Митька был откровенно зол, и ему казалось, что он разгромит Хилме-Бея в несколько секунд. Но напрасно он бросался вперед. Быстрый турок легко уклонялся от его наскоков и отвечал быстрыми, хотя и не сильными ударами. А когда Митя загонял своего противника в угол — тот мгновенно сгибался и закрывался руками. Митя бешено колотил по рукам и голове, но толку от этого не было. Митька был озадачен: турок был неуловим для сильного удара.
В перерыве беспризорник жаловался Спарре.
— Что ж он, сукин сын, не дерется? Все бегает, да морду прячет. За что ему, трусу, деньги платят?
Старый тренер не отвечал. Он присматривался к бою, а впереди было еще 5 раундов. Выносливость Митьки он знал хорошо, и весь вопрос был в тактике боя.
Второй раунд по очкам опять выиграл турок. По прежнему Митька с азартом бросался вперед, но его удары не попадали по назначению, или глушились плотной защитой «турченка» (как про себя уже называл его Митька). Только один раз советский паренек резко ударил турка в лицо, но тот сейчас же повис на Митьке в «клинче»[44] и успел оправиться. Зато в азарте другой атаки Митька неловко рванулся вперед, потерял равновесие и коснулся коленом пола. «Нок-даун»[45] отметили судьи, и зрители зашумели. Становилось все очевиднее, что Митька вчистую проигрывает бой по очкам.
Многие стали хмуриться. В далекой, скрытой от зрителей ложе Манцев, сидя рядом с Берия, угрюмо молчал.
Четвертый раунд не изменил картины. «Турченок», чувствуя набранное преимущество по очкам, не торопился и предоставлял Митьке нападать. Но недостаток и техники и тактики нельзя было компенсировать только азартом и напором. Митька просто не знал, что ему делать с противником. Достать до «хорошего» места кулаком он никак не мог, а ему изредка отвечали неопасными, но эффектными ударами. Бой по прежнему шел в очень быстром темпе, но уже было ясно, что своей осторожной тактикой турок выиграет.
Среди сдержанного волнения зрителей один только Спарре был холоден и спокоен. Он за месяц напряженной тренировки хорошо изучил своего воспитанника, и тактика последних раундов уже стала оформляться в его мозгу. В перерыве между четвертым и пятым раундами он, обмахивая советского бойца полотенцем, наклонился близко к его лицу и стал что то властно шептать. Никто не заметил слабого ответного кивка беспризорника и усмешки, изогнувшей уголки распухших от ударов губ.
В пятом раунде Митька стал явно выдыхаться. Бессистемные и беспорядочные атаки, очевидно, сказались. Он уже не так яростно и горячо бросался вперед, как раньше; защита стала менее четкой, и кулаки турка стали все чаще пробиваться к лицу и голове беспризорника. Скоро брызнула первая кровь.
Москвичи со стесненными сердцами наблюдали этот матч и эмоционально переживали его мучительнее, чем другие. Им казалось, что этот бой олицетворяет собою встречу двух миров: русского таланта — самородка и европейской подготовки и техники. И всем было больно за русского бойца.
В перерыве перед последним раундом зал глухо и возбужденно шумел. Берия и Манцев не смотрели друг на друга. Лапин яростно жевал янтарный мундштук. Градополов мучительно морщил брови, сжимал и разжимал кулаки. И только один Спарре был спокоен, и его холодные ясные глаза уверенно и ободряюще смотрели в лицо Митьки.
Когда раздался гонг начала последнего раунда, Спарре неожиданно повернулся к ложе Манцева и посмотрел ему прямо в лицо. Тот взволнованно подался вперед через барьер. Тогда Спаррё уверенным движением поднял кулак с поднятым кверху большим пальцем. На советском немом жаргоне Это обозначало: «Все в порядке. Прекрасно».
Манцев вопросительно показал на Митьку. Спарре утвердительно кивнул головой и в ответ на недоумевающее пожатие плеч Манцева выразительно потер руки в знак полного довольства.
Манцев понял и, обернувшись к Берия, шепнул ему:
— Ничего, товарищ Берия. Наш еще справится! Грузин пренебрежительно выпятил нижнюю губу.
— Ва… Тоже выставили бойца… Стыдно смотреть!..
— А вот ты теперь смотри внимательнее — тут только и начинается…
Но раунд, казалось, начался для Митьки очень плохо. Турок, осмелевший от промахов и ошибок советского бойца, насел на него горячо и зло.
Уже дважды Митька был брошен на пол ринга, но сейчас же вскакивал. Но несмотря на все мужество беспризорника, бой был уже явно проигран по очкам. Тактическое преимущество турка было очевидным, и теперь он вел атаки в полную силу, стремясь добиться победы нок-аутом над измученным и шатающимся противником.
Лицо беспризорника было все в крови. Зрителям казалось, что он уже почти падает, и чувство неизбежного бесславного поражения омрачило все лица.
Мало кто видел ясно, что произошло на последних минутах матча: зрителям как то даже не хотелось смотреть на ринг, где, шатаясь под ударами, «кончался» советский боец. И никто не замечал, что Митька дышит без особого напряжения, что его глаза не отрываются от лица «турченка», как бы взвешивая все его движения, и окровавленные и опухшие губы кривятся в усмешке.
В средине раунда шатающийся Митька под напором турка отскочил в сторону прямо на средину веревок ринга. Те поддались под его тяжестью, спружинили, и в этот момент Митька вдруг стремительно рванулся вперед. Беспечно открывшийся в «последней атаке» на нок-аут турок отскочил назад, но было уже поздно. Зал вздрогнул от сухого, ясного звука удара. Оглушенное тело турка качнулось, он согнулся и закрыл лицо руками. Митькины удары теперь падали, как град. Сам он, с растрепанными рыжими волосами, весь в крови, казался разъяренным тигренком, напавшим на своего обидчика. Его усталость куда то мгновенно исчезла, и он бешено налетал на потрясенного ударом противника, не давая ему ни секунды, чтобы придти в себя. Наконец, после серии ударов по голове, турок опять качнулся и мягко скользнул на пол. Зрители затаили дыхание и не верили своим глазам.
— Раз… Два… Три… Четыре… послышался ясный голос арбитра.
Среди мертвой тишины зала турок стал медленно подниматься. Но как только он оторвал руки от пола, Митька вновь рванулся к нему и привычным движением легко и точно ударил его в угол челюсти. На этот раз турок упал пластом. Митька, будучи вполне уверенным в своем ударе, подмигнул Спарре и стал ребром перчатки вытирать кровь под носом.
— Девять… Десять… Аут! прозвучали в тишине слова арбитра, и зал заревел. По детски восторженный Манцев ударил Берия по плечу.
— Ну, что? Видал — миндал? Говорил тебе я? Золото, а не парень!.. Как турка срезал? Не хуже, чем Градополова!..
Смуглое лицо Берия под крючковатым носом тоже довольно усмехалось.
— Ну, ну… Здорово вышло. Прямо хоть в кино — такой финал. Как это: «happy end», что ли, зовется? Герой!..
Радостные зрители несли Митьку в раздевалку. Кругом виднелись восторженные лица. Отовсюду протягивались руки, чтобы пожать его еще одетую в перчатку руку. Счастливый победитель качался над головами своих поклонников, как на волнах, и сиял, как именинник. Внезапно кто то дернул его за ногу.
— Митя! раздался знакомый голос. Победитель обернулся и увидел смеющееся лицо
Сережи. Сердце его дрогнуло.
— Ты?.. Боже мой… Ты?
Руки в перчатках потянулись к родному человеку, и разбитые губы крепко прижались к губам Друга.
— Сережа!.. Милок!.. шептал взволнованный голос. Неужто ты?.. А я тебя так искал, так искал…
— Ну, теперь нашли друг друга… Теперь уже не потеряемся… А ты, герой, моей просьбы, там на Малаховом, не забыл?
Митька усмехнулся.
— Мое слово верное!
— Значит, сохранил?
— А то как же!.. Приходь завтра в 12 к стадиону «Динамо»…
Толпа увлекла Митьку дальше к раздевалке, и из кучи улыбающихся зрителей Сереже кивнула на прощанье рыжая взлохмаченная голова со счастливым разбитым лицом.
Садовский проснулся от телефонного звонка над ухом.
— Это вы, товарищ уполномоченный? донеслось в трубку. Говорит дежурный СО. Тут на ваше имя прибыл только что рапорт наблюдателя № 890 с пометкой — «Литер С. С.». Как тут быть?
— Оставьте у меня в кабинете и немедленно вышлите мне дежурную машину. Я сейчас приеду в управление.
Садовский помнил, что наблюдатель № 890 был одним из его лучших сыщиков, специально командированным на слежку за Сережей. Было очевидно, что у него появились какие то важные новые наблюдения.
Через полчаса, сидя в своем кабинете, Садовский читал:
…«Во время матча турка с Митькой-Рыжим Шибанов вел себя очень возбужденно и несколько раз хотел спуститься к рингу. Потом, после конца матча, он подбежал к Митьке-Рыжему, которого несли в раздевалку, схватил его за ногу, и они расцеловались. О чем они говорили — узнать было невозможно: я с биноклем находился в секретной ложе ОГПУ, а наблюдатель № 1076, сидевший рядом с Шибановым, не поспел за ним в толпе»…
— Что за чорт? подумал Садовский, прочтя внимательно эти строчки. Неужели Митька — Рыжий и есть тот беспризорник с Малахова кургана? Арестовать его сейчас? Сразу же после победоносного боя? Ну, а если ничего не найдется, и он ни в чем не сознается? Ведь скандал выйдет. Митька теперь после победы — под высоким покровительством «Динамо»… Гм, гм…
Садовский подумал с минуту и потом написал распоряжение Оперативному отделу усилить слежку за Сергеем Шибановым и установить особо секретный пост слежки за боксером-чемпионом Дмитрием-Рыжим, проживающим на стадионе «Динамо».
— Ну, посмотрим, задумчиво сказал сам себе Садовский. Ближайшие дни многое выяснят… Но неужели, чорт побери, Митька-боксер и есть тот беспризорник?..