Дюмон-Дюрвиль едет в Лондон. Это своего рода рекогносцировка; в Париже знают, что англичане (впрочем, так же как и американцы) готовят новые экспедиции в Антарктику. И дело не только в поисках южного магнитного полюса (по предложению Гаусса и Александра Гумбольдта как раз в это время этой проблемой решают заняться, что называется, вплотную). Дело еще и в соперничестве: великие державы начинают интересоваться новыми землями в Антарктиде. (В Океании соперничество идет уже полным ходом — через три года, в 1840-м, будет объявлена английской Новая Зеландия, в 1842-м захватит Маркизские острова Франция.)
В клубе имени Рэли, а все члены этого клуба путешественники, Дюмон-Дюрвиль на приеме задает своим собеседникам вопрос в упор:
— Каково ваше мнение об Уэдделле?
— Достойнейший человек, — говорят ему. — Настоящий джентльмен. Можно не сомневаться, его реляция соответствует истине.
Командировка длится десять дней. Шестого мая 1837 года Дюмон-Дюрвиль возвращается в Париж. «Вас хочет видеть король», сообщают ему. Аудиенция состоится пятнадцатого мая. Его королевское величество Луи-Филипп, любивший щеголять своей «демократичностью» (с зонтиком под мышкой и лишь издали сопровождаемый филерами, он чуть ли не каждый день, будто простой гражданин, прогуливался по «своему» Парижу), примет его в своем кабинете один. Более часа беседует он с Дюмон-Дюрвилем и милостиво разрешает установить премию всем тем, кто достигнет 75-го градуса южной широты, — 100 франков, а за каждый последующий градус к югу еще по 20 франков.
Королевская Франция тоже будет участвовать в поисках южного магнитного полюса. И в исследовании Антарктиды.
Свои пожелания счастливого плавания и поздравления Дюмон-Дюрвилю присылает вдохновитель русской антарктической экспедиции, автор поистине классического Атласа Южного моря, прославленный адмирал И. Ф. Крузенштерн, высоко ценивший картографические работы, выполненные французским моряком во время плавания на «Астролябии». Пожелания счастливого плавания прислал и знаменитый Александр Гумбольдт.
Седьмое сентября 1837 года. «В нынешний вторник, — запишет в своем дневнике Дюмон-Дюрвиль, — я попрощался с моей семьей. Дважды я уже проходил через это тяжелое испытание, но в ту пору я был молод, полон сил, надежд, веры в будущее. В 1837 году я был уже стар… и у меня не было никаких иллюзий…».
Хотя оба корабля Дюмон-Дюрвиля — и «Астролябия», и «Усердный» («Зеле») — и именовались корветами, были они обыкновенными габарами, торгово-транспортными, а попросту грузовыми судами, построенными в Тулоне в 1811 году, в самый разгар наполеоновских войн. Впрочем, еще с легкой руки Кука привилась та точка зрения, что военные корабли менее удобны для кругосветных плаваний, чем не такие быстроходные, но зато более прочные и устойчивые торговые суда. Кук плавал на так называемых угольщиках — больших барках, соответственно, конечно, переоборудованных и оснащенных, и не мог нахвалиться их добротностью. «Астролябия», как мы уже упоминали об этом, именовалась «Ракушкой» и успела дважды обойти вокруг земного шара. «Усердный» первоначально нес службу в Рошфоре, участвовал в 1822 году во франко-испанской войне, а в 1829-м провел мадагаскарскую кампанию.
Тоннаж и того и другого судна был незначителен, примерно 380 тонн. Напомним для сравнения — тоннаж корабля Лазарева «Мирный» составлял 530 тонн. Вооружены и «Астролябия», и «Усердный» были примерно одинаково. На «Астролябии» находилось десять длинноствольных каронад восемнадцатого калибра и две короткоствольные пушки.
…Два маленьких корабля, вполне маневренные и ходкие, они словно скорлупки в океанском просторе. Им предстоит далекий и нелегкий путь.
Задумывались ли вы когда-нибудь, разглядывая на картинках эти красивые парусные суда или глядя на них в кино, таких нарядных, быстрых, скользящих по глади волн, как трудно и сложно текла на них жизнь, будничная, рабочая жизнь, каким поистине подвижническим трудом добывались все те блестящие открытия, которые были осуществлены на этих утлых судах? А ведь едва ли не весь земной шар был открыт с помощью парусников! Едва ли не весь земной шар!
Скажем прямо, суда Дюмон-Дюрвиля не очень приспособлены к плаванию в антарктических водах. Но где они, в ту пору соответствующим образом приспособленные суда? И легче ли было Куку, Биско, Беллинсгаузену? Легче ли было капитанам отправлявшихся на тюлений промысел с улов, что проникали на ближние подступы к ледяному континенту?
Дюмон-Дюрвиль знает: время не ждет. Еще в начале 1837 года американские газеты сообщили о том, что в воды Тихого и Атлантического океанов отправляется целая флотилия — пять судов. Они должны заняться исследованием далекой Океании и одновременно поисками антарктических земель. Именно последнее и составляет главную цель планируемой экспедиции американца Уилкса. Готовится экспедиция и в Англии.
Так как же все-таки, можно ли, используя тот же примерно путь, которым шел Уэдделл, добраться до внутренних районов Антарктиды? Да или нет?
Корабли выходят из Тулона. Три месяца спустя они в Магеллановом проливе. Около месяца будет Дюмон-Дюрвиль заниматься здесь гидрографическими работами — от мыса Св. Девы до порта Галлан. Затем направится на юг.
Пятнадцатого января 1838 года, когда суда находились на 58-м градусе южной широты, появляется первый айсберг. Впрочем, море в общем спокойное и можно плыть дальше. Но семью днями позже под 65-м градусом на пути кораблей возникает сплошная ледяная стена. Двести сорок миль проходят корабли вдоль кромки льда и не находят нигде ни малейшего прохода. Интересно, каким образом пробился вперед Уэдделл? И где это открытое море?
Суда возвращаются назад и неподалеку от Оркнейских островов, на 61-м градусе южной широты, попадают в жестокую ловушку: за ночь льды перекрыли проход. Пять дней проводят в трудной схватке со стихией моряки. На их счастье, на шестой день наконец-то меняется ветер. Неокрепший лед дает трещину. В ход идут ломы, топоры, кирки. Грещину удается расширить, и вот уже в образовавшийся проход медленно входят корабли. Пройдут или нет? Постепенно разводье увеличивается. Кажется, на сей раз пронесло.
Плавание продолжается. Корабли идут вдоль кромки припая. Но никакого прохода не находят, хотя они и проделывают с запада на восток не меньше трехсот миль. Пятнадцатого февраля на 62-м градусе южной широты Дюмон-Дюрвиль, видя, что ледяной барьер вновь поворачивает, на сей раз на север, по направлению к Сандвичевым островам, меняет курс. Теперь корабли идут на запад. Моряки проводят гидрографические исследования Оркнейских островов и восточного берега Южных Шетландских островов.
Затем корабли еще раз меняют курс и поворачивают на юг. Они открывают несколько, как им кажется, островов. Позднее выяснится, что остров, названный ими островом Луи-Филиппа, это северная оконечность нынешней Земли Грейама. Другой остров, Жуанвилль, отделен от Земли Грейама узким проливом.
Проверить, существует ли связь между Землей Грейама и Берегом Александра, Дюмон-Дюрвилю не удается. У него на борту шестьдесят человек, больных цингой. В плохом состоянии остальные: устали безмерно. Надо возвращаться в более теплые широты.
Медленно движутся на север, в теплые широты, французские корабли. Французским морякам так и не удалось обнаружить свободный проход, о котором говорил Уэдделл.
В гавани Талькауано, в Чили, а затем в Вальпараисо корабли ремонтируются, а экипажи, хотя, конечно, им и хватает работы, все же немного отдыхают от тяжелого похода.
Из Чили «Астролябия» и «Зеле» выходят на просторы Тихого океана. Они посещают Соломоновы острова, острова Вити и в конце 1838 года бросают якорь на Таити. Потом они продолжают океанографические исследования возле берегов Новых Гебридов и архипелага Бенкса, о котором, как скажет Дюмон-Дюрвиль, было известно лишь то, что он существует. Они исследуют береговую линию Новой Гвинеи, плавают в море Банда. Оттуда Дюмон-Дюрвиль отправляется к берегам все еще плохо изученной, во многом загадочной Новой Голландии.
И вот наконец Хобарт-Таун. 1839 год близится к концу.
После почти двухгодичного плавания корабли нуждаются в ремонте. Устали и моряки. К тому же несколько человек серьезно больны. И нужно пополнить припасы. Дел много. И наверное, мало кто мог себе представить, разве что Дюмон-Дюрвиль и его ближайшие помощники, развившие бурную деятельность, что по прошествии каких-нибудь двадцати дней корабли вновь выйдут в море. И вновь отправятся к берегам Антарктиды.
Один из соратников Дюмон-Дюрвиля, объясняя спешку, откровенно заметит: «Дело в том, что ристалище было уже в самом разгаре». Американская экспедиция Уилкса, английская во главе с Джеймсом Россом были нешуточными соперниками. Дюмон-Дюрвиль скажет еще прямее: «Не могли же мы сидеть и ждать, пока нас обгонят. Речь шла о научных открытиях, о научных исследованиях, о расширении географических знаний, и это, естественно, составляло главную цель экспедиции. Но и о престиже, о чести флага тоже».
В ночь на тридцать первое декабря 1839 года были закончены все приготовления. Конечно, ремонт кораблей был проведен не самым лучшим образом, не хватало и матросов. Но настроение было хорошее, боевое.
В 4 часа утра первого января 1840 года был поднят флаг к отплытию. Корабли снялись с якоря, но тремя часами позднее вынуждены были вернуться назад: сильный встречный ветер не давал им выйти из бухты.
Второго января ветер переменился. Море было спокойное, дул мягкий попутный бриз.
В своей книге «Путешествие к Южному полюсу» Дюмон-Дюрвиль впоследствии писал: «Между 120 и 160 градусами восточной долготы находились обширные, никем еще не исследованные пространства. Именно в этот район я и намеревался направить свои фрегаты. Я не знал еще в ту нору, что за год до этого английский торговый корабль уже побывал в этих краях, и я понятия не имел ни об островах Баллени, ни о Земле Сабрина, которые были открыты за год до нашего появления в здешних местах».
Беря под свою личную ответственность эту новую попытку проникнуть в глубь Антарктики, Дюмон-Дюрвиль па сей раз не собирался продвигаться вдоль ледяного барьера. «Я хотел, — засвидетельствует он, — просто совершить вылазку и выяснить, где, на какой параллели начинаются настоящие льды. Потом я собирался направиться к Оклендским островам или в один из портов Новой Зеландии».
Не загадывая, какими окажутся конечные результаты этой новой попытки, Дюмон-Дюрвиль был полон решимости сделать все, что в его силах, дабы она стала успешной для наук о Земле. Напомним: одна из задач экспедиции, как подчеркивалось в полученной Дюмон-Дюрвилем инструкции, заключалась в том, чтобы отыскать магнитный полюс.
Ветры, помешавшие вовремя выйти из Хобарта, доставили немало хлопот и в последующие дни. На море не прекращалось волнение, волны высотой в четыре — шесть и больше метров шли сплошной чередой. Беспрерывная бортовая качка не только мешала ходу, но и утомляла людей. Число больных увеличивается с каждым днем. Это не цинга, говорит врач, это просто общая слабость, организм плохо адаптируется к здешним суровым условиям.
Условия действительно суровые. Становится все холоднее, обледеневают паруса, обледеневает палуба. На пятидесятом градусе сопровождавшие корабли альбатросы словно по команде делают прощальный разворот. Исчезает и стадо китов, резвившихся неподалеку от кораблей.
Шестнадцатого января появляются первые айсберги. Может быть, где-то неподалеку земля?
Но где она, эта земля? Восемнадцатого января корабли достигли 64-го градуса. А море в общем по-прежнему чистое, и лишь кое-где видно несколько плывущих ледяных гор.
Низко нависло серое сумрачное небо, идет небольшой снег. Три часа дня. Лейтенант Жервез велит одному из матросов позвать капитана Дюмулена: кажется, впереди берег. Тот поднимается на капитанский мостик «Астролябии», внимательно всматривается вдаль. «Ошибка, — говорит он. — Это просто туча».
Все то же восемнадцатое января 1840 года. Десять часов пятьдесят минут вечера. На борту — все в ожидании. Солнце пробилось сквозь тучи, и в дрожащем мареве вдалеке, у горизонта, видна какая-то серая полоса. Берег? Припай?
Ночью корабли продолжают движение. Но под утро начинается штиль. Ход не более узла. Появляются льдины, а потом множество айсбергов. Едва ли не ощупью ведут свои корабли капитаны, постоянно лавируя в узких проходах, и кажется, нет и не будет конца пути в этом лабиринте ледяных гор.
Впереди, прямо по борту, видна какая-то полоса. Земля? Лед?
Поначалу моряки никак не могут разобраться, что же, собственно, они открыли. На тысячу — тысячу двести метров возвышается сплошная стена высоко над морем. С кораблей спускают шлюпки. Они аккуратно проходят между небольшими льдами и, к несомненному удовольствию наблюдающих за их приближением пингвинов, держат путь к берегу. Матросы карабкаются по склону. Под ударами кирок во все стороны разлетаются осколки льда.
Но здесь все-таки был не только лед. Это становится ясным, когда кирка одного из матросов неожиданно высекает огонь. Да, вот она, скала. На ней и льда-то почти нет. С трудом отбивают матросы от нее несколько небольших кусочков: не так-то просто иметь дело с гранитом. Они поднимаются повыше и видят несколько обломков скал. Вот это уже получше, можно собрать коллекцию.
Взвивается трехцветное французское знамя. По кругу идет запасливо прихваченная бутылка бордо.
В полдесятого вечера двадцать первого января 1840 года офицеры и матросы салютуют новооткрытой земле. Около одиннадцати шлюпки возвращаются к кораблям.
Дюмон-Дюрвиль стоит на полуюте. Солнце уже село, но открытый им берег антарктической суши светлеет на фоне темного неба, словно старое серебро.
В честь своей жены он назовет эту землю Землей Адели.
Ночь коротка, и корабли не успевают далеко отойти от новооткрытой земли, как впередсмотрящий докладывает: «Путь впереди перекрыт льдинами». Погода все еще была хорошая, ясная, и ничто, казалось, не предвещало резких перемен. Но по мере приближения кораблей к ледяному барьеру погода начинает портиться, да и сам барьер значительно основательней, чем предполагали моряки.
За ветрами следует снег. Видимость ухудшается. «Пусть «Зеле» несколько отойдет назад, — командует Дюмон-Дюрвиль. — Передайте распоряжение не мешкая». «Зеле» не откликается. За завесой снега ее и не видно. Может быть, ее вообще отнесло в сторону?