- Так девчонки же! – попытался оправдаться и Старче.
- Жалеешь, значит? – оборвал Макс и его. – А они тебя, старого пердуна, думаешь, жалеют? – и открыл дверь автобуса, дав послушать звонкие заливистые смехи и бодрые вскрики, доносящиеся из того автобуса. – Да они и думать о тебе не думают. – Резко захлопнул дверь и перевёл взгляд на сомлевшего в ожидании нового разноса Викентия Алексеевича. – Что с тобой-то делать?
- Я исправлюсь, - жалобно запричитал проштрафившийся плеймекер, - ей бо, исправлюсь!
- Ладно, - поверил старый товарищ. – Что делать на поле, ты и сам хорошо знаешь, но помни, что дамоклов меч не убран.
- В первой же стычке завалю, - храбро пообещал авансированный разыгрывающий.
- Нашими союзниками, - продолжал обнаглевший тренер, никогда не игравший в футбол и знающий дело, которое никогда не делал, - являются физическая сила и выносливость, и, следовательно - постоянное движение и скорость; терпение и телесная крепость, и, следовательно – жёсткие единоборства без скидок на слабый пол и постоянное опережение в приёмах и передачах мяча; эмоциональная устойчивость и, следовательно – постоянный высокий настрой на победу. – Воодушевлённый сам собой, Макс отлип от перегородки и, взявшись за передние сиденья, оглядывая футболистов, в надежде поднявших глаза на спасителя, добавил: - Немало важны и такие частности в нашу пользу, как сила ударов, игра верхом и умелая подстраховка, - и улыбнулся широко и задорно: - Да с такими преимуществами мы не только уравняем счёт, но и вырвем победу. – Обрадованные спортсмены оживлённо зашевелились, как будто уже выиграли. – Главное – забить быстро первый гол и работать одному за всех и всем за одного. Они быстро устанут, утомятся, начнут злиться и ссориться, и тогда наступит наше время. Короче: раз мы по-мальчишески вляпались по уши в викентьевскую авантюру, то и выкарабкиваться из неё должны по-мужски достойно. И никаких ХУ! – И все проорали бодро:
- И никаких ХУ!
И вовремя: длинная судейская трель настойчиво звала к последнему испытанию.
Взвинченные тренерской накачкой, игру викешенцы начали с охоткой, но сумбурно, перемещаясь по полю много и быстро, но с малым толком, как тараканы по разогретой плите. Воодушевляло то, что игра прочно перешла на аннакондовскую половину, но для реализации преимущества не хватало хладнокровия и уверенности, а отсюда и неточные пасы, и удары мимо ворот. Женщины явно начали сдавать в темпе, часто падали, натыкаясь на мужиков, стонали и стенали, требуя от судьи штрафных, на что тот, вероятно, купленный в перерыве, не скупился. Один из таких штрафных отскочил от неловко поставленной ноги семёрочки и угодил в отставленную руку Старче, стоявшего на полступни за пределами штрафной площадки. Купленный рефери немедленно взвыл тревожной сиреной и с садистским удовольствием показал на невидимую одиннадцатиметровую отметку, хотя по всем правилам игры рукой не было, а было пассивное попадание мяча в руку, а Старче стоял далеко за пределами штрафной. Но спорить с продажным судьёй бесполезно, и викешенцы понуро отошли за пределы площадки, а в голове Викентия Алексеевича сильными толчками билась разгорячённая кровь: вот и уравняли, вот и вырвали, вот и забили… Макс сам взял мяч, сам установил на отметку и попросил судью не затягивать время. На что Анна ехидно поинтересовалась:
- Торопитесь пропустить пятый? – в полной уверенности, что этот четвёртый она забьёт.
Макс не замедлил с ответом:
- Торопимся забить пять!
Она фыркнула, улыбнулась и медленно отошла для разбега.
И опять Викентий Алексеевич внутренним чутьём профессионала определил, что она будет бить щёчкой и опять в левый от Циркуля угол ворот. И опять он частыми и выразительными наклонами головы давал понять своему голкиперу, куда ждать гол, и опять тот не обратил на подсказку никакого внимания, встал, расщеперившись, враскорячку и вперился расширенными глазами в мяч, как будто привораживая его. Все замерли в ожидании кто триумфа, кто катастрофы, а Викентий Алексеевич даже отвернулся, чтобы не испытывать судьбу и не видеть, по всей вероятности, последнего вбитого гвоздя в бесславно продутую игру и гроб с грантом. Услышав звонкий удар, он, не удержавшись, обернулся и успел увидеть мяч, летевший понизу не в левый, а в правый от Циркуля угол, и невероятный размашистый скачок туда вратаря, угадавшего направление удара. Никто не успел и пошевелиться, как он мощнейшим ударом ноги запустил через всех игроков, скопившихся вблизи штрафной, встреченный мяч, и тот полетел над чистым полем в направлении чужих ворот. Первым опомнился Макс и быстрее беременной лани устремился следом, догнал катящийся мяч за центральной линией, а все остались наблюдать за футбольным буллитом: кто с надеждой, а кто обречённо. Приблизившись к заволновавшейся гандболистке, расторопный запасной нападающий и тренер сделал изящное ложное движение стройным телом в одну сторону ворот, обманув вратариху, а мяч отправил в другую и точнёхонько в угол.
- Го-о-о-о-л!!! – истошно завопил, подпрыгнув, Викентий Алексеевич и с мировым спринтерским рекордом полетел к спасителю, который в экстазе выделывал замысловатые кренделя короткими ногами, рискуя потерять трусы, предусмотрительно поддерживаемые помочами. Но ещё быстрее примчалась к герою Земфира и облапила всего, смачно целуя в плешь так, что другим досталось только поощрительно и благородно похлопать по спине и чуть ниже. 1:3! Лица викешенцев впервые разгладились, а глаза заблестели. Капитан, улыбаясь, похвалил:
- У нашего тренера слова не расходятся с делом, - и, не теряя времени, сам отнёс мяч и поставил его на центр.
Начали ещё быстрее, ещё азартнее и, самое главное, более осмысленно и точнее в передачах. Кажется, зрел перелом, и фортуна медленно, но поворачивалась на 180º. Как воздух нужен был второй гол, и он не заставил себя ждать. Но судья его не засчитал. А случилось вот что. Гусар подал угловой и, как всегда, мяч полетел сухим листом по непредсказуемой для всех и для него самого, то есть, Витька, траектории, к тому же низко, на уровне голов. Сначала мяч вроде бы направился к линии штрафной, и все дёрнулись туда, а потом вдруг свернул к воротам, заставив защитниц убрать слабые головы, и в результате неожиданно для Старче, караулившего во враждебном тылу нацеленную подачу, угодил ему в мощное плечо, смягчил силу и скорость и по невысокой параболе срикошетил за его спину на маломощную грудь Фигаро. Федя инстинктивно втянул и без того впалую грудь, задержав мяч на теле, и не был бы Фигаро, если бы даже в кризисной ситуации и при отрицательном счёте не схохмил. Он оттянул резинку трусов, впустил мяч туда, где не пинают, и встал рядом с Максом. Судья, конечно, не посчитал в начале тайма, сколько всего пузачей в мужской команде, и теперь, глядя на двойников, был в замешательстве. Но быстро сообразил, в чём дело, и, не разобравшись, ткнул пальцем в Макса, подзывая к себе, поднял жёлтую карточку и оттянул его трусы на лямках, показывая, что догадался, где пропавший мяч. Анна на правах капитана тоже потянулась посмотреть, что там, а за ней и другие любопытствующие девы. Но мяча там не было! Лицо ошеломлённого судьи вытянулось, он опять поднял жёлтую карточку и замахал другой рукой, сообщая зрителям, что отменяет наказание, и поискал глазами второго пузача. Но он тоже исчез! Витёк уже успел освободиться от беремени и даже, воспользовавшись непреодолимым любопытством женщин к содержимому трусов Макса, легонько закатил мяч под ногами всех в угол ворот. К несчастью своему, судья в горячке не запомнил лица поддельного пузача и теперь никак не мог решить, кого наказать и что делать с голом. Засчитать его нельзя, да и не хотелось – он его не видел, штрафной назначать тоже нельзя – штрафник исчез, и тогда судья свистнул на продолжение игры, и сам пнул мяч к центру, подыгрывая женщинам. Викешенцы не спорили, экономя время и зная из теории, что наказать пристрастного судью и нечестных соперниц лучше всего голами.
И принялись воплощать теорию в практику, напрочь заперев утомлённых женщин на их половине поля и разрешая редкие контратаки, которые кончались падением нападающих и воплями о боли, которой нет. А сами аннаконды нисколечко не щадили викешенцев, не брезгуя всеми приёмами Станиславского, тем более что свисток судьи в таких случаях молчал. Особенно доставалось щуплому Серому. Вот и в очередной раз две бабищи сделали ему явную коробочку, уложили на землю, да ещё и уселись сверху, вмяв по уши в траву. Пришлось Серёге, волоча повреждённую ногу, в полном смысле слова уползать с поля к скамейке наших фанаток, где те под руководством Земфиры сделали интенсивный восстановительный массаж, да так, что бедный малый не прочь был уползти назад в поле. А Викентию Алексеевичу всё никак не удавалось сойтись с Анной один на один и выполнить, наконец, обещание, данное тренеру. Капитанша оттянулась в глубокую защиту, надеясь так удержать победный счёт, а он был задействован на подборе отбитых соперницами мячей и возвращении их своим нападающим, надеясь вскоре кардинально изменить счёт. В конце концов, не выдержав томления, футболеадор устремился, подталкивая резиновый мяч, чтобы сразиться с полосатым змием и сразить его раз и навсегда и в душе, и наяву.
Они сошлись лицом к лицу в районе злополучной одиннадцатиметровой отметки, и Викентий Алексеевич, мастерски прокинув мяч мимо неё слева, сам смело рванул в обход справа, но она, выставив ногу, отклонилась в ту же сторону, и он, не справившись с инерцией и запнувшись за преграду, стал падать прямо на неё. Дружной парой, почти обнявшись, так, что он ощутил упругость её грудей, они упали, удобно разместившись на жёсткой земле так тесно, как в супружеской постели. «Есть!» - мелькнула у него торжествующая мысль. – «Я её завалил! Зава-а-ли-ил!». Игра переместилась от них на половину викешенцев.
- Надо же! – повернула она к нему возбуждённое и живое, не мраморное, лицо. – А вы, оказывается, ко всему прочему, ещё и грубиян, и нахал!
- Да, - тотчас подтвердил он. – Вы ещё не знаете и других моих положительных качеств.
Она презрительно фыркнула:
- И, надеюсь, не узнаю, - отрезала, не поддержав дружеской беседы тет-а-тет. И вдруг улыбнулась: - Но зла на неуклюжих увальней не держу и приглашаю сегодня к нам, чтобы отметить нашу победу.
«И твою» - мгновенно сообразил догадливый Викентий Алексеевич и тоже мило улыбнулся:
- Взаимно. Прошу и вас ко мне, чтобы отметить нашу победу.
Она негромко расхохоталась, оценив его дохлый юмор.
- Чем собираетесь потчевать?
- Пельменями, - соблазнял он лучшим, что мог предложить, - самыми настоящими «Русскими», из пачек, и с витаминизированной горчицей.
- О-о! – обрадовалась Анна Владимировна, не убирая улыбки с полных красивых губ, чуть потрескавшихся посередине. – Давно не едала настоящих пельменей. Я подумаю, - и села, заставив визави сделать то же самое. – Кстати, вы уходили последним, обо мне что-нибудь говорили? – некстати вспомнила про президентский ковёр.
- И много, - подтвердил он, - но всё самое лестное. Особенно старался вице-промышленник, и, как я понял, вас переводят к нему в отдел помощницей.
- Вы не ослышались? – быстро и заинтересованно спросила она с напряжённым лицом.
- Ничуть, - успокоил он её. – Я внимательно слежу за вашей стремительной карьерой.
Она улыбнулась и вдруг неожиданно чмокнула Викентия Алексеевича в щёку, а он вдруг совсем близко увидел большое лицо её маленькой дочери.
- Это вам за хорошую весть.
Он потёр место поцелуя, проверяя, был ли он на самом деле.
- Сдачи не надо? – спросил с надеждой.
- Обойдусь! – осадила она нахала. – Всё равно вы сдадите фальшивыми. И вообще: отдайте же, наконец, мою ногу! – вспылила вдруг, удовлетворив своё любопытство и перейдя к нормальным взаимоотношениям с постоянно выскальзывающим из её тенёт крупным кроликом.
- Да как же я отдам, - возмутился он, не желая менять позы, - когда ваша первая нога лежит на моей второй!
Анна Владимировна, надев обычную мраморную маску, сняла свою верхнюю ногу с его придавленной следующей, и они разобрали, наконец, четырёхэтажный ноголом. После этого она быстро поднялась, не удосужившись по-интеллигентски подать руку врагу, и, устремив напряжённый взгляд потемневших глаз на пятящихся аннаконд, закричала, чтобы разобрали игроков, и сама побежала на помощь, не разобрав Викентия Алексеевича. Игра снова переместилась на половину женщин.
А Анне Владимировне вскоре всерьёз пришлось задуматься о пельменях. Разыгравшийся Фигаро прорвался по левому краю, удачно подал верховой в штрафную, где его принял на кумпол высокий Старче, успевающий и в защите, и в атаке, и мягко скинул затылком на дальнюю штангу. А там, забытый защитой, затаился волк в еврейской шкуре. Мяч летел почти параллельно воротам на расстоянии каких-то пяти метров от них и уже опускался, намереваясь ускользнуть от битья к боковой, и тогда Бен, который мог достать его ногой, но не доверял вихляющимся копытам, в отчаянии ласточкой бросился на перехват бараньей головой вперёд и – попал! Мяч скользнул по руке вратарихи и улетел в ворота, а она в сердцах замахнулась пнуть курчавую голову вместо мяча, но сдержалась, пожалев ногу. Бен, вне себя от радости, вскочил, подскочил, мелко засеменил бесполезными ногами и опрометью побежал к скамейке женщин, победно вздев руки, но не добежал, поваленный Фигаро. Тут подоспели и другие, навалившись сверху, и мяли удачливого инсайда до тех пор, пока не подбежал судья и не засвистал паровозом над веселящейся кучей-малой. Тогда, опомнившись и вспомнив, что счёт 2:3 ещё не тот, который нужен, и драгоценного времени терять нельзя, викешенцы бегом вернулись на свои места, оставив неподвижное тело героя, победно раскинувшего руки. Подбежавшие Земфира и Марья Ивановна тщетно пытались поднять его, но не смогли даже оторвать от земли. Пришлось звать на помощь крепких мужиков, и те оторвали-таки почти бездыханного раздавленного форварда, но оторвали вместе с дёрном, приставшим ко всей тыльной стороне туловища так, что от него осталась земляная форма. С трудом стащив с живого бутерброда майку, женщины кое-как очистили её от земли, но трусы он категорически отказался снимать и, волю напившись освежающегося нашатыря, ринулся на поле добывать новую славу, теряя то ли осыпающийся дёрн, то ли ещё что.
Пропустив два мяча, аннаконды, подстёгиваемые жёсткими окриками капитанши, несколько оживились из последних сил, и игра перемещалась с одной половины поля на другую и обратно, не задерживаясь в центре, где полным хозяином стал Викентий Алексеевич. Особенно много хлопот доставляла восьмёрочка, забывшая о недавних приятельских отношениях и часто переигрывающая Гусара. Её стремительные набеги с трудом притормаживал Кинг-Конг, да и то потому, что, заглядевшись с ужасом и восторгом на живого неандертальца, она теряла контроль над мячом. Вот и в очередной раз неугомонная крайняя, облапошив Витька, рванула к углу викешенской штрафной, и Гусару ничего не оставалось, как применить станиславский приём. Догоняя и поняв, что до штрафной не нагонит, он рванулся, падая, всем телом вперёд и попытался уцепиться за её майку, но рука соскользнула и уцепилась за трусы. И стянула их до колен, обнажив ядрёные и ослепительно белые до блеска симпатичные ягодицы. Стреноженная восьмёрочка вынужденно остановилась, но её атакующий порыв был так велик, что если можно было бы потерять трусы, она убежала бы с мячом и без них. А так, ничего не оставалось, как под восторженный рёв зрителей, кричавших: «Не тронь! Пусть будет так!», подойти к глупо улыбающемуся Витьку и коротко вмазать правой по левой щеке. Зрители совсем ошалели и заорали ещё громче: «Дай ему ещё! С левой!». Подбежавший судья добавил пострадавшему жёлтую карточку, а потом, повинуясь требованиям болельщиков, по-христиански левой по правой, и показал жёлтую карточку себе. Бросившиеся спасать незадачливого грешника викешенцы поспели к уже угасшему сыр-бору и на всякий случай поменяли местами Гусара с Фигаро.
Мало того, что, при попустительстве и с участием судьи, одного из смиреннейших викешевцев грубо побили, так купленный рефери ещё и назначил сомнительный штрафной. И хотя обоюдные нарушения состоялись, по мнению наиболее пострадавшей стороны, хорошо видевшей это издалека, в пяти метрах от её штрафной, судья подвинул мяч к самой линии и, растопырившись, оберегал его от старавшихся выбить Вахтанга и Фигаро, отмахиваясь от них веером из жёлтых и красных карточек. Наконец, одни смирились, другие успокоились, у мяча встала штатная пробивальщица Анна-конда, а мужики выстроили внушительную стенку из пяти столбов и одной жердины в виде Серого, примостившегося с краю. Профессионалы тесно прижались друг к другу, чтобы никто не вывернулся, и набычили лбы, чтобы не видеть, куда летит мяч, и прикрыли скрещенными ладонями бренды. Только смелый Серый ничего не прикрыл. Любопытная стриптизёрша подошла к нему, нагло оттянула резинку трусов, заглянула, оборзев, внутрь, в отместку за недавнее раздевание, и, обернувшись к подругам, показала скрещенные руки и дополнительно поиграла скрюченным мизинцем. Защищать Серёгу было некому. Все были заняты установкой вихляющейся стенки, которая никак не хотела замереть в правильном положении, непроизвольно сдвигаясь ближе к мячу. Анна уже в который раз взывала к судье, чтобы он отодвинул её на положенные девять метров, и тот уже в который раз отодвигал, и стенка отступала с усилиями и неохотой на два шага, но, едва судья выпускал её из виду, подвигалась вперёд на метр-полтора. И так продолжалось до тех пор, пока блюститель правил не отмерил в очередной раз своими неправильными длинными ногами девять злополучных метров и встал там, приглашая стенку к себе жезлом из жёлто-красных карточек. Те брёвна, что стояли на ближнем к нему фланге, послушались и медленно, короткими приставными шажками, отодвинулись от мяча, а дальние, отступив всего на шаг, словно вкопались в землю, не поддаваясь ни на ругань Анны, ни на окрики судьи. Тому скоро надоело безнадёжное строительство, и он обречённо свистнул, разрешая Анне удар. Она недовольно махнула рукой в сторону слабонервного прораба, далеко разбежалась и что есть силы пнула мяч. Тот полетел в верхнюю часть частокола, и те, в кого он летел, естественно, отклонились, пропуская снаряд в ворота, но он, естественно, как это всегда бывает при долгой подготовке удара, полетел мимо ворот высоко над перекладиной.
После этой неудачи аннакондихи с оставшимися силами решительно перешли в глухую защиту, не зная, что сильный, защищаясь, слабеет, а слабый, нападая, усиливается. И викешенцы, воспрянув духом, заторопились выравнять счёт, тем более что Марья Ивановна крикнула, что осталось всего-навсего пятнадцать минут. Напору проигрывающих стали помогать и зрители, почувствовавшие назревающую новую интригу в матче и дружно переключившиеся с лозунга «Ан-на-ХУ!» на «Ви-ке-ша-ХУ!». И настоящие мужчины их не подвели. Макс в свойственной ему техничной манере мягко принял от Викентия мяч на мягкую грудь, не дал скатиться на землю, а, задержав на верху выпяченного живота, балансируя сферическим предметом, быстро помчался к чужой штрафной. Но его догнали и сбили, а он, падая, сумел отпасовать мяч ринувшемуся в атаку капитану. Мощного Старче слаботельным аннакондам не удалось ни остановить, ни завалить, и он, продравшись в штрафную, завертелся там в куче защитниц, не поднимая глаз и не видя ничего, кроме своих и чужих ног и мяча. Выбраться без потери мяча было невозможно, и капитан, поняв это, пнул мяч между ног ближайшей защитницы в сторону невидимых, но угадываемых ворот. Мяч просквозил под защитницей, затем так же между ног стоявшего сзади Бена и дальше освоенным путём между ног ещё двух защитниц и вратарши, не видевшей ни удара, ни мяча. Налицо состоялся супермастерский удар, о котором всё знающие и всё понимающие суперкомментаторы профессионально говорят, что супермастер зряче нанёс зрячий удар, в теории называемый сквозным разящим ударом нацеленным, а среди футболистов больше известный по начальным буквам технического определения.
Все 150 тысяч зрителей взвыли от восторга. Во все стороны полетели пустые бутылки и полиэтиленовые мешочки с недожёванными деликатесами, а академики даже встали и стоя рукоплескали не виданному ни на одном мировом стадионе мастерству капитана «Викеши». Воспользовавшись их временным отсутствием, стоявшие сзади мужики выдрали непрочно закреплённую вип-трибуну вместе с бетонными подпорками и, отодвинув назад, встали на скамью, чтобы лучше видеть героя, и чтобы их лучше видели. Не предупреждённые академики, утомившись, захотели сесть и, забыв, что из-под них постоянно умыкают стулья, хлопнулись бабьими задами на землю. Да так, что цепляющимися руками свалили стоящих на трибуне мужиков на себя. Из образовавшегося живого симбиоза науки и практики охранникам пришлось с превеликим трудом поштучно извлекать помятых вип-болельщиков и препровождать в персональные автомобили. Получив полное удовлетворение, академики предусмотрительно покинули стадион, решив досмотреть матч по телеку.
Итак – 3:3! Игра потеряла зрелищность. Женщины, стремясь сохранить хотя бы этот счёт до конца основного времени, передохнуть, собраться с восстановленными силами и вмазать наглецам в дополнительное время четвёртый решающий гол, полностью сосредоточились на разрушении игры, не помышляя ни о каких созидательных действиях. А мужчины, не желая дополнительного времени и стремясь решить судьбу матча в основное, тоже перестали созидать – засуетились, заторопились, перешли на грубый навал и индивидуальную игру, часто и мимо били по воротам с дальнего расстояния и из неудачных положений. В общем, дело и на самом деле шло к продолжению. В дополнение к разладице викешенцы остались ещё и вдесятером. Один из лучших и незаметных форвардов – Григорий – получил двойной удар мощными коленями в пах и нижнюю часть живота и упал как подкошенный на сыр-землю, перевернулся лицом вниз, раскинул разудалые рученьки-ноженьки и захлопал ладонью по траве, требуя срочной медпомощи. Опытный устроитель предусмотрел и такой вариант, подал поднятой рукой знак в тылы, и оттуда, из-за стада легковушек, вышла, раздвигая кольцо зрителей, белая спокойная лошадь, запряжённая в зелёную повозку с высокими бортами, на которых красовались в белых кругах зелёные кресты. Вице было чем гордиться: почти на всех стадионах, за редким исключением, к числу которых относится и этот новый Академический, травмированных утаскивали с поля на носилках, причиняя им неосторожными движениями дополнительную боль. Совсем не то, когда задействовано специальное транспортное средство: пострадавших аккуратно и удобно укладывают на мягкое ложе и без тряски вывозят, чтобы заморозить за пределами поля. Спецлошадь неторопливо подошла к распростёртому Бену, остановилась и отметилась крупными навозными яблоками. С запяток кареты соскочили два дюжих санитара, одетых в зелёные робы и резиновые фартуки, чтобы не испачкаться кровью, подошли к телу, взяли его за руки и за ноги и, раскачав, забросили в повозку. Запрограммированный двигатель, не ожидая команды, повернулся и пошёл назад, медбратья встали на свои места, и один из них даванул на макушку высунувшегося Григория. Скорая медицинская помощь медленно двинулась в академическую лечебницу для подопытных животных.
Проводив глазами товарища, викешенцы стали готовиться к отмщению. Собственно, готовились не они, а женщины, выстраивающие непробиваемую стенку в пяти метрах от мяча. Все повернулись лицами к вратарихе, слушая её команды, куда подвинуться, и у собирающегося пробивать штрафной Викентия Алексеевича зарябило в глазах от обилия мощных соблазнительных задов, выпукло обтянутых трусами. В другое время и в другом месте, где-нибудь, где его бы не видели, он обязательно произвёл бы обстоятельную классификацию достоинств и недостатков каждого, но здесь, на виду у многочисленных соглядатаев, как-то неудобно не только анализировать, но и долго задерживаться взглядом, хотя и очень хотелось. Он стыдливо поднял затуманившийся взгляд на уровень плеч и – о, ужас! – все повернулись к нему ещё и бюстами, выставив дополнительно к задам не менее соблазнительно обтянутые подмоченными потом майками груди. Вот это стенка! Викентий Алексеевич ошалело помотал головой и, оглядев стенку с головы до ног, успокоился. Оказывается, зады они повернули назад, а он, смущаясь, не заметил. Так недолго и чокнуться! Ноги у него почему-то дрожали, и он крикнул судье, что согласен на семь метров, тот, измучавшись с уговорами, удовлетворённо свистнул, а пробивала ковырнул мяч в сторону от стенки свободному Старче. Непробиваемая стена, сложенная из мощнейших задов и грудей, мгновенно рассыпалась, и обладательницы соблазнительных телоблоков сгрудились, сбедрились, сзадились на своей штрафной так плотно, что не только прорваться с ходу, но и пройти с мячом, не толкаясь, было невозможно. Понадеявшись на свою массу и силу, Старче двинулся напролом. Он пробросил мяч правой ногой мимо ближайшей защитницы, левой перескочил через выдвинутую ногу и, продвинувшись на метр, пихнул плечом в плечо. Ослабевшая защитница, не устояв на ногах, повалилась на стоявшую сзади подругу, та – на следующую, а следующая – на последующую, и так повалились вчетвером как костяшки в домино. Прибежавший судья свистнул четыре раза и показал, что назначает четыре штрафных по числу поваленных. Никто не стал спорить, поскольку никто не знал нововведений в незыблемых с прошлого века правилах. Анна разбежалась и сильно пробила первый мяч, который прямиком попал к Вахтангу. Эрудированный судья свистнул, отобрав у него мяч, и поднял два пальца, разрешив Анне второй удар. Второй, тоже сильный и дальний, перехватил Царевич. И снова свисток, и теперь уже три пальца, и длинный пас Анны в направлении активной восьмёрочки. Но и на этот раз мяч не дошёл до адресата, перехваченный бдительным Старче. Тогда Анна четвёртый и последний отдала накоротке десятке, та – восьмёрке, а она – Анне, и пошли они втроём с короткой распасовкой мимо расслабившихся викешенцев. Вошли в штрафную, и, если бы не надёжный Василий, бросившийся ногами вперёд и прервавший передачу Анне для последнего и верного удара, быть бы мужчинам битыми. Но мяч от надёжной ноги каттеноччио отскочил в сторону десятки и, поскольку летел в шаге от неё и выше пояса, она в досаде, что верная атака сорвана, остановила его рукой. Пришлось и судье с досадой на явное и умышленное нарушение правил прореагировать и назначить одинарный штрафной теперь уже в другую сторону. Штрафной, который ничего не решал и не был опасен. Аннаконды даже вышли из своей штрафной, зная, что от удара Викентия Алексеевича мяч дальше центральной линии не улетит.
По иному думал сам Викентий Алексеевич. Марья Ивановна, встав на скамейку, кричала: «Пя-я-ть!» и показывала, как судья, пять растопыренных пальцев. «Осталось пять минут» - догадался Викентий Алексеевич. – «Всего лишь пять коротких минут!». Он должен сделать что-то экстраординарное. Зрители, у которых на дополнительное время не осталось ни питья, ни пакетированной забугорной отравиловки, ни, тем более, бабок, стали активно валом покидать стадион, оставив только абсолютно неприкаянных, у которых и дома нет, и делать дома нечего или, наоборот, дел невпроворот. Викентий Алексеевич сосредоточился, весь уйдя в себя и в удар, с длинного разбега что есть силы вмазал по мячу и что есть духу, не видя ничего, кроме далёких чужих ворот, помчался к ним так, что тряслась голова и прыгало видеоизображение в глазах. Домчавшись как на крыльях до пенальтиевой отметки, он обернулся и увидел несущийся на него полого с высоты мяч. «Я его обогнал!» - мелькнула вполне реальная мысль и унеслась в сторону. Он втянул голову в плечи, пружинисто укоротился и, резко удлинившись при встрече с падающим мячом, послал его головой в угол ворот. Неберущийся мяч, чиркнув по боковой стойке и перекладине, точнёхонько угодил в левую от вратарихи лузу. Потом, после матча, когда ему объяснили, что со штрафного удара мяч принял Фигаро, выждал, пока рванувшийся вперёд плеймекер дотрусит до штрафной, и удачно отпасовал ему прямо на голову, Викентий Алексеевич не поверил. Но это потом, а пока, после его победного гола, он в изнеможении рухнул на колени и, подняв руки к небу, молча благодарил неизвестного покровителя преданных любителей футбола за незабываемое мгновение счастья, за которое не жалко отдать не только диссертацию и монографию, но и все годы супружеской жизни. 4:3! К нему подбежали и тоже встали на благодарственный молебен, фамильярно хлопая директора по плечам, спине и голове, его лучшие в мире друзья и соратники по команде и институту. Подошёл и судья с пачкой жёлтых карточек, требуя продолжать игру, ставшую бессмысленной. Поняла это, наконец, и Анна, зло бросившая проходившему мимо Викентию Алексеевичу:
- Сантехники! Плебеи! Ничего джентльменского!
Но он ничего не слышал, ничего не понял и улыбнулся ей, даря переполнявшее счастье.