– Опусти руку! Ну! Руку опусти. Не слышал?
Эксперт встретил взгляд Бурцева и отвел глаза.
– Как это он ее? – спросил Бурцев.
– Задушил ремнем от брюк, – неохотно ответил эксперт.
– А он что, правда, псих? – вполголоса спросил Бурцев. Тот неохотно пожал плечами. Бурцев понял: милиции
полагается задавать вопросы, а не отвечать на них.
– Может быть. А может быть, состояние аффекта. Перевозбужден. И неадекватно реагирует. – Эксперт сделал шаг к столу и раздавил свой окурок в пепельнице. – А то и просто дуркует. Так тоже бывает.
– Но ведь если он псих, ему ничего не будет? Медик как-то странно посмотрел на Бурцева.
– Если экспертиза признает невменяемым. Но в спецпсихушке тоже не сладко, – заметил он.
За их спиной послышался удар и звук падающего тела.
– Зачем вы деретесь? Мне же больно! – вскричал пристегнутый.
– На место! – с презрением прокричал опер. – На табуретку! Быстро!
Псих, ограниченный пристегнутой рукой, закопошился на полу и принялся карабкаться на табуретку.
Медэксперт мельком взглянул в их сторону и покачал головой.
В это время старший опер повесил трубку и стал собирать бумажки на столе.
– Все, Серега! Кончай! – объявил он. Молодой опер стоял, собирая губами кровь с разбитого кулака. – Все ясно! Я дозвонился до участкового по месту жительства. Все подтверждается. По документам – она его жена. И была прописана в квартире. А на самом деле – вместе не жили.
– А как у него с вменяемостью? Известно? – спросил эксперт. – Как брак-то разрешили?
– Раньше состоял на психучете. Но агрессивности не проявлял. Жил с матерью. Соседи отмечали странности – и все. Потом мать похлопотала, с учета сняли… Она была какой-то деятель в комитете по здравоохранению…
Псих на табуретке, казалось, не слышал этого рассказа, всхлипывая и трогая пальцем быстро вздувающуюся гематому под глазом.
– Потом ему и вообще стало лучше. Пристроили его на работу на почту. Даже в самодеятельности стал вступать. А потом заметили, что кто-то письма вскрывает. Вышел конфликт с начальством. У него срыв. А потом еще… Коллеги вызвали скорую… Опять поставили на учет. С работы, ясно дело, уволили.
– Обычная история, – подал голос медэксперт.
– А полгода назад его мать умерла. Он и вообще пошел вразнос. Жил, продавая родительские вещи. Был пойман на том, что прятался в общественном туалете и подглядывал за женщинами. Участковый хлопотал о госпитализации, но ему отказали, сказали, раз не агрессивный, то и оснований нет. Связались с женой… Она устроила ему домашний присмотр. Но вот сегодня, похоже, сиделки не углядели…
– Да, обычная история, – повторил эксперт.
– Короче, все. – Старший опер с удовлетворенным видом сложил бумажки в папку и защелкнул кнопки. – Преступник взят на месте. Мотив есть. Орудие изъято. Картина ясна. Раскрыто по горячим следам. Нам – плюс. Можно сворачиваться и передавать в прокуратуру. А уж они пускай решают, что с ним делать.
– Это был порыв минуты! – торопливо повторил пристегнутый. – Я не сознавал, что делаю…
– Ах, ты все еще не успокоился? – спросил молодой опер. И опять шагнул к пристегнутому, отводя назад сжатую в кулак руку.
– Оставьте меня в покое, гадкий человек! – заплакал больной.
Эксперт досадливо крякнул.
– Серега, дай покой, – поморщился старший опер.
– А вы что стоите, как в цирке?! – сердито прикрикнул он на Бурцева и санитара. – Выносите!
Санитар бойко вышел вперед. Он огляделся вокруг, сдернул с дивана накидку и расстелил на полу рядом с телом. Обошел сбоку, нагнулся, подхватил тело под мышки.
Бурцев так и остался стоять у дверей. Санитар поднял на него голову.
– Ну, елы-палы, давай! Хватайся!
Бурцев почувствовал дурноту и с усилием сглотнул.
– Ты на лицо-то не смотри! Не смотри! – крикнул бывалый санитар.
Бурцев справился с собой, подошел, подхватил под коленки и они, приподняв, переложили труп на покрывало.
Псих на табуретке болезненно дернулся, но, опасливо поглядев на молодого опера, ничего не сказал.
Санитар связал покрывало двумя узлами – в головах и в ногах – наподобие гамака.
– Берись!
Бурцев взялся за узел в ногах. Убийцу охватило беспокойство. Он задергал пристегнутой рукой.
– Куда вы ее! Не уносите. Она еще встанет. Меня же накажут…
Бурцев и санитар, перетаптываясь и шаркая, двинулись к дверям.
Проходя в двери, санитар задел выступающей круглой частью узла за косяк. Раздался глухой стук.
– Тише, ты, не налегай! – сердито крикнул санитар.
– Куда вы ее! Пусть она сама идет! – Краем глаза Бурцев видел, что убийца вскочил с табуретки и забился.
На лестничной площадке возникла заминка – кому идти первому.
– Иди, иди! – мотнул головой вниз по лестнице санитар. – Ногами вперед. Теперь можно.