Огромный "Боинг", следовавший рейсом Амстердам-Монреаль, мягко шел на посадку.
Мало кто из утомленных пассажиров экономического класса отдавал должное голливудской мелодраме, которую крутила заботливая авиакомпания на пяти или шести телевизионных экранах, вознесенных под потолок салона. Кое-кто со скучающим лицом слушал музыку через наушники (предлагалось на выбор добрая дюжина программ), иные, скорчившись в неудобных позах, похрапывали под тонкими, но теплыми клетчатыми одеялами, заботливо выданными авиакомпанией. У наиболее предусмотрительных были надеты на шее немудрящие надувные приспособления, позволяющие с умеренным комфортом дремать сидя, склонив горемычную голову на упругую резину. Иные, пользуясь щедротами КЛМ, успели за дорогу основательно нагрузиться, и теперь если не заснули, то уставились в иллюминаторы, осоловело созерцая ровную изумрудную поверхность океана, порою открывавшуюся в разрывах между клочьями царственных облаков.
Трансатлантический перелет, даже в современном авиалайнере - занятие не из самых интересных, даром что всю дорогу стюардессы обхаживали пассажиров, как могли.
Однако были на борту и пребывавшие в более воодушевленном настроении, чем остальные. Разумеется, это были сотрудники Ивана Безуглова. Самого президента, после трехчасовых вдумчивых вычислений на портативном "Макинтоше", все-таки сморило, и Таня, укрыв его одеялом и положив под голову подушку, пересела к сестре и Тютчеву, трещавшим без умолку - и надо сказать, вовсе не о бизнесе.
Света, забыв свою обычную скромность, положила руку на колено Федору и с хохотом повествовала ему, как прошлым летом ездила с подругами отдыхать на море. Не воспроизвожу ее рассказа, поскольку все мы слышали подобные истории, имеющие смысл лишь когда их сообщают друг другу если не влюбленные, то близкие друзья. Таня слушала, изредка вставляя свои замечания, такие точно, какие полагалось бы вставлять любой старшей сестре, то есть несколько охлаждающие пыл рассказчицы.
Разумеется, была и еще одна неиссякаемая тема для разговора - те два часа в Амстердаме, которые все четверо прогуляли по берегам каналов, по узким улочкам, где едва можно было разойтись со встречными прохожими. Впервые побывавшая за границей Светлана была, как сейчас принято выражаться, в полном шоке, потрясенная, что греха таить, не столько чистотой и ухоженностью Амстердама, сколько товарным изобилием в многочисленных магазинах. Иван как-то раз водил сестер в Irish House, небольшой универсам на Новом Арбате, торговавший за доллары, но каким же захудалым выглядел тот магазин (показавшийся Свете сущим раем для чревоугодника) по сравнению с любой амстердамской лавчонкой! Конечно же, наши путешественники не преминули закупить чуть ли не по мешку открыток, луковиц тюльпанов, всевозможных фарфоровых мельниц, белых с синим, а также миниатюрных деревянных башмаков и изразцов, живописующих сценки из деревенской жизни столетней давности. На этой весьма уместной остановке даже озабоченный Иван много смеялся, купил себе бессмысленные кроссовки с зелено-фиолетовой отделкой и, вопреки всем своим привычкам, порядочно налегал на Heineken, на каждом углу подававшийся в толстых тяжелых кружках в сопровождении бутербродов с нежнейшей голландской селедкой, переложенной аккуратными кружочками лука.
Перед посадкой обе девушки, попросив Федора поглазеть в окно, навели на себя подобающую красоту, дружно решив, что не подобает являться перед господином Верленом и его коллегами прямо с дороги, то есть в виде утомленном и несвежем. Вылетев из Амстердама в полдень, они прибывали в Монреаль в два часа дня - приятный сюрприз для каждого, кто в реактивном лайнере летит вслед солнцу, прибавляя таким образом несколько часов к своему наполненному дорожными треволнениями дню. Вообще, нашими путешественниками овладело радостное воодушевление, досконально знакомое всякому, кто пересекает за неполные сутки несколько границ и несколько часовых поясов. Все проблемы как бы остаются дома, и жизнь представляется - по крайней мере тот ее участок, который предстоит провести за границей - совершеннейшим праздником. Даже предстоящее посещение предприятий и магазинов империи господина Верлена казалось им не работой, а отдыхом.
Впрочем, нашим героям повезло - они ехали в Канаду не робкими просителями, как большинство русских бизнесменов, а как представители могучей фирмы, которая, строго говоря, была одной из немногих в Москве и вообще в России, не нуждавшейся в зарубежных инвестициях, не просившей ни о кредите, ни об образовании совместного предприятия. (Еще в Москве Верлен, смеясь, сообщил им, что последняя из этих просьб уже начала вызывать у него зубную боль, потому что русские партнеры требуют от иностранцев вложить несколько миллионов, не гарантируя ни возврата прибыли, ни монтажных работ, думая обойтись только помещением и рабочей силой.) Таня помнила, как испытующе посмотрел на него Иван при этих словах. Но нет, никакого намека здесь не было - Безуглов сам говорил, что при желании может и сам оплатить все оборудование швейной фабрики, а если господин Верлен захочет войти в долю, то за московской фирмой останется капитальный ремонт здания, все рублевые расходы и гарантированный маркетинг готовой продукции.
Как оно обычно бывает после рейсов через океан, стоило лайнеру коснуться земли - и пассажиры захлопали в ладоши, оживились, закричали, и принялись, несмотря на призывы стюардесс к порядку, торопливо собирать вещи.
Проснувшийся Иван сидел спокойно, зная, что все пассажиры из нетерпеливых будут потом одетые, с сумками маяться в проходе, дожидаясь автобуса. Проверка отчета Баратынского была благополучно закончена. Баланс фирмы был в прекрасном состоянии - разумеется, с учетом до сих пор лежавшего у него в бумажнике аккредитива, который предстояло еще превратить в деньги. После трехчасового сна Иван Безуглов вновь чувствовал прилив сил и уверенности в себе. Он ощупал карманы - и бумажник, и кредитные карточки были на месте. Что же до запаса наличных, то и он находился в полной безопасности - все свои пачки сто- и пятидесятидолларовых купюр Иван разместил в поясе, надежно пристегнутом под рубашкой. Все четверо вышли из самолета в автобус и через две-три минуты уже вошли в высокий зал аэропорта Мирабель - где, к большому своему недоумению, увидели явление, столь знакомое им по Москве, а именно - массивную очередь, выстроившуюся к паспортному контролю. Но эта очередь, в отличие от московских, двигалась с поистине космической быстротой. Не успев налюбоваться флагами всех стран мира, развешанными под потолком аэровокзала, наши бизнесмены уже стаскивали с ленты конвейера свой багаж. Таможня, хотя ее сотрудники и выглядели грозно в своей черной форме с серебряными нашивками, пропустила их без единого вопроса - а сразу за ее матовыми стеклянными дверями в толпе встречающих уже дожидался улыбающийся, гостеприимный, любвеобильный господин Верлен.
В одной руке он сжимал портативный радиотелефон, по которому вел с кем-то оживленную беседу, в другой - пышных букет алых роз, завернутый в серебряную фольгу. Его плащ и пиджак были расстегнуты, обнажая белую рубашку с едва заметной выделкой, легкомысленный галстук, выдержанный в алых и черных тонах, несколько сбился на сторону, и вообще господин Верлен у себя дома показался Тане гораздо проще и человечнее, чем в облике заезжего миллионера на ее родине. Он даже подмигнул ей, а затем, проявив себя истинным дипломатом, вначале протянул цветы Ивану, а когда тот в негодовании отказался - разделил букет на две части, отдав одну Тане, а другую - ее сестре. Вышло невинно, но цели своей он достиг - всю дорогу до Монреаля Таня держала на коленях роскошные, едва начавшие распускаться цветы (все шипы с них оказались аккуратно сострижены), вдыхая их божественный аромат.
- По русской привычке, - приговаривал господин Верлен, троекратно целуя всех прибывших по очереди. - Телохранителей у меня нет, в Канаде это, слава Богу, пока не нужно, да и вообще у нас тут демократия - сами водим автомобили, сами толкаем багаж на тележках. Впрочем, в машину вам его грузить не придется - шофер у меня все-таки есть.
Под эту веселую чушь они спустились по эскалатору в подвальный этаж, где у самых дверей уже стоял темно-синий, с затененными окнами лимузин. Шофер положил их чемоданы в просторный багажник, все пятеро погрузились в салон, обитый голубым бархатом, и удобно расположились на мягких широких сиденьях. Лимузин оказался оборудован не только стереосистемой и кондиционером, но и небольшим баром, а также портативным цветным телевизором.
Вскоре они уже неслись по идеально ровному шоссе в сторону таинственного Монреаля - города на огромном острове, перегородившем собой всю могучую реку Святого Лаврентия, по которой некогда не сумел подняться по течению в необжитые индейские земли Верхней Канады знаменитый Жак Картье. Наткнувшись сразу вслед за островом на бурные Лашинские пороги, Картье решил, что от добра добра не ищут, назвал царивший над островом холм Королевской горой и основал одно из первых в Канаде поселений, которое за триста пятьдесят лет превратилось в богатейший город, при одном упоминании о котором сладко бились сердца миллионов жителей стран третьего мира, мечтавших о переезде в Канаду. Тютчев жмурил глаза, думая о футбольных матчах на гигантском Олимпийском стадионе с убирающейся крышей, сестры мечтали послушать Монреальский симфонический оркестр, Иван... впрочем, Безуглов совсем недавно проездом был в Монреале, и на правах старожила уже говорил сестрам о чистоте, обаянии и комфорте этого удивительного города, в котором, по слухам, жило больше знающих толк в жизни французов, чем в любом другом поселении мира - за исключением разве что Парижа.
Верлен, развалившийся на переднем сиденьи, с удовольствием играл роль гостеприимного хозяина.
- Еще из Москвы я по телефаксу сообщил о вашем приезде, - он поминутно оглядывался назад, и в глазах его Тане чудилось лукавство. - В гостинице вас ждет обширная программа на всю неделю.
- Надеюсь, в ней больше дела, чем развлечений, - тактично улыбнулся Иван. - Не забывайте, Поль, что мы должны принять решение о швейном консорциуме. Осмотреть порт, убедиться, что все готово к перевалке. Разобраться с деньгами, которые проходят через вашу фирму. Наконец, познакомиться с вашим электронным заводом. Петербургский произвел на меня отличное впечатление. Однако лучше все-таки увидеть и здешний. Словом, дел выше головы.
- О-ля-ля! - воскликнул Верлен молодым голосом, и лицо его засветилось искренним восторгом. - Ваши дела здесь действительно будут выше вашей прически. Вы забыли о моем шоу-бизнесе - тут вас также может ожидать несколько интересных встреч. И в то же время дела никогда не должны мешать - как это по-русски? - релаксации, дорогой коллега. Тем более, что я должен несколько дней отдыха - хотя бы три - другим своим русским друзьям, и поскольку мое время и впрямь стоит несколько сот долларов в час, мне придется хотя бы для поездки на Ниагарский водопад объединить вас в одну компанию. Двух делегаций подряд я не потяну, а возлагать долг гостеприимства на других - не в моих правилах.
Таня вздрогнула, словно от удара электрическим током. Ниагарский водопад! То самое зачарованное место, о котором говорила она Ивану в "Савое", тот самый всесокрушающая масса воды, вечная в своем движении, как истинная любовь, та самая Ниагара, куда, по слухам, ездят в краткое свадебное путешествие счастливые американские и канадские пары!
- Кто же эти русские друзья? - спросила она, не думая.
- О, это сюрприз! - Верлен говорил, не оборачиваясь, словно боялся выдать себя. - Хотя и ручаюсь, что приятный. Их всего двое, и все вместе мы сможем замечательно провести время. К нашим услугам вся гастрономия Канады и открытый счет - не потому, что я хочу пустить вам пыль в глаза, дорогие коллеги, но лишь потому, что наши законы прогрессивнее, и все средства на ваше пребывание здесь я смогу списать с налогов. Когда налоги составляют шестьдесят процентов прибыли, накладные расходы становятся почти рентабельными, - он расхохотался собственной шутке. - Кстати, прошу простить меня...
Он достал из кармана небольшой складной телефон и набрал номер. Голоса его собеседника слышно не было. "Мы едем, - сказал Верлен по-русски, - ты довольна?" Он отрывисто засмеялся, и, повесив трубку, несколько минут молчал, сосредоточенно разглядывая попадавшиеся по пути одноэтажные, зато огромной площади заводы и приземистые здания пригородных торговых центров, украшенные алыми, зелеными, синими вывесками находящихся внутри магазинов. Большинство этих надписей были незнакомы нашим путешественникам, и им оставалось только гадать, какие сокровища качества, вкуса и доступных цен таятся за этими зазывными названиями. Даже этой краткой поездки, даже видов из окна автомобиля было достаточно, чтобы оценить благополучие и уют, царившие в далекой Канаде - стране отважных хоккеистов, трескучих морозов и урожайной степной пшеницы, которую, увы, до сих пор в огромных количествах была вынуждена закупать на свои скудные валютные запасы их родина, разоренная многолетним господством большевиков.
Одна только Таня не могла полностью отдаться новым волнующим впечатлениям. На поворотах дороги ее прижимало к Ивану, и она с огорчением ощущала, как его крепкое тело не хочет в эти нежданные минуты близости расслабиться навстречу ее собственному, как напряжены под легкой фланелью дорожного парижского костюма бугры его мужественных мускулов. Верлен же, напротив, вел себя совсем раскованно. Ветерок, задувавший в приоткрытое, несмотря на кондиционер, окно лимузина, развевал седые волосы миллионера, и в его помолодевшем лице не оставалось ни следа той бесовской напористости, которая так испугала Таню в Москве. Или это была только хитрость?
- О чем ты думаешь, Иван? - спросила она тихо, когда роскошный лимузин, обгоняя попутные машины, мчался по мосту над рекой Святого Лаврентия, а вдали уже начали вырисовываться силуэты небоскребов великолепного, похожего на сказочный, города.
- Я устал с дороги, - безжизненным голосом отвечал он ей, сжимая на коленях свой кейс, словно в нем лежало что-то очень дорогое, и поминутно нащупывая замок.
- Почему ты не переложишь его? - спросила Таня. - Ты и в самолете держался за него, как за святыню. Ведь деньги на расходы не там?
- Тебе кажется, - Иван вымученно улыбнулся. - Я действительно устал. К тому же...
- Смотрите, Иван, - перебила его взбудораженная Света, - мы проезжаем уже шестой или седьмой "Макдоналдс", и ни в одном нет даже следа такой очереди, как на Пушкинской площади!
- Хотите перекусить? - мгновенно обернулся Верлен. - Я заказал всем нам, включая моих русских друзей из шоу-бизнеса, ужин в "Шато Шамплейн", на восемь вечера. Однако если хотите сейчас... мою фирму это не разорит.
- У нас достаточно своих денег, - сказал Иван. - Мы и так уже в долгу у вас за билеты на КЛМ.
- Не стоит благодарности, - Верлен ухмыльнулся, - так что же насчет "Макдоналдса", моя юная подруга?
- Не знаю, - растерялась Света. - Вы понимаете, господин Верлен, для вас "Макдоналдс" - дело привычное, а для нас - недоступная экзотика.
- Положим, - засмеялся Верлен, - я тоже не припомню, когда в последний раз заходил под его золотые арки.
- А я ни разу не была в этом заведении на Пушкинской, - задумчиво сказала Света, не поняв его иронии.
- Но почему? - поразился господин Верлен.
- Дорого, - ответил за смущенную Свету Тютчев, - обед в московском Макдоналдсе стоит уже пятьдесят рублей. А это дневная зарплата среднего рабочего. К тому же там вечная очередь - та самая, отсутствием которых хвастается "Макдоналдс" в Америке и в Канаде. Правда, Иван несколько раз водил нас туда без всякой очереди - как особо важных лиц, - он засмеялся.
- Да, - сказал Верлен задумчиво. - Все то, что у нас измеряется только в деньгах, в вашей стране до сих пор достигается через деловые и дружеские связи.
Лимузин вознесся на бетонную эстакаду, ведущую в центр города. Как ни были утомлены наши путешественники, но Монреаль сразу поразил их воображение. Симфония красок, звуков, современной архитектуры - застывшей музыки двадцатого века, - обрушилась на них со всех сторон. Стекло и бетон, которым был покрыт городской центр, ничуть не казались им бездушными. На огромных, вознесенных над улицами разноцветных щитах рекламировались неслыханные товары и услуги - впрочем, в России пока вовсе не была нужна реклама, и весь отведенный на нее бюджет фирмы "Иван Безуглов" был лишь следствием дальновидности ее президента.
Оглушенные, обессилевшие гости из России, наконец, вышли из лимузина у высоких стеклянных дверей, оправленных в сияющую латунь. Это была гостиница "Шато Шамплейн", чье серое здание с рядами полукруглых панорамных окон высилось в самом сердце Монреаля, обещая постояльцам восхитительные виды ночного, да, впрочем, и дневного города. Кейс Ивана, вышедшего из лимузина первым, заметно оттягивал его руку. Таня вдруг вспомнила, что пока она сидела со Светой и Федором, Иван переключил бухгалтерскую программу "Макинтоша" на текстовый редактор - и, мучительно растирая лоб, пытался что-то писать. Наверное, не расстается с этим увесистым сценарием, и все пытается написать о нем, подумала Таня с тяжелым чувством.
- Поль, - вдруг сказала она Верлену еле слышно, - наши номера на одном этаже?
- Это зависит от вашего желания, - обворожительно улыбнулся Верлен.
- Прошу вас, распорядитесь, чтобы мы со Светланой были рядом, а Федор с Иваном - этажом выше или ниже, по вашему усмотрению.
- У вас осложнились отношения с Иваном? - Верлен глядел испытующим, без тени любопытства или сочувствия взором.
- У меня никогда не было никаких отношений с господином Безугловым, за исключением чисто служебных, - вдруг вырвалось у Тани.
В ту же минуту она пожалела о своих словах. Но сидевший в холле над стаканом кока-колы Иван не услышал их. Верлен же, вздрогнув, вдруг прикоснулся к ее плечу - но не так, как пытался в кафе "Остоженка" - скорее по-отцовски.
- Вы просто устали, - сказал он. - Не говорите торопливых вещей. Как бы ни сложились ваши отношения с Иваном, я уже сейчас хочу сказать вам, что всегда буду вашим рабом.
По его насмешливой, как всегда, интонации трудно было понять, есть ли в этих словах хоть тень правды. А Таня в замешательстве прижимала к груди свои розы без шипов, понимая, что Иван словно жалел о тех минутах нежности, которые связали их в ту ночь на даче и после, в электричке.
- Иван, - она решительно подошла к нему и села рядом на роскошный диван, обитый нежно-розовой гобеленовой тканью. - Я хочу сказать тебе нечто очень важное.
Он безмолвно вскинул воспаленные глаза.
- Иван, - она задыхалась от волнения, - если ты хочешь забыть то, что было сказано той ночью и тем утром, то ты совершенно свободен. Тебя ничто не связывает со мной. Мы всего лишь сослуживцы. Если твое сердце отдано другой, я сумею это пережить - лишь бы ты был счастлив.
Пораженная, она увидела, как по этому мужественному лицу пробежала болезненная судорога.
- Таня, - сказал он, запинаясь, - я ничего не могу тебе сейчас ответить. Ты все поймешь через несколько дней.
Шофер, закончив оформление в гостиницу, уже подходил к ним с четырьмя ключами в руках. Как и просила Таня, их разместили на разных этажах, и Света беспрекословно согласилась поселиться рядом с сестрой. В конце концов, при всем увлечении Тютчевым та была ей ближе. Сколько раз они мечтали отправиться вдвоем в заграничное путешествие! И вот мечта сбывалась - более того, им не придется экономить, как обычным русским туристам, не придется ютиться по третьесортным гостиницам. И Тютчев, хоть и на другом этаже, но все-таки рядом - вот какие мысли читала Таня на прелестном, открытом, юном лице своей младшей сестры. Бесшумный лифт (тоже блиставший полированным желтым металлом) поднял их на седьмой этаж. Света первым делом зашла к сестре.
- Отдернем шторы, - защебетала она, подходя к окну, - и раз уж мне позволено пить сегодня... - она открыла миниатюрный холодильник, внутри которого поблескивали десятки бутылочек. - Смотри, тут и "Айриш Крим", и любимый "Джек Дэниэлс" твоего Ивана... и "Смирновская", по которой сходит с ума мой Федор... почему мы немедленно не пригласим их сюда?
Таня, не отвечая, прижалась жарким лбом к оконному стеклу. Внизу расстилался великолепный город, с его пестрой толпой и бесконечными рядами юрких автомобилей. Швейцар в ливрее открывал дверь подкатившему алому лимузину. Вышедший из него тощий, длинноносый, растрепанный господин в неглаженом болотном плаще, с брезентовой сумкой через плечо подал руку кому-то внутри машины - и из двери лимузина показалось обрамленное пышными черными волосами лицо Анны Шахматовой. Несмотря на довольно теплую погоду, красавица была облачена в расстегнутую соболью шубу. Помертвевшая Таня различила даже бриллиантовые сережки в ее мраморных ушах, похожих на прекрасные морские раковины.