- Ишь до чего нынче хорошо стало - летают! Выгодно это - летать. В сельпо, например, или дальше куды.
Вера Ивановна Клинова заплакала на всякий случай, утирая слезы пальцем, потом она достала платок и натурально зарыдала, но ее стенания никого не тронули ни сразу, ни после. Гриша Суходолов приплясывал на крыльце, как участник грузинского ансамбля, вставал на носки и радостно потирал руки, он понял, что друг сердечный Федя, представитель иной цивилизации, не потерял интереса к их мелким делам, зорко следит за колхозом и добрый его дух витает рядом. Приятно. Лестно.
Председатель Ненашев тоже, конечно, догадался, почему Витя Ковшов взмыл и удаляется. Через несколько секунд тело геолога уменьшилось до размеров коршуна, потом - ласточки, потом уж и до размеров точки. Ковшов размылся и пропал. Председатель сразу начал размышлять о том, что же будет дальше. Перспектива выплясывалась, в общем-то, невеселая: обязательно начнется следствие: нагрянет в село всякий серьезный люд из района и области, волнами, с приливами и отливами, пойдут комиссии с портфелями. Начнется все с милиции, понятно, а вот кончится кем? Проверяющих - тьма. Живешь на свете долго и не ведаешь, какие, есть организации, и они, организации, при чрезвычайных обстоятельствах шлют на низы своих полномочных представителей, которые, коли ты уж сделался козлом отпущения, требуют и не умеют улыбаться при исполнении служебных обязанностей.
...Народ долго, до ночи, гомонился возле конторы, свидетели подробно рассказывали тем, кто не сподобился видеть чудо, куда и как взлетел буровой мастер Витя Ковшов. Ночью все село глядело в небо. Кто-то предположил, что Ковшов вполне может стать спутником и белую его рубашку будет видать ясно. Но Витя среди звезд так и не возник.
Участковый Голощапов увез на председательском газике шофера Володю, непосредственного исполнителя злой Ковшовской воли, в район для дальнейшего разбирательства, повелел взять преступнику с собой харчишек и пару белья.
3
Председатель Ненашев уже забыл, что Никита Лямкин должен нанести визит вечером на квартиру, что сам же приказал секретарше Гале найти мелкого проказника и обеспечить, так сказать, его явку. Наказ был, значит, выполнен. Никита осторожно заглянул на кухню и кашлянул. Ненашев стоял возле электрической плиты, одетый в спортивное трико, и жарил яичницу на ужин. Яичница, как всегда, подгорела.
- Тебя еще не хватало! - осерчал Сидор Иванович и поставил сковородку на стол. - С тобой еще лаяться!
- Зачем со мной лаяться? Вот мы сядем рядком да поговорим ладком. Никита присел на табуретку возле двери и устало потер колени руками. Был он причесан, умыт (на разметленной бороде Ненашев заметил капельки воды), я косоворотке с перламутровыми пуговицами, сапогах и белой кепочке с куцым; козырьком. Кепку. Лямкин снял и доложил на подоконник.
- Ты, брат, на кого-то похож сегодня, а вот на кого ты похож - не могу вспомнить, - председатель отмахнул ладонью - дым от лица и накинул на сковородку полотенце. - Айда-ко в горницу, начадил я здесь, горло дерет.
...Никита все натирал колени, угловатые его плечи были опущены, он казался старым.
- На кого же ты похож, брат? Вертится в голове что-то такое, - Ненашев притронулся пальцем к виску, а вот вспомнить не могу. Не пьяный ты?
- Я теперь не пьющий. - Извини, не верю.
- А мне решительно все равно, верите вы или не верите.
- На берегу давеча туристов пугал? Днем?
- Было дело.
- Зачем пугал?
- Тут непросто все.
- По-моему, так проще и не бывает: подпил, с утра, и на лиходейство тебя потянуло. Тебе сколько, лет, Никита?
- Тридцать три года.
- Вполне зрелый ты - четвертый десяток грядет, а я с тобой, да и не только я, как с подростком разговариваю, как с пятнадцатилетним, например. Стыда по этому поводу не чувствуешь?
- Тут непросто все.
- Тут как раз все просто!
- Я не ради шутки туристов пугал, жалко мне всего живого, красоты жалко. Я вообще с некоторых пор считаю, что человек на Земле, он, Сидор Иванович, гармонию рушит.
- Вот те раз! Лишний, значит, человек на Земле? И я - лишний? И ты, и Варя твоя?
- Да. Все мы - лишние. Человек природой вообще не предусмотрен.
- Откудова же он взялся тогда?
- Неясного тут много, но, полагаю, интеллект привнесен к нам искусственно.
- Гриша Суходолов говорит в таких случаях, что он про это где-то читал, отсюда вывод: ты неоригинален, Лямкин. Это первое. И второе. По-какому такому поводу посетили тебя столь крамольные мысли?
Никита на вопрос не ответил, он заложил ногу на ногу, поник головой. Ненашев видел его: мосластую шею с ложбинкой и мятый волос на ней. "Кого же он мне напоминает, калина-малина? Не успокоюсь ведь, пока не вспомню. Вот еще докука привалила, калина-малина!"
- Что за цветок? - спросил вдруг Лямкин, разгибаясь и хрустя новыми сапогами, - хромовыми, между прочим, каких в наши дни вроде бы уже и не шьют, но если и шьют, то исключительно для высших армейских чинов. Цветок стоял в горнице на круглом столе, невидное растеньице с красноватым листом.
Ненашев после некоторого замешательства ответил:
- Ваня мокрый. Это - по-народному. А но науке как он зовется, убей, не помню. Женщины принесли. Стоит. Обещали - цвести будет, а он не цветет, представь.
- Он воды просит, не чувствуете разве?
- Почему это я должен чувствовать?
- И горшок для него тесный - стонет.
- Кто стонет?
- Цветок.
- Представь, я и стона не слышу!
- А я вот слышу! - Лямкин вздохнул с печалью и потер худое свое колено ладошкой.
Ненашев, слегка озадаченный и пристыженный (цветок ведь стонет!), вылил полную железную кружку в горшок, вода ушла в сухую землю, будто в пустую яму, председатель тут вроде бы даже услышал вздох облегчения, проистекший от цветка, и пожал плечами с улыбкой на губах: и чего только не причудится, прости господи, если внушишь себе; Так вот, наверно, и с ума сходят?
- Хотите расскажу, как помирал?
- Кто это помирал?
- Я. И воскресал.
- Было такое, верно. И воскресал ты, это я лично видел. Шутки твои, они, брат, диковатые для взрослого мужика-то.
Никита не обратил на укоризну председателя внимания, вздохнул: похоже, рассказывать о смерти и воскрешении не составляло удовольствия, однако, рассказывать он начал:
- Сперва было темно. И темнота была особая, липкая, я бы подчеркнул, живая. Меня, знаете, будто сажей печной обмазали, даже кожа повсюду зачесалась.
- Повсюду, значит?
- Повсюду. Да. И услышал я свист в ушах. Вот когда, например, стоишь на взгорке и перед грозой - такой же свист идет.