Ну все, пора это прекращать! — я поймала минуту, когда «Цок-цок-цок!» стало слышнее, а «Туп-туп-туп!» еще звучало вдалеке, резко распахнула дверь, перехватила запыхавшуюся тетю Марию, втолкнула в дом и снова заперлась.
"Туп-туп-туп!" пронеслось мимо — Тосик наматывал дальше круги вокруг дома. Один, два, три... Долго он будет бегать? Но вот кум Рэпаный остановился, поняв, что проиграл. Постучал к нам в окно.
— Мария, ты хоть и зараза, а все равно кума, — он прислушался, а мы прекратили даже дышать. — Ты дома? — Ми притихли, молчим. — Кума, мои у вас? — зашел он с другого конца.
Тишина.
Тете Марии неудобно было передо мной за кума Рэпаного, за дядю Игната, которому стало лучше и он наконец уснул, за все несовершенство бытия. Она кивнула куда-то в окно:
— Видела прицюцюватого? — спросила грустно.
— Ага, — согласилась я и добавила, чтобы развеять ее настроение: — Но мы знаем, шо яму зрабыть.
Это подействовало, мы долго и с облегчением смеялись от этой привычной остроты.
А где-то побрехивали собаки, побледневшей листвой уже не шелестел, а лишь вздыхал тополь да под колесами поездов стонала железная дорога. Кажется, что и мерцание звезд рождало звуки, и они долетали до нас. Скоро, однако, настала великая тишина, с которой мы окончательно потерялись в темноте ночи.
***
На следующий день кум Тосик деловито топал по улице. Висящие кулачищи и налитые красным глаза свидетельствовали о том, что он набрался в стельку.
Был выходной. Вечерело. Осень отдавала людям скудное дневное тепло. В лучах солнца мелькали осы и листопад. Дядя Игнат и тетя Мария сидели на ступеньках веранды. После тяжелой работы они любили вот так посидеть, изредка перебрасываясь словами. Тетя, увидев, кума Тосика сказала:
— Где можно было набраться в выходной, когда все работают на огородах... Тебе не кажется, что он как-то странно шагает?
— Словно идет в строю, — ответил дядя Игнат. — Пьяные всегда пытаются выглядеть тверезыми.
Тосик Рэпаный, почувствовав, что речь о нем, оглянулся, остановился, пошатнулся взад-вперед, сделал несколько вынужденных шагов и направился к кумовьям.
— Сейчас начнет выяснять отношения, — сказала тетя Мария.
— Ты точно помнишь, что не побила им стекла в окнах кухни? — спросил дядя Игнат, припоминая вчерашнюю ночь.
— Ты что?! — тетя даже подскочила от негодования. — Они уже давно были выбиты. Я стучала по раме.
Позже, приступая к акту примирения, кум Тосик и Клавдия закрыли выбитые окна подушками. Так они и стояли по сию пору.
— Ну, я не знаю, — ответил дядя, и засмотрелся на небо, где плыли легкие облака, изменяя налету форму и размеры.
Кум прошел через наш двор по бетонной дорожке, поднялся на крыльцо веранды и уселся на детский стул, что остался еще от моего детства. Дядя переглянулся с женой и снова посмотрел на улицу. Непрошеный гость остался вне его внимания, даже вне их обоих — немного в стороне, немного сзади.
— В небе, наверное, ветер, — показал дядя на облака.
— Бегут, как старые годы, — вздохнула тетя.
— Почему как старые?
— Ведь молодые улетают незаметно.
— Ты мне тут зубы не заговаривай! — грозно встрял в разговор Тосик Рэпаный, обращаясь к куме. — Годы у нее бегут…
— Человек приходит без тебе «Здравствуйте», без «Как дела?», без «До свидания», садится и начинает думать, что он дома... — изрекла тетя задумчиво. Кум не спускал с нее злого взгляда. — А что, кум, может, выпьешь стакан чаю?
После проявленной агрессии кум Тосик растерялся и промолчал, только мигал глазами, скрипел зубами да сжимал кулаки на коленях.
— Ну, нет, так нет, — тетя Мария по-своему истолковала его молчание и отвела от него взгляд.
— Пора забор перебрать, или нет? Скоро зима, — сказала она мужу.
— Я тебе про чай вот что скажу, — наконец нашелся кум, — если ты еще хоть раз... — он замолчал, подбирая слова, — всунешь свой длинный нос в нашу жизнь...
— Ой, не трогай мой нос! Не, ты слышишь? — толкнула тетя Мария мужа в бок. — Он что-то имеет против моего носа. Хм!
Кум нервным жестом достал пачку папирос, вынул одну, размял.
— Получается, испортили людям разговение, а теперь греете свои косточки на солнышке, да? — все еще приставал он.
— О, теперь косточки! Оставь нас в покое, — прикрикнула на него кума. — Ты что, не слышишь? Он наши косточки перемывает, — снова обратилась она к дяде Игнату. — Ну чего ты молчишь?
— Ты мне постирала рабочие брюки?
— И погладила! А ты? Он забор уже валится, штакетины выпали, скоро зима, говорю.
— Я принципиально вас предупреждаю, — напомнил о себе кум Тосик.
— Молчи, когда я с мужем разговариваю! — осадила его тетя. — Игнат, глянь, как со стороны посмотреть, так он и не пьяный, — показала она на кума.
— Может, это у него остатки вчерашнего бродят, — предположил дядя Игнат.
— Ты так считаешь? — тетя Мария внимательно посмотрела на кума. — Он плохо выглядит.
— Ты смотри, какие они?! — вставил свое слово кум Тосик. — Да если я за вас возьмусь...
— Может, у него больной желчный пузырь или печень? Тогда ему пить нельзя, — кум Тосик досадливо сплюнул, что его не слышат, и, намеренно медленно прикурив папиросу, пыхнул густым дымом. — Еще и курит! Полный набор для смертельного диагноза, — развивал дядя Игнат начатую тему.
— У меня возле вас терпение кончается! — еще раз прогремел кум, как неясный раскат отдаляющейся грозы.
— А нервы, Игнат?! Ты только посмотри на него! Он же уже не жилец. Как ты думаешь, сколько он протянет?
— Надолго его не хватит.
— А вот если бы бросил пить, курить, а? — поинтересовалась тетя Мария.
— О-о-о! Тогда бы он жил долго, — убежденно сказал дядя Игнат. — У него же гены — будь здоров! Помнишь его родителей?
— Конечно. Дай Бог каждому столько прожить.