– И что?
– Он не дозвонился и вечером приехал сам. Когда все это… уже случилось. Мы два часа сидели в машине и разговаривали. Он даже хотел остаться ночевать, просто так, чтобы мне было не страшно одной, но потом мы решили, что этого не нужно делать.
Ничего себе. Бурцев боялся, как бы девушка с собой чего-нибудь не сделала, а она, оказывается…
Бурцев помолчал, не зная, что сказать.
– И что? Что он вам сказал?
Настя на минуту задумалась, и ее лицо как будто потеплело и осветилось изнутри светом тихой радости.
– Ничего особенного. Мы просто сидели. И говорили. – Она улыбнулась, видимо, вспоминая разговор. – Он сказал, что часто меня вспоминает. Что помнит все дни, когда нам было хорошо вместе, все до единого. И что прошлое никогда не проходит бесследно. Прошлое нельзя стереть из памяти, оно навсегда остается с нами…
– А-а…
Бурцев отвел глаза и принялся крутить на стойке перед собой пустой фужер из-под коньяка.
Настя зачарованно молчала.
– И что теперь? – спросил Бурцев.
– Ничего особенного. Мы будем просто дружить, общаться, разговаривать по телефону, гулять, пить кофе… Он даже сказал, что мне хорошо было бы познакомиться с его женой. – Настя заглянула в глаза Бурцеву. – Но я не думаю, что это хорошая идея.
«А он не прост, этот Игорь, – подумал Бурцев. – Очень не прост! Опять, что ли, с женой нелады?»
– Но главное в том, как он почувствовал, что мне плохо! – со значением сказала Настя. – Сердцем почувствовал. Понимаете? Он ни разу не позвонил за эти полгода, а тут не только позвонил, но и приехал. Значит, я для него еще что-то значу!
Бурцев пожал плечами. Настя вопросительно посмотрела ему в лицо и забеспокоилась.
– Вы не верите?
– Во что?
– Что я ему небезразлична?
– Почему же, – отвел глаза Бурцев. – Верю.
Она некоторое время изучала его лицо. Потом вздохнула.
– Ведь в любви брать – не главное. Главное – давать!
– В каком смысле?
– Женщина говорит: «Я его люблю. Он мой!» Это означает, что она готова дарить счастье мужчине и хочет получать от него счастье взамен. Понимаете? Дарить – это дарить! А получать – это для себя, это эгоизм! Вот так и со мной. Я люблю Игоря. И значит, хочу давать ему счастье или что-то другое, то, что ему нужно. А то, что он не мой, – имеет отношение только к моему эгоизму!
Бурцев внимательно посмотрел на девушку.
– Это он вам так сказал?
Настя улыбнулась.
– Нет, это я сама поняла.
Бурцев пожал плечами и взглянул на часы.
– Знаете что, – сказал он. – Мне кажется, вам нужно хорошенько выспаться. Утро вечера мудренее. Завтра на свежую голову вы во всем как следует разберетесь. – Он взялся за бутылку. – Давайте выпьем еще понемногу и будем спать!
Он на треть наполнил фужеры, закупорил бутылку и отставил ее в сторону. Они выпили. Посидели некоторое время молча. И Бурцев поднялся, чтобы уходить.
– Да, кстати! А я что-то не заметила у вас в квартире пингвина, – сказала напоследок Настя.
– Я вернул его прежнему владельцу, – ответил Бурцев.
– Да? – невнимательно отозвалась девушка, и Бурцев понял, что она, погруженная в свои мысли, уже успела забыть про свой вопрос и не слышала его ответа.
В дверях они еще на минуту остановились.
– Какой ужасный день, – повторила Настя. – Мне просто не верится…
– Да.
– Бедный, бедный Коля! – сказала девушка.
– И Валентина, – добавил Бурцев.
– И Валентина.
Дома Бурцев долго бродил по опустевшим комнатам… Включил телевизор… Пощелкал программами, но ничего хорошего так и не нашел. Хотел было еще выпить. Но почему-то не стал.
Он подошел к окну и остановился, опершись локтем о переплет. За окном потихоньку начал идти мокрый снег.
Бурцев нашел трубку телефона и набрал номер Айвазовского.
– Прачечная слушает, – ответил в телефоне подчеркнуто строгий голос.
– Почему прачечная? – удивился Бурцев.
– А ты куда хотел попасть? В министерство культуры?
– А-а, – Бурцев смутно припомнил какой-то старый анекдот.
С трубкой возле уха он вернулся к окну.