— У меня есть кое-что получше. Шамуд тоже лечил высушенными травами, и я знаю, где находятся его приспособления. Можешь воспользоваться ими.
— Великолепно, Доландо.
Он кивнул и ушел куда-то. Увидев Рошарио, сидевшую на кровати, Эйла улыбнулась. Положив травы, она подошла к женщине.
— Не знала, что Волк вернется сюда, — сказала Эйла. — Надеюсь, он не побеспокоил тебя?
— Нет. Он меня охранял. Едва войдя, сразу подошел ко мне. Я погладила его. Тогда он отошел в этот угол и лег, все время следя за входом. Этот угол теперь его место.
— Ты хорошо спала? — устраивая Рошарио поудобнее, спросила Эйла.
— Это была самая лучшая ночь с тех пор, как я сломала руку. Особенно после того, как мы с Доландо как следует наговорились. — Она посмотрела на высокую светловолосую незнакомку. Джондалар привел ее совсем недавно, и она так много изменила в их жизни за столь короткое время. — Он, совсем не подумав, наговорил вчера тебе обидных слов, он просто растерялся. Долгие годы он переживал смерть Доралдо, так и не смог смириться с ней. Он не знал всех обстоятельств до вчерашнего вечера. Сейчас он пытается выжечь в себе многолетнюю ненависть к тем, кого он считал грязными животными, и ко всему, что с этим связано, включая тебя.
— А как ты? Он ведь был твоим сыном.
— Я тоже ненавидела их, но мы взяли Джетамио, когда умерла ее мать. Она, конечно, не могла заменить сына, но ее болезнь требовала такой заботы и ухода, что у меня не было сил все время скорбеть о его смерти. Как только я почувствовала, что она стала моей дочерью, то начала реже вспоминать сына. Доландо тоже полюбил Джетамио, но мальчики, особенно родившиеся в собственном доме, имеют особое значение для мужчин. Он не мог забыть смерть Доралдо, так как вырастил его. — В глазах Рошарио сверкнули слезы. — А теперь умерла и Джетамио. Я боялась брать к себе Дарво, опасаясь, что и он умрет молодым.
— Это нелегко — потерять сына или дочь.
Рошарио увидела, как гримаса боли скользнула по лицу молодой женщины, она встала и, подойдя к костру, начала готовить снадобья, которые вскоре и принесла в деревянных чашках. Рошарио никогда не видела таких. У Шарамудои инструменты, утварь и посуда обычно украшались орнаментом, резным или расписным, иногда применялись оба способа одновременно, как у Шамуда. Чашки же Эйлы, очень тонко сделанные, хорошей формы, прекрасно отшлифованные, были совершенно гладкими, свободными от украшений.
— Сейчас болит? — спросила Эйла, помогая Рошарио лечь.
— Немного, но гораздо меньше, чем прежде. Эйла стала снимать повязку.
— Думаю, что опухоль стала меньше, — сказала она, рассматривая руку. — Это хороший признак. Я наложу шину на случай, если ты захочешь встать, а вечером опять смажу. Когда опухоль спадет, я сделаю повязку из березовой коры, которую ты будешь носить, пока кость не срастется, по крайней мере полтора полнолуния, — говорила Эйла, снимая влажную повязку из кожи косули и рассматривая синяк, появившийся после вчерашних ее манипуляций.
— Березовую кору?
— Если ее размочить в горячей воде, она становится мягкой и легко принимает любую форму. Когда же она высохнет, то будет так держать кость, что она срастется прямо, даже если ты будешь ходить и двигать рукой.
— Ты хочешь сказать, что я встану и смогу что-то делать? — радостно улыбаясь, спросила Рошарио.
— Пока в твоем распоряжении будет одна рука, но почему тебе не стоять на двух ногах? Ты ведь лежала из-за боли.
— Это так.
— Прежде чем я наложу повязку, хочу, чтобы ты пошевелила пальцами. Это может быть больно.
Эйла старалась не выказывать тревоги. Если что-то будет мешать Рошарио двигать пальцами, то это означало бы, что из-за внутренних повреждений возможности руки будут ограниченными. Обе внимательно смотрели на кисть руки и облегченно вздохнули, когда Рошарио согнула средний палец, а затем и остальные.
— Это хорошо, — сказала Эйла. — Теперь сожми в кулак. Больно?
— Больно, но я могу это сделать.
— Очень хорошо. А теперь подвигай рукой. Можешь согнуть кисть в запястье?
Сжав зубы и тяжело дыша, Рошарио сделала нужное движение.
— Этого достаточно, — сказала Эйла.
Услышав предостерегающий лай Волка, более похожий на фырканье лошади, они обернулись и увидели Джондалара.
— Могу я что-то сделать для вас? Может быть, помочь вывести Рошарио на улицу? — Джондалар посмотрел на обнаженную руку женщины и сразу же отвел глаза. Зрелище было не из приятных.
— Сейчас ничего не надо, а вот через несколько дней мне потребуется несколько полос березовой коры. Если увидишь хорошую березу, запомни, чтобы потом показать мне. Это нужно, чтобы рука лучше заживала, — ответила Эйла, накладывая шину.
— Ты не сказала, зачем я должна была двигать пальцами, — сказала Рошарио. — Что это обозначало?
Эйла улыбнулась:
— Это значит, что, если все будет хорошо, ты сможешь владеть рукой как прежде или почти так.
— Это и в самом деле хорошие новости, — сказал Доландо, который как раз в это время вошел в дом, неся приспособление для сушки. Правда, он нес его не один — с другого конца ему помогал Дарвало. — Годится?
— Да, спасибо, что вы внесли его сюда. Некоторые растения надо сушить в темноте.
— Каролио просила передать, что завтрак готов, — сказал молодой человек. — Она хочет знать, не будете ли вы есть на воздухе? Сегодня прекрасный день.
— Я буду, — сказала Рошарио и повернулась к Эйле: — Как ты считаешь, можно?
— Дай мне закрепить шину, и можешь выйти, если Доландо поможет тебе.
Вождь племени Шамудои необычно широко улыбался.
— Если никто не возражает, то прежде чем приступить к еде, я пойду искупаюсь.
— Это в самом деле лодка? — спросил Маркено, помогая Джондалару установить у стены рядом с длинными шестами обтянутую кожей конструкцию. — Как ты управляешь этим?
— Не так легко, как вашей лодкой, но мы используем ее в основном для переправы через реки, приходится поработать веслами. Имея лошадей, мы перевозим ее на волокуше.
Оба посмотрели на луг, где Эйла скребла Уинни. Удалец стоял рядом, Джондалар вычистил его раньше. При этом он заметил, что места, где шкура облезла за время путешествия, стали зарастать. Глаза у лошадей благодаря заботам Эйлы уже не болели.
— Больше всего удивляют лошади, — сказал Маркено. — Никогда не предполагал, что они добровольно могут оставаться рядом с людьми, а этим двоим даже нравится. Хотя вначале меня поразил Волк.
— К Волку ты уже привык, так как Эйла держала его все время рядом с собой, боясь, что он может кого-нибудь напугать.
Они увидели, что к Эйле направляются Толи и Шамио, вокруг которой так и вьется Волк.
— Шамио просто влюблена в него, — сказал Маркено. — Ты только взгляни на нее. Я должен был бы волноваться, что этот зверь разорвет ее на части, но он выглядит очень мирным. Он играет с ней.
— Лошади тоже могут играть. Ты и представить себе не можешь, что такое скакать на лошади. Можешь попробовать, если хочешь, хотя здесь мало места для скачки.
— И это хорошо. Для меня привычнее «скакать» на лодках. На краю обрыва появился мужчина.
— А вот и Карлоно. Не пора ли Эйле «поскакать» в одной из лодок?