал многозначительную паузу, наслаждаясь конфиденциальной информированностью, - стало известно, - опять притормозил, - что уже спущена директива сверху, - он посмотрел вверх, и все – за ним, но там по грязному потолку, украшенному гирляндами паутины, ползали только отощавшие мухи. - А за ней, - повысил и укрепил голос, - обязательно посыпятся немалые деньги, - он предупредительно подставил ладони под финансовый дождь, опять смиренно посмотрев вверх, чтобы увидеть источник, и опять все – за ним, а Фигаро, подержав ладони, быстро сложил их в кулачок, будто поймал. Жаждущие дармового обогащения ринулись к нему, он осторожно поднял верхнюю ладонную покрышку, и под ней обнаружилась – дуля! Послышался одновременный вздох разочарования и удовлетворения, но начальник никак не определил своей позиции, кроме краткого не по адресу: - Фигляры! Не дождётесь! За так не посыпятся!
- А за как? – спросил прилизанный Доу-Джонс, платонически интересующийся любыми финансовыми операциями, особенно теми, где дают.
- За дело! – сгоряча рявкнул начальник и опомнился, вспомнив, что часто дают и не за дело, а по блату. – Что за дурная манера перебивать старших? – успокоился. – В сентябре, - приоткрыл ящик Пандоры, - состоится всеНИИнститутская спартакиада…
- Гульнём, братцы! – обрадовался Макс. – Ларьков понавезут, лотков, пива… поддержим офизобурдизацию и оспиртонизацию трудящихся масс, - и масса, обделённая не только приличным хлебом, но и живыми зрелищами, обрадованно зашевелилась. – На спортсменочек в неглиже полюбуемся, поорём за наших…
- За кого «за наших»? – жёстко попросил уточнения начальник, но все враз сжались, и никто не ответил, никто не хотел сходить с трибуны. – Так что, наши: на чужой каравай пасть не разевай. Награды и мани на этот раз достанутся настоящим героям.
- Блажен, кто верует в своё, - тонко заметил молчаливый Циркуль.
- От имени ареопага, - торжественно повысил голос Викентий Алексеевич, - заверяю, что олимпийцы будут награждены почётными грамотами и ценными призами.
- И ни тугрика? – обиженно вскричал Бен-Григорион, даже не надеясь на шекели.
- За что ухайдакиваемся на стадионах? – поддержал товарища Гусар. – Жизнь гробим за электробритвы и транзисторы.
Начальник успокаивающе поднял руку.
- Спокойно, спокойно, - утихомиривал спортсменов, видевших стадион только по телевизору. – Зато командные победители получат по внушительному гранту.
- Это ещё что за новшество – удивился Старче, - в клоках сена, подвешенных перед тянущей обессиленной лошадью с громадной телегой? И сколько в клоке?
Викентий Алексеевич значительно улыбнулся – ему было чем похвастать, обвёл всех присутствующих весёлым взглядом и объявил:
- По предварительным прикидкам… может обломиться… по полугодовому фонду зарплаты.
- Ништяк! – восхитился Старче. – Ни за что, ни про что?
Заволновался и Макс, а Доу-Джонс усиленно шевелил губами, подняв глаза к грантомётному верху.
- Нам-то, сермякам, на рыло, в случае чего, что достанется, кроме славы?
Начальник сжал губы, сузил глаза.
- Персональную грантизацию будут решать, с учётом личных спортивных успехов и вклада в общую чемпионскую копилку, руководство предприятия с профкомом.
- Вы, что ли, с Марьей? – уточнил Макс. – Требую ввести в состав наградной комиссии тройку авторитетных товарищей: Петра Леонидовича, - официально назвал он Старче, - Арсения Ивановича, - то есть, Циркуля, - и Ивана Царевича. Кто – «против»? Никто! Замётано! – Разрешил шефу: - Правь дальше: за что конкретно шиши?
- Спасибо, - юродствуя, поклонился Викеша за разрешение продолжить научно-спортивный базар. – Решено, - он опять поднял глаза вверх, и все присоединились к нему и к Доу-Джонсу, который давно уже что-то вышаривал там, - что зачётными будут лёгкая атлетика с пятью дисциплинами, плавание с тремя дистанциями и спортивная игра по выбору из трёх. Зачётные условия: наибольшее количество побед в каждом виде спорта плюс стопроцентная массовость участия в спартакиаде. – Помолчал и припечатал: - Без всяких ХУ!
Массовые спортсмены приуныли, вернувшись к своим корытам и соображая, как бы отлынить, вывернуться из массы и устроиться в спокойной индивидуальной нише. И, как всегда, сразу же нашёлся мутитель массы, предавший общую благородную цель ради своей крохотной меркантильной целишки.
- Подумаешь – гранты! – потянул предательскую линию хронический больной с доброкачественной опухолью. – Обойдёмся! Не хватало ещё гробить и так надорванное здоровье ради каких-то полугодовых крох! – Доу-Джонс длинно и грустно вздохнул. – А если травма? Себе дороже обойдётся! Предлагаю не вляпываться в авантюру, а спокойненько, без надрыва центрального нерва, перетерпеть физкультурно-спортивный ажиотаж у ларьков и на трибунах. Кто – «за»? Все! Так что, начальник, мы единогласно – «против». На немощного божья кара не падёт!
- Падёт, - возразил шеф.
- Что падёт? – не понял пузатый мутьевод.
- Позор! – как отрезал Викеша и даже изобразил брезгливую гримасу. – Позор на всю научную Европу! – Он с силой выдохнул враз скопившееся отвращение. – Позорное клеймо доходяг и хиляков! – Тяжело передохнул. – Как будем смотреть в глаза знакомым? Друг другу? Несчастным опозоренным жёнам и детям? Зинуле-Нинуле? – И как выстрелил: - Вы не мужики, а… а… а… - но, так и не подобрав достойного определения, поведал со скорбью: - И плакали наши ассигнования на будущий год! Кто же даст ХУ… - он вовремя остановился, не продолжив напрашивающегося ярлыка, и выкрикнул, вспылив: - Всех на швейную фабрику!
Наступила гробовая тишина, прерываемая только частым и виноватым хлюпаньем простуженного носа Серого.
- Постой, дарагой! – первым не выдержал гнетущего разлада в почтенном научном семействе горячий Вахтанг. – Зачем кипятиться? – и строго покачал перед расстроенной личностью начальника кривым смуглым пальцем, покрытым снаружи густыми чёрными волосками. – Большие дела делают на холодную голову, вдумчиво и не надрываясь. Как говорят русские: один раз отмерь, отложи, подумай, а потом отрежь…
- …не там, где надо, - закончил Гусар, очень близко знакомый с житейской кройкой.
- Вот, посмотри, - разгорячился холодный грузин и выпятил грудь с расстёгнутой почти до пояса рубашкой, из проёма которой вылезала густая бурая шерсть орангутанга. – Кто сказал, что я не мужчина? Посмотри! – он поворочал жирным торсом, чтобы все убедились в его мужской принадлежности. – А он? – ткнул пальцем в Ивана. – И таких у нас…
- …раз, два – и обчёлся, - презрительно подытожила Марья Ивановна, сдвинув очки по носу ближе к глазам, чтобы не ошибиться в счёте. Зинуля с Нинулей звончато прыснули, согласные с дебитом, зарделись от смущения и виновато опустили глаза, не забыв стрельнуть серо-голубым огнём в Царевича.
- Зачем так, дорогая? – обиделся первый мужчина на деревне. – А-я-яй! Нехорошо! – и опять к начальнику: - Ты не так понял Макса, - и разъяснил: - Он, правда, сказал: мы – «против», но не окончательно! – и рассмеялся, довольный интерпретацией.
Викентий Алексеевич и без объяснений успокоился, вспомнив, что в их интеллектуально развитом обществе «да» не всегда означает согласие, а «нет» - отрицание, и если говорят «нет», то это может быть и «да», всё зависит от оттенков ответа, скрытых нюансов. Кинг-Конг хорошо разбирался в нравах учёных коллег, всегда по-интеллигентски оставлявших лазейку для увёртывания и отступления. Он вздохнул, смирясь с внутриколлективным бардаком и уточнил единогласную позицию «против»:
- Значит, все – «за»?
Смирившись с судьбой, легкомысленно относясь к её зигзагам, молодые радостно заорали: «да-да!», «а то!», «все, как один!», и только консервативные старперы упорно молчали, давая понять, что они тоже уже не «против», но, ни в коем случае, не «за», вынуждены подчиниться коллективному мнению, за последствия реализации которого ответственности не несут.
- А нельзя ли, - в последний раз попытался вывернуться Макс, занимающий самую крайне правую негативную позицию в отношении к любым лишним телодвижениям, - организовать подставы, как всегда делают в любых самых наипередовейших спортивных коллективах. Оформим на месячишко чертёжниками пару-тройку студентов-разрядников, они за нас и сбегают, и спрыгают, и сплавают. Нам – грант, им – чего-нибудь на молочишко. Неплохо придумано, а?
- Не выйдет, - отмёл заманчивое предложение шеф. – У нас и так сверхнормативный фонд зарплаты, и, кроме того, для исключения подобных подмен, запрещено участвовать в спартакиаде всем, принятым на работу в течение ближайшего полугода.
- Вот, паразиты! – возмутился Макс. – Полнейшая дискриминация! Всё против трудящихся!
- И будет жесточайшая проверка документов.
- Ну, - снисходительно улыбнулся сторонник взаимозаменяемости трудящихся, - любой документ подделать ничего не стоит.