В пустом на две трети дневном зале мы стыдливо примостились с краю, чтобы не застить мелюзге экран, и с неподдельным интересом уже в который раз сопереживали, казалось, безнадёжным проигрышам солдата, выигравшего, в конце концов, главный приз-грант – веру в себя и самоуважение. И каждый из нас, хотелось верить, захотел стать непобедимым оптимистом Суховым.
После кина, улыбаясь и жалея о расставании с везучим красноармейцем, завернули в соседнее кафе и, к ярости официантки, заняли почти весь зальчик, а заказали всего-то по булочке и молочному коктейлю. А расходились по домам, прямо и дружелюбно глядя друг другу в глаза. Что ни говори, а мы – команда.
И вот, сегодня мы выиграли. Перед самой игрой будущий Газаев произвёл эффектную рокировку, заняв моё место плеймекера и выдвинув меня в центрфорварды, наказав нам с Серым ни при каких обстоятельствах не оттягиваться в защиту и активно пастись вблизи штрафной соперников в ожидании длинных пасов. А всем наказал играть только низом, поскольку наши мягкие и шишковатые от излишнего ума головы не приспособлены к верховой игре. И ещё он сказал, что в отсутствие техники и футбольного таланта, у нас, как и у всего нашего медлительного северного народа, нашими козырями в чужой игре являются нахрапистость, выносливость, наглый прессинг на грани фола, бесстрашие и бесшабашность в единоборстве, терпение и взаимостраховка. Главное – сохранить свои ворота в неприкосновенности в первом тайме, вымотать противника физически, вывести из психологического равновесия, а во втором собраться с остатками сил, забить хотя бы один гол и уйти в глухую защиту. Так учат все наши поседевшие тренерские корифеи. И ещё Валёк напомнил, что мы не олимпийцы и не профессионалы, чтобы просто играть, и обязаны побеждать. Сегодня, заключил он наставление, мы должны выиграть, во что бы то ни стало и каких бы сил нам ни стоило, и никаких ХУ! И мы согласно рявкнули: «Никаких ХУ!». И выиграли!
С самого начала игры нана-молодцы, моложавые и холёные, красуясь надутыми на тренажёрах выпуклыми мышцами качков-любителей, быстро и резво забегали, выпендриваясь с мячом и без него, как будто нас и нет на поле. А наши, встав непроходимой стеной перед своей штрафной, не больно-то впечатлились, а стали безжалостно толкать нана-недотрог, валить красавчиков при случае и без случая, жёстко блокировать каждое движение, каждый приём мяча, нечаянно наступая на ноги и хлёстко выбивая мяч у них из-под ног, не заботясь о сохранности нана-конечностей. И к середине тайма, увидев, что игра складывается не по их красивому сценарию, мальчики явно расстроились, им уже надоело так жёстко играть, они начали передвигаться автоматом, откровенно, не по-станиславски, грубить и не по-нановски хамить, а к концу тайма заметно подустали и сникли, потеряв запал. Да и с чего ему быть? С нана-виртуальных тренировок и модного пива – одна бутылка на троих в день? А мы, закалённые физическими упражнениями на свежем воздухе и молочным коктейлем из китайского суррогатного молока, только разбухарились и даже жалели, что тайм кончился, и придётся ждать второго, чтобы наказать нана-пивососов за самонадеянность. Мы с Серым тоже немало попортили им нервов, то и дело выскакивая на длинные пасы Валька за спины целых четырёх караульщиков, и со всей силы лупили по воротам и даже попадали в створ, который защищал мастерящийся вратарь, одетый во всё настоящее вратарское и даже в разноцветные перчатки. Он красиво становился на колено или заранее ложился набок и эффектно забирал мячи, если они докатывались до него от наших пушечных ударов.
Чутко уловив апатию, овладевшую псевдо-атлетами, наш Хиддинк во втором тайме произвёл не менее эффектную рокировку, и дважды после его точных и по-настоящему сильных ударов нана-вратарь бросался на мяч, который уже пересёк линию ворот. После этого мы всей командой ушли в глухую оборону, да и позёры уже не лезли в бессмысленные атаки, смирившись с логичным результатом. Логичным потому, что мы очень хотели победить, а они – просто поиграть и покрасоваться по-олимпийски. Слабы духом молодые, слабы по сравнению с нами, старичками! После этого выигрыша даже известному спортивному прогнозисту по не набранным командами очкам - Гусеву понятно, что мы попадём-таки в полуфинал, если завтра наники не набросают шоферам больше трёх мячей. А дальше… Макс, судивший две игры во второй подгруппе, пугает, что там команды сильнее, особенно одна, и загадочно улыбается.
«__» «____». Нет, нана-слабаки не забили четыре мяча, ограничились одним, выиграв у шоферов 1:0, и остались на последнем месте. А гонору-то было! Мы же, по лучшей разнице мячей, вышли на чистое первое и теперь сразимся с неизвестной пока второй командой второй подгруппы. Ай да Валентин! Наш тренер не только классный специалист, но и везунчик. Именно такие нужны нашему корявому национальному футболу. Даёшь грант!
«__» «____». Никто из нас, по крайней мере – вслух, не сомневается, что завтрашний полуфинал мы выиграем. То ли потому, что обнаглели от запланированной трудной победы, то ли обрели спортивную уверенность от неожиданного выигрыша у сильной команды. Валёк определил наше состояние как пик психофизической формы. Если пикушка у пика острая, то мы, конечно, выиграем завтра, но к финалу начнём сваливаться с пика. А если макушка у пикушки тупая, хотя бы на недельку, то грант наш. И мы пообещали мудрейшему из мудрейших тренеров ничем не заострять свои пикушки, тем более что знали проверенный надёжный способ предматчевой подготовки и пошли для начала смотреть сорок восьмой повтор «Белого солнца пустыни», а потом завернули в знакомое кафе, до скрежета зубовного обрадовав приветливую официантку, и выдули по два супермолочного коктейля. Вечером, не напрягаясь, поупражнялись с битьём мяча по воротам с ходу после длинных пасов. Получается. Мы уже добиваем мяч до ворот с линии штрафной площадки.
Пришла Марья Ивановна и добавила глыбу в пикушку, обрадовав, что, по профсоюзным сведениям, укрупнение будет, но в следующем году, и пострадают от него, в основном, руководители мелких институтов, то бишь – я, которые лишатся хлебных должностишек и несчитанных окладов, а остальным опасаться нечего. Никто не будет сокращён, за исключением явных темнил, и никто не потеряет в зарплате, если соответствует вкладу в науку. Добрые товарищи с добрыми улыбками выразили мне в очередь глубочайшие соболезнования и обещали при случае ходатайствовать о назначении меня ихним новым директором. А я твёрдо знал, что жизнь положу вместе с диссертацией и монографией за то, чтобы никто из них не пострадал.
«__» «_____». И мы – в дамках! Играли с командой института суперкомпозиционных материалов для коммунального хозяйства. Я там каждого второго знаю, начиная с первого – директора. Язва-мужик! Тоже решил пофутболить, а на самом телеса от некомпозиционного жира трясутся.
- Привет! – осклабился приветливо, не знает, чурка, что на футбольном поле знакомых нет, здесь мы – враги лютые и должны не улыбаться друг другу, а скалиться, взглядом обещая разорвать в клочья.
- Привет, - отвечаю сквозь оскаленные зубы и ем его звериным взглядом. – Что-то, - оглядываю вражью стаю, - не узнаю многих. Новеньких перед спартакиадой набрал?
Он нагло ржёт и даже не отводит бесстыжих глаз.
- Растём, - радуется, - расширяемся. – И меня радует: - А вас, слышно, секьюрити? – Мне от бешенства даже глаза жёлтой пеленой застлало, а он подначивает: - Решил, не ожидая, всех в футболисты переквалифицировать? – и опять ржёт, довольный тупой остротой, дебил композиционных наук!
- Не знаю, - цежу сквозь клыки, - будет ли нам секьюрити, а вам сегодня – точно! – и ухожу, поджавши хвост, полный достоинства.
Согласно новейшим тенденциям футбольной психологии, игроков перед ответственным матчем надо как следует накачать спортивной злостью, чтобы они возненавидели соперников и отдали все силы для победы. Помня об этом, я рассказал о стычке, приврав для пользы дела с три короба, и наши, озлобившись, пообещали размазать компматиков по полю. Меня и их ещё больше разозлило то, что они присвоили наш бренд, намалевав на красных майках большую букву «С», а внутри маленькие «км». Вот, сволочуги!
И мы их размазали! Жалко, что это был не финал и что за полуфинал не дают пол-гранта. Слабы оказались композиционщики! Очевидно, так работают, что новейших материалов не хватило даже для того, чтобы подновить хилые бегули. Не помогли и бритые наголо свеженькие младшие научные сотрудники. Уже к концу первого тайма они так ухайдакались, что думали, наверное, как и наники, только о бутылке пива на троих. У них и мысли не было в суженных мозгах, что придётся по-настоящему бегать за старичками, которые ещё и толкаются, и по ногам лупят, не страшась. В общем, слабаки!
Перед тем, как разбежаться на поле по местам, мы впервые принародно собрались в круг около своих ворот, оставив в центре круга капитана, и в единении обняли друг друга руками за плечи. Старче покрутился, пристально вглядываясь в наши лица и выискивая признаки слабины, не нашёл и, подняв правую руку со сжатым кулаком, громко крикнул:
- И никаких… - а мы выдохнули с яростным рёвом:
- …ХУ! – и тоже вздели кулаки вверх.
Зрители поначалу опешили и не поняли: то ли мы не докричали последней буквы, то ли они не дослышали, и только баннер, поднятый над головами наших многочисленных женщин-фанаток, разместившихся на короткой скамейке, разъяснил слово- и буквосочетание клятвы. На синем полотнище выкрашенной простыни пьяными буквами с торопливыми подтёками белой краской было выведено: «Викеша» – вперёд, и никаких ХУ!». Грамотный народ всё понял и дружно, сокращая для удобства, заорал: «Викеша – ХУ!», несомненно, считая «ХУ!» синонимом «фас!». Так удачным баннером и, главное, хлёсткой и звучной клятвой мы завоевали симпатии всего стадиона, дружно и с упоением скандировавшего на протяжении всего матча: начиная громко – «Ви-ке-ша» и заканчивая громогласным пушечным – «ХУ!».
Задание на игру от Валька, с которым мы опять начинали в рокировке, было кратким и пьянящим: сразу на предельных скоростях навалиться на чужие ворота, не выпускать соперников на нашу половину поля, измотать точными короткими пасами и частыми ударами и постараться забить быстрый гол. А потом перейти на свою половину поля и играть на контратаках. Так и начали, но Серый спутал все карты и, нарушив задание, быстро забил два гола. Сначала с отменного паса Фигаро он ловко увернулся от выставленной ноги защитника, обошёл его и тут же обманным движением направил в сторону другого, а сам оказался прямо против вратаря и филигранным ударом подъёмом стопы отправил мяч точно в створ его расставленных ног. Не успели разыграть с центра, как Валёк, почувствовав, что Серёга сегодня на самом острие пикушки, дал ему длинный пас на выход, и Серый не подкачал, догнал мяч недалеко от чужой штрафной, с ходу обмотал неуклюжего защитника, проскочил между двумя другими, и снова вратарь только глазами проводил, наклонившись, укатывающийся между ног второй обидный мяч. После этого незадачливый голкипер весь матч простоял с сомкнутыми ногами. Воодушевлённые Серёгиной удачей, мы и не думали уходить в защиту, а с ещё большим остервенением кидались на мяч, проталкиваясь с ним сквозь плотные ряды уже умаявшихся защитников. Нами овладел неописуемый кураж, заквашенный на спортивной злости. Вот Бен дважды промазал впритирку со штангой, и я трижды угодил в статую вратаря, в общем, третий гол неминуемо назревал. И он был бы, и опять от Серого, если бы его грубо не сбили в штрафной, устроив коробочку, два бритых МНСа. Безусловный пенальти! Кому бить? Ясно, что Вальку. Никто и не претендовал на его законное право лучшего забивалы. Прихрамывающего Серенького увели под руки с поля ассистенты: Мамма-мия и Земфира. Мяч уложили на затоптанную одиннадцатиметровую отметку, Валёк небрежно разбегается и сильно бьёт… в крестовину. Мяч отскакивает в поле, и расторопный защитник, не раздумывая, отправляет его за боковую. Гола нет! Мы ни словом, ни жестом не выразили своего разочарованного отношения к сенсационной неудаче любимого тренера и только разом, осенённо, осознали, что Валёк в команде – не всё, что играть надо не только на него и через него, но и на себя и через себя. И взорвались, и понеслись, сметая окончательно увядшую композитную защиту. В сумятице её, потерявшей ориентацию, я выцарапал мяч из-под ног защитника, немного отскочил в сторону, мгновенным взглядом оценил обстановку и точным ударом щёчкой послал мяч прямо в нижнюю лузу. Вратарь даже не шелохнулся, не успев среагировать на мой фирменный гол не только движением, но и взглядом тоскующих глаз.
Ни словами не рассказать, ни в печати не описать, какие безмерные радость и счастье охватили душу. Ничего подобного не было ни под венцом, ни при защите диссертации. Хотелось прыгать, кувыркаться, пластаться по полю, куда-то бежать, орать что попало, но я стоически сжал в себе эйфорию и мерной рысцой, как ни в чём не бывало, побежал к центру, подгоняемый увесистыми поздравительными шлепками товарищей по макушке и спине. Хотелось скорее начать с центра и забивать, забивать, ещё и ещё, но прозвучал свисток судьи на перерыв, спасший компматов как минимум ещё от двух моих голов.
Но ненадолго. После перерыва мы, не расслабляясь, вкатили им ещё три и снова без Валька. Правда, моим был только один, а остальные добавили Фигаро и Бен. Только тогда мы сбавили темп и сохранили разгромный счёт 6:0 до конца матча. А по окончании нашего бенефиса не было ни щенячьего скулёжа, ни детсадовского визга, ни цветов, ни шампанского. Мы сделали своё дело и сделали хорошо, как надо, чему же тут радоваться? Радовались за нас наши фанатки, с ходу полезшие целоваться, и больше всех досталось Серому, от смущения перехамелеонившемуся в Пунцового.
Итак, мы в полушаге от гранта. Почему-то уже не очень-то и хочется, и жаль, что осталось всего пол-шага.
«__» «_____». Пришёл в институт в прекрасном настроении и, как обычно, без опозданий, к десяти. А Маша в панике: меня вызвали на ковёр к президенту и тоже к десяти. Не спится одуванчикам с утра, пришлось брать ноги в руки и бежать, ехать, бежать, и через пятнадцать минут я, как штык, в предбаннике у секретарши. А там уже грустно подпирают стены на неудобных стульях с прямыми спинками четверо страждущих встречи с сайенсбоссом: наник, компматик, ещё один, с которым имею шапочное знакомство и – приятным сюрпризом – Анна Владимировна. Вежливо здороваюсь, вежливо спрашиваю:
- Кто последний?
Композионщик регочет вполголоса, словно не продул вчера 0:6.
- Мы, - обещает, - уступим вам очередь. Молодым, - объясняет щедрость, - у нас везде дорога.
Женщина тоже не возражает, хотя обычно бабы за очередь могут и волосы выдрать, особенно у лысых. Только присел, чтобы собраться со светлыми мыслями, как на столе у секретарши оглушительно заверещал телефон. Она сняла трубку, выслушала и погнала первым в чистилище вместо меня, молодого, довольно потрёпанного годами шапошника. А мы напряглись, сидим истуканами и молчим, словно незнакомые, словно опасаемся разговорами привлечь к своим неприятностям соседские. Вспомнил, что в беде и невзгодах люди стараются уединиться, в одиночку переждать чёрные дни, и спрашиваю тихонечко у соседа-наника:
- Не знаешь, по какому поводу шмон?
Он наклонился ко мне и, косясь на секретаршу, успокаивает:
- Похоже, ищут третьих.
- А-а, - тяну удовлетворённо, не ошибся, значит, в прогнозах. Со мной всё ясно, во мне они в два счёта найдут третьего лишнего, а вот зачем здесь Анна Владимировна? Искоса взглянул на неё, но на мраморном лице - ни одной объясняющей линии.
Вышел сосредоточенно-хмурый шапошник и, не произнеся ни слова, удалился, не похваставшись, какой вытащил билет, и какие достались дополнительные вопросы. Следующим вызвали уверенного в себе и в его инновационных проектах наника. Вошёл уверенным, а вышел растерянным, стирая ладонью крупные капли пота со лба.
- Ничего не понимаю, - пробормотал, опустив голову, - ни-че-го, - огорчённо махнул рукой и удалился, сгорбившись. Композит проводил его насторожённым взглядом, а когда пришла его пора, протиснулся в анклавную дверь боком.
- У вас есть ещё время передумать, - тихо вдохнула яд неслышно подсевшая ко мне Язва Владимировна, заставив от неожиданности вздрогнуть, но я отрицательно помотал головой, побоявшись, что дрожащий голос выдаст неуверенное нервозное состояние. – Пожалеете, - предупредила с шипением и демонстративно пересела подальше от идиота.
Вышел выпаренный компматик, ожесточённо вытер платком-полотенцем багровую шею, с отчаянным вздохом пожаловался в равнодушное пространство:
- 30 лет безупречного стажа – коту под хвост! – и, бормоча, что будет жаловаться, ушёл расти и расширяться.
Секретарша, выслушав очередное телефонное распоряжение, вперила требовательный взгляд в Анну:
- Вам.
Та удивилась, не сразу поверив счастью:
- Мне? – округлила синие озёра. – Вы не ошиблись? – и показала рукой на меня: - Сначала ему. – Без меня меня женила.
- Я никогда не ошибаюсь, - отчеканила церберша, обвинённая в непрофессионализме. Дамы обменялись дуэльными взглядами-выстрелами, и последний остался за секретаршей, а Анна Владимировна резко встала, уничтожила попутно меня синим пламенем и твёрдой походкой, громко цокая каблуками, вошла в экзекуторную.
- Могу? – послышался с порога её уверенный голос. – Здравствуйте! – и дверь закрылась, храня тайну становления укрупнённого директора. А я понятливо ухмыльнулся: к чему спешить с моим вызовом, время зря тратить? Со мной и так всё ясно, можно и на десерт оставить. В нетерпении поднялся и, чтобы унять душившее нервозное напряжение, спрашиваю у злюки:
- Зинаида Викторовна, - мы с ней немного знакомы по редким встречам здесь, хотя не уверен, что она помнит моё имя-отчество, - как я на ваш опытный женский взгляд выгляжу? – и верчу боками, давая ей хорошенько разглядеть небрежно выглаженный пижонский заношенный светлый костюм, мятую ковбойку и крикливый красный галстук. – Гожусь для виселицы?
Модельерша окинула меня критическим взглядом и пренебрежительно фыркнула:
- Сразу заметно отсутствие женских рук. Вам жениться надо.
Ага, соображаю, имени-отчества не знает, а то, что холост, в курсе.
- Не могу, - отвергаю дельное предложение.