Глава четырнадцатая
Давно уже выпал снег и крепчали морозы, когда, наконец, Яков Иванович получил квартиру в Красноярске. Квартира была как квартира, трехкомнатная, на третьем этаже девятиэтажного дома. Вначале съездили «налегке», с несколькими чемоданами, поменяли замки, обили двери, прописались. На все это ушла неделя. Вернулись на Чулым. Прошла еще неделя, и вот сегодня, в этот пасмурный, неприветливый день собралась семья Якова Ивановича Сердюченко переезжать в город. Вроде бы обстановка складывалась так, что радоваться надо было, но на кого ни глянь, всюду озабоченные и грустные лица. Виктор Иванович всячески помогал брату и в загрузке, и в отправке контейнера, сколачивали ящики, несколько раз отвозили их на станцию. Анастасия Макаровна помогала Надежде Павловне. И только Людмила сидела, запершись в соседней комнате, будто ее это совсем не касалось.
— Люда, может, хватит, уже собираться надо, в двадцать два тридцать поезд, а еще не все вещи уложены, а надо еще поужинать на прощание. Ты что молчишь? — громко спросила в закрытую дверь Надежда Павловна.
В соседней комнате тихо, даже слышно как на письменном столе стучит маленький будильник.
— Люда! — уже закричала Надежда Павловна. — Ты что, оглохла? Открой дверь!
Грохнула, как выстрел, защелка, дверь приоткрылась, и Надежда Павловна увидела стоявшую посреди комнаты Люду. В простеньком ситцевом платье-сарафане, в тапочках на босу ногу, она выглядела буднично и обычно, только вспухшие веки и покрасневшие глаза выдавали ее внутреннее состояние.
— Ты что, Людмила, неужто не понимаешь — ехать надо! — уже почти виновато сказала дочери мать.
— «Понимаешь», «понимаешь», — заговорила, всхлипывая, девочка. — А меня-то вы чего ж не поймете, прямо все и позабыли, что ли? А мне как же — надвое разорваться? Ведь сердце мое тут остается…
И она совсем разревелась.
— Да ты успокойся, возьми себя в руки; Ванька-то тебе вроде бы и повода не давал, ну не люба ты ему, что ж тут не понять-то? — гладила мать ее по голове. — Ты посмотри на себя в зеркало — и личико что надо, и коса золоченная, и станом, как царевна. Я и сама не заметила, как ты в красавицу превратилась. Чего же убиваться то?
— Что ты все «Ванятка, Ванятка»! Может, я просто не хочу никуда больше ехать. Надоели чемоданы, рюкзаки, поезда, самолеты! — говорила, продолжая всхлипывать, Людмила. — Может, назло Ивану я и хочу тут остаться!
— Что вы тут расходились? — вошла Настя.
— Да вот Людмила уезжать не хочет.
— Ну и в чем проблема, пусть живет, нам веселее будет, потом и школу срывать несподручно.
— Да вы что, сговорились? Я уже документы забрала, — рассердилась Надежда Павловна.
— Как забрала? — удивилась Люда. — Выходит, я просто удираю?
— Почему это ты «удираешь»? Все и так знали, что ты уедешь.
В комнату вошли Виктор и Яков.
— Какие проблемы? — с наигранной беспечностью, но с ноткой грусти в голосе спросил Виктор.
— Дочка уезжать не хочет, — сказала Надежда Павловна.
— Пусть себе живет, — совершенно спокойно сказал Виктор.
— И я им то же сказала, — вмешалась Настя.
— А что потом? — спросил Яков.
— Да ничего, закончит девятый класс весной и приедет к вам. Чего гнать коней? — убеждал Виктор.
Людмила, почувствовав поддержку, подошла к нему и повисла на шее.
— Ну вот, — продолжил Виктор Иванович, — кто же меня еще так обнимет, как не родная моя племянница! Может, мы ее и вообще себе оставим, а вы еще не так и стары, чтобы больше детей не иметь.
Всем стало и смешно, и грустно.
— А я вот сейчас к директору школы схожу, она тут рядом живет, и улажу все, — как бы заключила разговор Анастасия Макаровна.
— Может, так и надо сделать, там все равно ремонт квартиры будет, действительно, среди года срываться с учебы не стоит, — сказал Яков.
Людмила засияла. Чмокнув Анастасию Макаровну в щеку и набросив полушубок, она вылетела из комнаты.
— Куда это она? — недоумевала Надежда.
— Так куда же, если не к своей подружке. Дуся тут недалеко живет, с Алтая прошлым летом вернулась, в одном классе учатся, — сказала Настя.
— Между прочим, первая любовь Ивана, — добавил Виктор. — Не разлей вода были в детстве.
— Что было, то было. Она такая рыжая была, некрасивая, а Иван же, как картинка, а вот не могли друг без дружки. Когда уезжала, Иван даже плакал.
— Ага, рыжая, а глянь теперь — какая красавица стала, прям Василиса Прекрасная, — почти серьезно сказал Виктор.
— Летит время, — как-то мечтательно и грустно произнесла Надежда.
— Ну что, я схожу к директрисе? — спросила Настя.
Взяв документы, она вышла.
— Вчера почтовый приходил, — вспомнил Виктор, надо было бы Насте сказать, чтобы на почту зашла, — глядишь, что и пришло.
— Да ладно, если что-то срочное, так позвонили бы, — сказал Яков. — Хоть одно я вам полезное дело сделал — телефон пробил.
— Еще бы, теперь нам только на телефон и надеяться, опять одни остаемся, если б не Людмила, то хоть волком вой, особенно зимою.
— Будете к нам в гости приезжать, тут недалеко, — заговорила Надежда. — Мы-то к вам теперь нескоро заявимся: надо на работу устраиваться, а там как с отпуском — неизвестно.
Зазвенел телефон. «О, легок на помине!» — сказал Виктор и взял трубку. «Виктор, это я, — послышался четкий голос Насти, — тут на почте нам сразу три депеши есть, одна телеграмма от Ивана, что доехал хорошо, письмо от Риты Ивановны и заказное на твое имя из Смоленской области, мне его не дают». — «Дай трубку заведующей». — «Да, — послышалось, — я не заведующая, а старшая смены». — «Маринка, ты?» — «Я, я, Виктор Иванович! Хорошо, продиктуйте свой паспорт». Виктор передал данные паспорта, и стали ждать. Через несколько минут вошла раскрасневшаяся Настя.
— Ох, и погода, так и сечет по лицу, прямо как градом! — говорила она, снимая полушубок.
— А ну давай посмотрим, что там за новости, — сказал Виктор и включил настольную лампу.
Почти совсем стемнело, и в селе один за другими зажигались ночные фонари на столбах, а в избах вспыхивали оконные проемы.
— Бери, Надежда, ты у нас самая грамотная, читай!
От Ивана была короткая телеграмма: «Прибыл, все нормально». Потом прочитали короткое письмо от Риты Ивановны, в котором она извещала о замужестве Оксаны.
— Хоть бы сообщила, за кого вышла, кто он, этот парень, — с укором произнесла Настя.