В атмосфере всеобщей скорби один лишь бас Зилоев, закрыв глаза, откровенно наслаждается дивным голосом певицы.
Даже у Орландо - журналиста, чуждого всяким эмоциям, в глазах блестят слезы и комок подступает к горлу.
А граф ди Бассано, похоже, сам вот-вот испустит дух, посылая с морским бризом последние пламенные воздушные поцелуи вослед праху.
На подушке больше ничего не остается. Погребальная церемония завершена. О ее окончании возвещает приказ вахтенного.
МАТРОС ОЛЕ. Голову по-крыть!
Матросы надевают бескозырки.
- Напра-во! Левое плечо... впе-ред! Шагом марш!
Матросы, печатая шаг, уходят.
Премьер-министр стоит с опущенной головой. Но вот кто-то выводит его из задумчивости. Это начальник полиции, который говорит в совершенно несвойственном ему тоне:
- Граф фон Гуппенбах... прошу вас вернуться в свою каюту и оставаться там впредь до нового приказания!
Чуть в стороне генерал шепчет по-немецки Великому герцогу:
- Арест премьер-министра, Ваше высочество, будет произведен без шума, в полном соответствии с вашим приказом...
Удивленный и встревоженный премьер-министр озирается по сторонам.
За оконным стеклом мы видим пустые глаза и коварную улыбку на ясном лице принцессы Леринии.
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Что вы хотите этим сказать?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Согласно приказу Ее высочества принцессы Гогенцуллер, вы арестованы!
Губы премьер-министра трогает едва заметная презрительная усмешка; без лишних слов он подчиняется приказу и под конвоем уходит на нижнюю палубу.
В отдалении виднеется австро-венгерский броненосец, все время сопровождавший "Глорию Н.". Его трубы извергают в небо черный дым.
Взгляды всех гостей устремлены на эту зловещую громаду.
Орландо, отойдя от трапа, ведущего на капитанский мостик, вместе со всеми направляется к люку, с горечью замечая:
- Эх, как было бы хорошо, если бы... чувства, охватившие всех нас, тронули и сердце австрияков...
Он уходит на нижнюю палубу, а офицеры и часть пассажиров еще задерживаются наверху.
СУДОВОЙ ВРАЧ. Трогательно, даже горло перехватывает, до чего трогательно...
ПАРТЕКСАНО. Я тоже потрясен... Какой голос!..
КАПИТАН. Великая была певица... Прекрасный голос... Такое мощное звучание!..
ТРЕТИЙ ОФИЦЕР. Мне не довелось ее слышать. Поразительный голос, прямо ангельский...
70. КАЮТА ОРЛАНДО. ДЕНЬ
Орландо входит в свою каюту. Не переставая говорить, он снимает пиджак, жилет, спускает подтяжки, стаскивает брюки.
- ...и тогда их военный корабль убрался бы восвояси... послав нам... прощальный салют! Но на деле все было не так: они опять потребовали выдать им сербов, а не то... И как потребовали! Ого! А еще лучше было бы, если бы мы на такое самоуправство ответили: "Нет! Мы их вам не отдадим!"
71. ОТКРЫТОЕ МОРЕ И ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
Австро-венгерский броненосец подошел уже совсем близко: перед нами могучая свинцовая махина, вся в султанах черного дыма.
И тут маэстро Альбертини становится своеобразным выразителем всеобщего гнева; он как бы высвобождает огонь, бушующий в груди каждого из певцов, и сплавляет всеобщий гнев в возвышенную героическую кантату. Таков ответ музыки, ответ бельканто.
Маэстро Альбертини легким, изящным шагом пересекает палубу, становится в центре группы и, подняв свою дирижерскую палочку, исторгает из груди присутствующих чудесные гармоничные звуки, исполненные страсти и пафоса.
(Этот хор будет сопровождать все последующие события до 92-й сцены включительно.)
Музыкальная фонограмма
Нет, мы их не отдадим!
Нет, нет, нет, не отдадим!
Сгинь, развейся, злая сила!
Нам не страшен твой напор.
Сколько б ты нам ни грозила,
мы готовы на отпор.
Нет, не отдадим! Нет, не отдадим! (Несколько раз.)
О вечная радость, что светит
над морем, над всем этим краем!
Мы к тебе припадаем.
Корабельные стоянки
темнотой уже объяты,
но во тьме гремят раскаты,
тяжек ненависти зной;