— Будьте спокойны, виконт, сегодня же будут приняты все меры, и вечером означенные люди будут арестованы.
Виконт раскланялся и ушел.
Он отправился прямо к Тимолеону и рассказал ему весь свой разговор с начальником полиции.
— Да, — заметил Тимолеон, — если только Рокамболь придет на назначенное свидание, все пойдет как нельзя лучше.
Затем виконт отправился к брату своему, барону Филиппу де Морлюксу.
Читатель помнит, что Карл де Морлюкс отправил племянника в Бретань, не дав ему повидаться с отцом и проститься с Антуанеттой. В это же время Филипп де Морлюкс послал своей теще следующую телеграмму:
«Присылаю Аженора. Удержите его у себя, чтобы воспрепятствовать ему в смешной и ненавистной мне женитьбе».
На это его теща отвечала зятю следующее:
«Любезный сын!
Три дня я уже жду Аженора, но о нем ни слуху ни духу. Не убежал ли он с своей Дульцинеей? Я думаю, что, когда вы получите это письмо, он будет уже у вас и вы вразумите его».
Барон подал это письмо брату, который, прочтя его, сказал:
— Это опять проделки Рокамболя.
И он рассказал барону все дело в нескольких словах.
— Но в таком случае, — заметил испуганно барон, — мы окончательно погибли.
— Ничуть, — отвечал виконт,—сегодня вечером он будет уже в руках полиции.
— Что же сделали с госпожой Рено?
— Ее держат в плену, уверяя, что Антуанетта скоро вернется.
В это время послышался звонок, и в комнату вошел доктор-мулат, лет тридцати пяти.
Виконт встал с намерением удалиться.
— Доктор не говорит по-французски, — заметил барон, — и если вам нужно еще что-нибудь сказать мне…
— Ничего, кроме того, что Рокамболя захватят сегодня вечером.
Мулат развязывал повязки с ноги барона, и по лицу его нельзя было заметить, чтобы услышанное им имя Рокамболя сильно его взволновало.
Того же дня в семь часов вечера Карл де Морлюкс, переодетый блузником, прохаживался около заставы Клиши. Вскоре к нему подошел Тимолеон и повел его в винный погребок.
— Отсюда, — сказал он, указывая на маленькое окно, — мы увидим всех проходящих.
— Я во что бы то ни стало хочу увидеть майора Аватара, — проговорил нетерпеливо виконт.
— То есть Рокамболя, — заметил Тимолеон.
— Я все-таки не верю, чтобы Аватар и Рокамболь были одной и той же личностью.
— Тссс! Постойте, — проговорил вдруг Тимолеон, взглянув в окно, — вот он.
Виконт взглянул и увидел неподалеку от окна мужчину с темным, почти черным цветом лица.
— Да ведь это доктор-мулат, который лечит моего брата!
Спустя несколько минут ночные посетители погребка увидели приближающийся патруль, во главе которого шел начальник полиции в сопровождении двух агентов и тряпичника, объявившего, что он выдаст Рокамболя и его шайку.
Тимолеон и виконт, желая увидеть арест, спустились по лестнице и пошли по переулку.
Начальник полиции оцепил дом патрульными, а сам постучал несколько раз в дверь.
Ответа не было.
— Ну так ломайте! — приказал он.
— Теперь Рокамболь уже не улизнет, — весело проговорил Тимолеон.
Вернемся назад.
Зеленый Колпак воротился вечером в Монмартр, надеясь найти Риголо, но как велико было его удивление, когда он нашел ключ в дверях, а квартиру пустой.
Вслед за ним вбежал Риголо и в радостных восклицаниях объявил, что его ребенок спасен.
— Кто же его спас? — спросил Зеленый Колпак.
— Барышня, которую преследуют родственники ее жениха. Они засадили ее в Сен-Лазар вместе с воровками.
— Как ее зовут?
— Антуанетта. Начальник поклялся спасти ее, и для этого он придет сюда.
Действительно, спустя час кто-то постучал в дверь. То был мулат, или, лучше сказать, Рокамболь, преобразившийся до такой степени, что Зеленый Колпак узнал его только по голосу.
— Где вы спите с Жаном? — спросил Рокамболь после короткого молчания.
— Вот там, на нарах, — отвечал Зеленый Колпак. Рокамболь подошел к нарам и, засунув руку под тюфяк, вытащил оттуда бумажник виконта де Морлюкса.
— Как он сюда попал? — спросил изумленный Зеленый Колпак.
— Его принес тряпичник, живущий в этом доме. Это средство свалить на меня кражу. Бумажник этот принадлежит виконту де Морлюксу и похищен у него Тимолеоном с его согласия в прошедшую ночь.
Жан в это время подошел к окну. Ставни были заперты, но через щели можно было видеть улицу.