— Но все, же хороших — больше, — сказала мать. — По твоему виду я вижу, что ты в чем-то разочаровалась, только не пойму в чем. Уж не в любимом ли человеке?
— Не сказать, чтобы он для меня был любимым, просто я считала его хорошим другом, но оказалось, что парень, как он сам сказал, просто другом быть не может.
— Это Олег, что ли?
— А кто же еще? — ответила Оксана. Она зажгла бра над кухонным столом и села ужинать.
— А с Иваном как у вас? — с затаенной тревогой спросила Рита.
Но Оксана давно, еще во время приезда Ивана, почувствовала, что мать не очень-то одобряет их сближение, поэтому не стала, слишком откровенничать.
— Я от него писем давно не получала, только то, что было прислано сюда, про дом в Крыму.
— Он отнесся к этому довольно спокойно, — сказала Рита.
— Мама, почему ты решила, что только ему принадлежит тот дом? Ты ведь тоже Исаева. И такая же наследница.
— Но у нас уже есть дом, это ведь тоже дом Исаева Ивана Васильевича, и он нам достался по наследству.
— А тот дом мы могли бы продать, у Ивана же есть дом в Сибири.
— Да как ты можешь! — заволновалась мать. — Ведь он тебе почти брат!
— Мамочка, ты только не волнуйся, — снова подошла к кровати Оксана. — Как ты захочешь, так и будет. Но если он ему не нужен, можно и продать, а деньги поделить. Ладно, спокойной ночи.
Девочка, поцеловав мать, ушла в свою комнату. «Никогда не ожидала, что моя дочь способна так рассуждать!» — подумала Рита, засыпая.
А утром, когда Оксана еще спала, почтальон передал Рите Ивановне телеграмму. На бланке красовались четыре слова: «Уволен. Еду домой. Иван».
Все так же моросил мелкими капельками дождь. Темные лохматые тучи застилали небо, но еще было довольно тепло, а потому не совсем обычно было слышать, как из-за облачной дали доносятся тоскливые переклички крики гусей, улетающих на юг.
«Вот и очередная осень, — подумала Рита. — Господи! Хоть бы не последняя! Оксана еще совсем девочка, надо ее вывести в люди». Все это так, но кто знает, что будет со всеми нами уже завтра? А дни бегут, переходя в недели, месяцы, года, и всегда наступает пора осени, жизненной осени, когда впереди — ничего, а позади — одни воспоминания, и хорошо, если они есть, да такие, чтобы успокоили душу и сердце, а если всю жизнь тревожат? А бывают и такие. И куда от них деться?
Глава четвертая
Серебряный лайнер «Як-40», любимый самолет на севере, разбежавшись по короткой полосе аэродрома, если его так можно назвать, села Каменское, оторвался от земли и, резко набирая высоту, уходил в чистое синевато-лазурное камчатское небо. Все дальше и дальше уплывала в прошлое Пенжинская долина, и теперь с высоты казалась сказочной дорогой среди белоснежных горных хребтов. Какой простор! Какая красота! Горные хребты обрамляют довольно широкую, покрытую самыми разнообразными растительными коврами, — от темно-зеленого до светло-желтого — низину. По ней, извиваясь змейкой, то тут, то там блестела водами Пенжина, неся бурные потоки в одноименную губу, а дальше — в Охотское море. И ни единого селения, только почти у моря приютилось небольшое село Манилы да между невысокими сопками затерялось несколько домиков села Парень, а в остальном — одна природа. Равномерно шумя двигателями и чуть содрогаясь, самолет поднимался все выше и выше. Внизу проползали заснеженные вершины Пенжинского хребта, искрясь на солнце разноцветными радугами.
Уволенный в запас старшина Иван Сердюченко вместе со своим уже просто дядей, а недавно майором, Сердюченко Яковом Ивановичем, отслужив положенные сроки, летели навстречу новым поворотам в их жизни.
— Ну что, красиво? — спросил Яков, наблюдая, как Иван неотрывно смотрел в иллюминатор.
— Не то слово. Какое бесконечное белое безмолвие, тут не просто красота, а еще и удивительный простор.
— Скажи, Ваня, а вот что ты сейчас чувствуешь, чего тебе больше всего хочется?
— Чего хочется? Многого, но перво-наперво мне хочется увидеться с тетей Настей, дядей Витей, потом сходить в свою школу, потом… А вам чего хочется? — вдруг спросил Иван.
— Да как тебе сказать… Наверное, того же самого. Но меня еще тревожит и неопределенность, тревожит и пугает.
Набрав высоту, самолет лег на курс, тряска прекратилась совсем, и белокрылая машина будто зависла над Камчатскими просторами. По салону прошла стюардесса и каким-то, как показалось Ивану, уж слишком обычным голосом изрекла: «Через пятнадцать минут прибываем в Тиличики, пристегните, пожалуйста, ремни».
— Слушай, Ваня, а вот я что-то от тебя ни разу не слышал о твоей, как бы сказать поточнее, — девушке.
— Так девушки-то у меня пока и нет.
— А на примете?
Самолет снижался, уже отлично просматривались воды Тихого океана, рыболовецкие сейнеры, маленькие и большие бухты и заливы. Наконец, «Як-40», пробежав по рифленой полосе, остановился недалеко от маленького, как и везде на Севере, здания, служащего аэропортом. Первая остановка бывших военных — на гражданке.
Ясный, морозный и пока еще солнечный день. Прямо на ступеньках, ведущих в здание, стоит уже не молодой человек и, энергично жестикулируя, что-то говорит окружающим. Увидев Ивана с Яковом, сказав своим слушателям — «Минуточку», направился в их сторону.
— Привет, майор! — весело и немного развязно, голосом порядочно выпившего человека поприветствовал он военных. — Помните меня?
— Здравствуйте, — ответил Яков Иванович. — Отчего же не помню — Иванов Иван Иванович, так сказать, непризнанный поэт.
Они пожали друг другу руки.
— А это кто? — спросил Иванов.
— Мой племянник.
— Ого, так сказать, военная династия; а хотите четверостишие?
— Только недолго, мы спешим: через пятнадцать минут посадка.
И Иванов, встав в привычную позу, прочитал:
Эх, камчатское лето,
Лебединые стаи!
Ждем тебя как привета —
Быстро ты улетаешь.
— А кто это? — спросил Иван Якова уже в здании аэропорта, когда они пили чай с бутербродами.
— Это личность загадочная, о нем можно писать романы. Когда-нибудь я тебе расскажу, как мы с ним встретились, у него в жизни много таинственного и даже сказочного, а сейчас он просто спившийся человек, «БИЧ».
— А по виду — ничего.
«Объявляется посадка на самолет «Як-40», улетающий в Петропавловск-Камчатский» — объявила диктор.
И они снова в воздухе. Теперь на довольно низкой высоте они шли над океаном в сторону Оссоры. Внизу проплыл остров Карагинский.
— Я когда сюда летел, даже и не видел этого острова, — сказал Иван. — А ведь он довольно большой.