157105.fb2
Фермеры из тех мест, где умер этот человек, собрались в путь, на поиски золотой шахты. Много недель искали, но не нашли ее. Гарри Тилтон, обосновавшийся в одном из северных штатов, ничего о происшедших здесь событиях не знал. Да он и не думал о прошлом, жил в свое удовольствие на ферме и считал, что все его товарищи, вместе с которыми он искал золото, стали богатыми и благополучными людьми, которые заполучили достаточно золота и ушли на Запад. Сам по себе человек молчаливый, в присутствии других он как-то упоминал, что деньги свои заработал на золотых приисках. Но в этом не было ничего удивительного. И поскольку он ничего не приукрашивал, а, если уж речь заходила о временах, когда он искал золото, говорил очень просто и без затей, то об этой богатой шахте вскорости совсем забыли.
Однако впоследствии стали поговаривать, будто Тилтон сколотил свои деньги за какие-то несколько дней. Он этого и не отрицал. И люди сделали вывод, что то место, где он нашел золото, должно быть невероятно богатым. Бесчисленные искатели счастья упрашивали Тилтона нарисовать план, по которому можно было бы найти шахту. Что он в конце концов и сделал. Но ведь минуло не меньше тридцати лет с тех самых пор, и на память свою он уже полагался не во всем. Я был в одной из групп, которые вышли в путь с его картой в руках.
Мы обошли все те места, что обозначил Тилтон. Только самой шахты не нашли. Может, ее снова завалило камнепадом, или засыпало после землетрясения, или индейцы замели все следы, да так ловко, что ничего не углядишь.
— Да, если бы найти такую шахту, — подытожил Говард, — больше никаких забот не знать. Но кто-то, может быть, всю жизнь искать будет, а ничего не найдет. Это уж как водится. Но если ты занялся подходящим делом и тебе повезло, значит, ты вышел на свою «золотую шахту». Я, к примеру, хоть и состарился уже, всегда рад стараться, если речь зайдет о золотишке. Но тут, как и в любом другом деле, нужен капитал.
История, которую рассказал Говард, ничем не отпугивала и ничем не воодушевляла. Обычная золотоискательская история, безусловно правдивая, но звучащая как сказка. Надо сказать, все истории, в которых повествуется о быстром обогащении, звучат сказочно. Но чтобы победить, нужно рискнуть. Кто хочет иметь золото, должен добыть его. И в ту ночь Доббс решил, что пойдет искать золото, даже если у него в кармане будет всего-навсего перочинный нож.
И только один вопрос, один-единственный, оставался в его планах неясным. Одному ему пойти, или с Куртином, или со стариком Говардом, или же с Куртином и Говардом?
На другое утро Доббс пересказал Куртину историю, услышанную от Говарда. Куртин выслушал ее с благоговейным вниманием. После долгого раздумья он сказал:
— Я считаю, это правдивая история.
— Ну, конечно, правдивая. Отчего бы ей быть лживой?
— Лживой? — переспросил Куртин. — Я ничего такого не говорил. Сама по себе история не выдумана. Я читал целые горы подобных историй в журналах, где о таких штуковинах пишут. И даже если в этой все и выдумано, то в одной части она правдива — это там, где трое парней пытаются обвести всех остальных вокруг пальца и оставить их на мели.
— Точно! — Доббс кивнул. — Где золото, там и это его проклятье.
Едва успев сказать это, он сразу понял, что еще час назад ни за что не произнес бы таких слов — ему и в голову не приходила мысль о проклятье золота.
Куртин не испытал подобной перемены воззрений. Может быть, только потому, что сомнения не посетили его столь неожиданно, как Доббса.
Это внутреннее переживание, эта минута в жизни Доббса провела невидимую черту между двумя мужчинами, хотя они этого и не осознавали. Это была та линия, которая разделяла мир их чувств. И отныне каждый из них преследовал в жизни иную цель.
— Проклятье золота? — возразил Куртин. — Не вижу, в чем оно, это проклятье? С тем же правом можно говорить и о счастье, благословении. Все зависит лишь от того, в чьих оно руках. Проклятье или счастье зависят от характера человека, обладающего золотом. Дай негодяю в руки камни-голыши или высохшую губку, он и их использует для какой-нибудь подлости.
— Алчность — единственная черта характера, которую золото развивает в своем хозяине. — Доббса удивило высказанное им самим суждение. Оно показалось ему чужим. Но он внушил себе, что произнес эти слова только из чувства противоречия Куртину.
— Весь вопрос сводится к одному, — сказал Куртин. — В самом золоте никто не нуждается. Если я смогу убедить кого-то, будто у меня полно золота, я добьюсь того же, как если бы оно у меня было. Ведь не столько золото изменяет людей, сколько власть, которую они с помощью золота обретают, — вот почему люди так возбуждаются, едва завидев золото или даже услышав о нем.
— А стал бы ты предавать друзей, чтобы самому завладеть всем золотом, как попытались эти трое?
— Сейчас я этого сказать не могу, — ответил Куртин. — Я не верю, что найдется хоть один человек, который точно знает, как бы он поступил, если бы ему выпал случай завладеть одному всем золотом, обставив всех остальных. Я совершенно уверен, что почти каждый поступил бы иначе, чем мысленно представлял себе это, когда на его долю действительно выпало бы много золота или он увидел возможность завладеть им с помощью одного мановения руки.
Глядя на дымок только что закуренной сигареты, Куртин немного помолчал, а потом проговорил:
— А я сделал бы как Тилтон. Это дело верное, и после этого незачем ни вкалывать до седьмого пота, ни шляться с бурчащим от голода желудком. Меня устроила бы малая толика — я тут же отправился бы восвояси. А другие, по мне, пусть колошматят друг друга.
Когда прошло три дня, а никаких шансов получить работу не появилось и все очень даже смахивало на то, что ее не появится и в ближайшие три месяца, Доббс сказал Куртину:
— Пойду за золотом. Даже если придется идти одному, пойду. Тут ли подыхать, или в сьерре у индейцев — для меня что в лоб, что по лбу. Пойду — и все.
— Я только что то же самое хотел предложить тебе, — сказал Куртин. — Я теперь на все готов, хоть в конокрады пойду!
Значит, у тебя и впрямь нет другого выбора?
— Мы можем отправиться в путь хоть завтра. Доббс задумался ненадолго, потом сказал:
— Я считаю, что стоит взять с собой старика Говарда. Спросим его вечером, какого он обо всем этом мнения.
— Говарда? На кой черт? Он слишком стар. Как бы не пришлось тащить его на спине.
— Старого он стар, — согласился Доббс. — Но вынослив и тягуч, как вареная подошва от сапог. Случись что, он потянет больше, чем мы с тобой, вместе взятые. Сразу признаюсь, я почти ничего не смыслю в золотоискательстве и даже не представляю толком, как выглядит это самое золото, когда оно лежит перед тобой. А у Говарда опыт, он и сам копал, и состояние себе на этом сделал. Даром что прогорел на нефти. Иметь рядом такого опытного волка — это наполовину залог успеха. Да и как знать: может, он и не согласится идти с нами.
— Спросим — и все тут! — закончил Куртин.
Они отправились в «Осо негро». Говард лежал на постели и читал разбойничьи истории в «Вестерн стори мэгэзин».
— Я? — встрепенулся он. — Что за вопрос? Конечно, пойду. Когда идут по золото, без меня дело не обойдется. У меня в банке есть еще триста доллароа Двести я вложу в наше предприятие. Это мои последние!.. Когда они кончатся — я гол как сокол. Но рисковать-то надо!
Ночным поездом они выехали в Сент-Луис. А оттуда следующим поездом поехали в горы, в Дуранго.
Здесь они принялись изучать карты и примеряться к местности.
— Там, где ходят поезда, нам незачем даром терять время, — деловито проговорил Говард. — Где есть железная дорога, где проложены хорошие шоссе, любой уголок в округе вылизан. Найти что-нибудь можно только в глухомани. Там, где ни одной тропки нет, куда не отважились заглянуть геологи, где ни один человек не знает, что такое автомобиль, — вот куда нам надо пробираться. Именно такое местечко мы и должны отыскать. — Он пошарил глазами по карте и проговорил наконец — Примерно вот здесь. Не обязательно, чтобы мы сразу попали в самую точку. Но когда придем на место, всем разуть глаза. Только это и требуется. Я знавал когда-то одного парня, тот просто чуял золото, как жаждущий осел чует воду и тянет к ней.
— Все верно, — сказал Доббс. — Я как раз вспомнил, что мы собирались спуститься в ближайшую деревеньку, чтобы купить ослов и навьючить их.
Куртин и Доббс очень скоро сообразили, что без старика Говарда они были бы как без рук. Золото на поверхность не выпрыгивает и глыбами не валяется, о него не споткнешься. Нужно научиться видеть его. Можно пройти мимо и ничего не заметить. Но Говард — тот видел, даже если обнаруживал поблизости чуть заметный его след. Стоило ему приглядеться к местности, и он уже знал, может тут оказаться золото или нет, стоит ли отвязывать заступы, лопаты и лоток, взять пару лопат песка и промыть. Когда Говард начинал тыкать в землю заступом, копаться в ней, а тем более промывать на сковородке, значит, это благодатная почва и в ней почти наверняка отыщется золото. Четыре раза они уже находили его. Но количество, которое удавалось намыть, оказывалось совсем незначительным.
Как-то утром тропка, по которой они двигались, сузилась до предела. Тяжело дыша, прижимаясь к самым скалам, они с огромным трудом заставляли ослов делать шаг за шагом. Все они были чертовски плохо настроены. И при этой общей озлобленности Говард возьми и скажи:
— Да, ну и хороших же нахлебников я себе подыскал, выбрав вас, ничего не скажешь. Черт побери!
— Заткни пасть! — в ярости крикнул Доббс.
— Нахлебники что надо, — холодно, с издевкой повторил Говард.
У Куртина на языке вертелось злобное ругательство. Но прежде чем он успел дать залп, Говард сказал:
— Вы оба такие дураки, такие дураки набитые, что вам не дано увидеть миллионы, даже если вы будете топтаться на них обеими ногами.
Оба молодых, шедших впереди, остановились. Они не могли взять в толк, издевается над ними Говард или это у него после тягот последних дней припадок слабоумия.
А Говард глядел на них с улыбкой и совершенно спокойно, без видимого волнения, проговорил:
— Вы прогуливаетесь себе по живому, чистому, сияющему золоту и даже не замечаете этого. Я до конца моих дней буду ломать голову, с чего это мне вздумалось пойти на поиски золота с такими вонючими недоносками, как вы. Хотел бы я знать, за какие такие мои прегрешения должен терпеть вас рядом.
Доббс и Куртин в явном недоумении уставились себе под ноги, потом поглядели друг на друга, а потом на Говарда; по выражению их лиц нельзя было сказать точно, они ли начинают понемногу трогаться умом или считают, что это Говард свихнулся.
Старик нагнулся и поднял пригоршню песка.
— Известно ли вам, что у меня в руке? — спросил он. И, не дожидаясь ответа, добавил — Это платежное дерьмо, или, если вы меня не поняли, золотая пыль. И ее здесь столько, что нам всем троим не утащить ее на наших спинах.