— Не рассчитывайте на это. Они добровольно наложили себе повязку на глаза, ничто не в состоянии поколебать их предвзятой мысли. Итак, баронесса, вы уезжаете из Эльзаса?
— Через час я буду на дороге в Версаль, где меня с нетерпением ожидает и первый министр, и его величество король, которому представит меня граф Бисмарк. А вы куда направляетесь?
— Я, баронесса, еду в Жироманьи, во-первых, а там и далее, может быть, смотря по сведениям, какие соберу об альтенгеймских вольных стрелках.
— Да разве они в той стороне?
— В настоящую минуту они должны быть в немногих милях отсюда.
— Если так, я поспешу отъездом, мне ни малейшей нет охоты снова попасть к ним в лапы, теперь-то они уже не пощадили бы меня.
— Действительно, попbisinidem, аксиома права или, лучше сказать, математически верная поговорка, но вы можете успокоиться, баронесса, не придут сюда эти люди, которых вы справедливо опасаетесь.
— Вы уверены в этом?
— Совершенно уверен. Вы говорили со мною откровенно, баронесса, теперь моя очередь отплатить вам тем же.
— Так вы скрыли от меня что-нибудь, любезный господин Жейер? — спросила баронесса с тонкою улыбкой.
— Скрыл, баронесса, но не сетуйте на меня, ради Бога! Я был не прав, вполне сознаю это теперь и потому все выскажу.
— Позвольте вам заметить, что я ровно ничего у вас не спрашиваю, я прибавлю даже, что не расположена вовсе к роли поверенной.
— Ну вот, вы теперь и рассердились!
— Я? Нисколько!
— Да, да, рассердились, баронесса, я очень хорошо это вижу.
— Поступайте, как хотите, но помните, что я ничего от вас не требовала.
— Это решено и подписано, баронесса. Но вы говорили, что едете для свидания с первым министром и он представит вас его величеству королю.
— Я еду прямо в Версаль, это правда, любезный господин Жейер.
— Вот в том-то и дело.
— Какое дело?
— Я не так выразился. Это причина и есть, почему ядолжен все вам высказать.
— А! Почему же?
— Потому, баронесса, что король и граф Бисмарк…
— Взбешены на вас?
— Нет, на генералов, которые командуют войсками в Лотарингии и Эльзасе.
— За что, спрашивается?
— Видите ли, баронесса, генералы эти обвиняются королем и его министром в вялости и бездействии относительно вольных стрелков, которые опустошают край, им ставится в укор, что, располагая значительными силами, эти начальники ее умели избавить страну от такого бича.
— Говоря по правде, это странно.
— Несколько дней назад из Версаля пришло строжайшее предписание покончить с негодяями, какими бы средствами ни было.
— Какими бы ни было?
— Да, эти слова стоят в депеше, а между тем все отряды, разбросанные до сих пор в горах, по-видимому, соединились в один и выбрали себе одного главного начальника.
— Известно ли вам имя его?
— Разумеется, баронесса, к тому же я знаю его лично, да и вы также, потому что были у него в плену.
— Я? Как его зовут?
— Мишель Гартман. Это бывший батальонный командир зуавов, черт сущий, в которого головорезы, отдавшиеся под его команду, веруют как в Бога. И делает он с ними чудеса! До сих пор он разбивал все войска, которые посылались против него.
При имени Мишеля Гартмана баронесса слегка покраснела, но эта мимолетная краска мгновенно исчезла.
— Я все не пойму, в чем могу вам быть полезна, любезный господин Жейер.
— Постойте, постойте, баронесса, — с живостью перебил он, — вы понимаете, что подобное положение длиться не может. Плохо вооруженные мужики не в силах долго противиться регулярному, непобедимому войску. Все меры приняты, чтоб тайно окружить вольных стрелков как бы громадной сетью. И в их числе мы имеем агентов, на которых можем полагаться и присутствия которых в их рядах они не подозревают. Мы извещены о малейших их движениях. Теперь они принимают меры для отступления в эту сторону, и их не тревожат, чтоб они считали себя в безопасности. Но в эту именно минуту, когда они вообразят, что ушли от нас, мы захватим их почти без боя. Повторяю, все меры приняты, и меры хорошие. Завтра вечером я должен видеться с Поблеско в окрестностях Жироманьи.
— Так Поблеско замешан в этом деле?
— Он всем и управляет, он придумал план чрезвычайно замысловатый, я должен сознаться, а главное, чрезвычайно простой.
— Какой же это план?
— Вот, видите ли, баронесса, я знаю только общее, подробности Поблеско не выдаст никому, а вам известно, умеет ли он молчать. Быть может, я кое-что угадал.
— Кое-что?
— Но открыть этого не могу, — продолжал он, сделав вид, будто не слышал восклицания баронессы.
— Даже мне? — спросила она не без намерения.
— Гм! Это дело щекотливое.
— Так я не настаиваю, — сухо возразила она, — какое мне дело до этого, только я рада удостовериться еще раз, как велико ваше доверие ко мне.
— О! Баронесса, я верю вам, как самому себе…
— Но, — перебила она насмешливо, — справедливо думаете, что хранить тайну еще лучше. Бросим этот разговор, любезный господин Жейер, и я знаю, что мне, по приезде в Версаль, следует ответить графу Бисмарку, когда он станет расспрашивать меня о знаменитых альтенгеймских вольных стрелках, которых не может истребить целое войско, несмотря на ваше содействие и распоряжение Поблеско, этого тонкого и хитрого дипломата.