— Стало быть, это доктор.
— Никак нет, это какие-то господин и дама, настоятельно требовавшие сегодня же видеться с вашим сиятельством.
— Как их фамилия? — спросила изумленная Баккара.
— Не знаю-с. Но, кажется, я уже видел этого господина здесь.
— А дама?
— Лицо ее закрыто густой вуалью. Но она высокого роста и, кажется, молодая.
Баккара не дослушала. Она поспешно взошла на крыльцо и затем в гостиную, где ждали ее Роллан де Клэ и Ребекка.
При шуме отворявшейся двери Ребекка, вуаль которой была уже откинута назад, встала, и обе молодые женщины очутились лицом к лицу. Графиня вскрикнула и отшатнулась, как окаменелая, до такой степени поразило ее сходство этой женщины с нею. Но в эту самую минуту
Роллан, которого она прежде не заметила, подошел и смиренно преклонил перед нею колени. Тут графиня поняла все.
— Встаньте, милостивый государь! — сказала она ему. — Встаньте, теперь я все понимаю.
Но Роллан не вставал. Тогда графиня измерила Ребекку высокомерным взглядом.
— Кто вы такая? — спросила она. — Вы, укравшая мое лицо, мой рост, мои приемы, мой голос и даже мое имя? Кто вы такая?
Ребекка выдержала сверкающий взор графини и, выпрямляясь, в свою очередь, нахально посмотрела на нее.
— Вам угодно знать, кто я? — проговорила она.
— Да, угодно, — ответила надменно графиня.
— Я дочь вашего отца, меня зовут Ребекка.
— Сестра моя! — воскликнула Баккара.
В голосе ее звучало столько души и глубокого сострадания, что закаленное сердце Ребекки затрепетало.
— Сестра моя! — повторила Баккара в порыве сострадания. — О! Я теперь понимаю. Да, вы моя сестра. Да, да, я помню, как однажды отец, держа меня за руку, переходил со мной Бастильскую площадь. Мне было года четыре. К нам подошла женщина, ведя за руку такую же белокурую девочку, как я. Не знаю, что говорила она отцу, я ничего тогда не понимала, но помню, что она плакала, а отец оттолкнул ее.
— То была мать моя! — сказала Ребекка дрожащим голосом. — А ребенок — я. И с того самого дня я, дитя любви, дитя позора, покинутое всеми, даже самим Богом, я всегда помнила о вас, законной дочери моего отца. С того самого дня я возненавидела вас глубокой зверской ненавистью, которая заставила меня сделать вам столько зла. Ненавистью непримиримой, как я думала. Но ее нет уже в моем сердце, она уступает место раскаянию с той минуты, как вы сказали мне: «Сестра моя!»
В голосе Ребекки слышались слезы, она тоже преклонила колени перед графиней Артовой и поцеловала ее руку.
Благородное сердце Баккара было тронуто. Покаявшаяся и обновленная грешница протянула руку грешнице кающейся и сказала ей:
— Встань, сестра моя! Я прощаю тебя.
Затем, обратившись к Роллану де Клэ, она прибавила:
— Вы, вероятно, были обмануты, милостивый государь, потому что вы еще слишком молоды, чтобы быть злым.
— О, верьте, графиня, — вскричал Роллан с искренним раскаянием честного, благородного сердца, — верьте, что у меня достанет сил исправить нанесенный вам вред!
— Я от всего сердца прощаю вас. Вред, нанесенный мне, не значит ничего в сравнении со злом, сделанным благородному и великодушному человеку, которого я люблю до фанатизма и имя которого я ношу. Надо поправить это зло. Надо помочь мне отыскать виновника этой отвратительной интриги, жертвами которой сделались вы и я.
— Вы скажете нам правду, не так ли? — обратился Роллан к Ребекке.
— Скажу все, — ответила она и принялась рассказывать графине Артовой все, что рассказала уже Роллану.
Графиня расспросила все малейшие подробности, все малейшие обстоятельства.
— Но, — сказала она наконец Роллану, дополнявшему по временам рассказ Ребекки каким-нибудь неизвестным ей фактом, — у вас, кажется, был камердинер по имени Батист?
— Был, графиня.
— Он, кажется, уверял вас, что очень дружен с моей горничной?
— Уверял.
— Приносимые им записки…
— Он получал через нее, как говорил мне.
— Где же теперь этот камердинер, наверное, бывший сообщником ваших мистификаторов?
— Обокрал меня и сбежал.
— Когда?
— В тот самый день, когда я должен был выйти на дуэль с графом.
— Это так и должно было случиться. Долго служил он у вас?
— Две недели.
— Кто рекомендовал его вам?
— Один из моих приятелей, де Шамери.
— Шамери! — вскричала Баккара, чувствуя как будто электрическое сотрясение. — Но кто же этот человек? Что я ему сделала?
Схватив Роллана за руку, она прибавила:
— Вы молоды, ветрены, легкомысленны, но все-таки вы, вероятно, честный человек и умеете держать клятву?
— Какова бы она ни была, я сумею сдержать ее перед вами, графиня!
— Ну, так поклянитесь, что вы будете слепо повиноваться мне.