Я пополз вдоль бугорка. Где-то здесь должно быть лицо, подумал я. Стал торопливо разгребать снег. Выкопал шапку.
Я очень волновался. Руки коченели...
Стал копать в сторону ботинка. Вот оно, натолкнулся на лицо. Человек был небольшого роста. Шапка слетела с головы. Я разгребал снег, освобождая плечи, грудь. Человек застонал. Я стал разгребать снег еще быстрее, лихорадочнее.
Тащить за плечи. Понял, что тяну не в ту сторону. Развернулся. Сам почти увяз в сугробе...
Человек, распластавшийся на дороге, пришел в себя.
- Помогите! - едва расслышал я его слова. В замерзающем я узнал сына Марии Матвеевны, тезку своего, Ивана. Видел его не раз. Всегда пьяного.
- Я помочь-то помогу. Встать бы только на ногу, - вдруг развеселился я. Знал за собой эту странность. Смеяться было не над чем.
Понял, однако, что дело почти сделано: вытащить удалось, Иван был жив.
Однако дотащил я его с большим трудом. Метель, казалось, только входила во вкус, разыгралась не на шутку. Только у самого дома Иван поднялся на ноги.
Сына Мария Матвеевна не видела неделю, совсем не ждала.
- Ах ты, Господи! - запричитала она.
- Мария Матвеевна, я нашел его в сугробе. Ему нужна помощь, - сказал я.
Визиту дачника в такую пургу Мария Матвеевна не удивилась. А вот сынку...
- Вспомнил мамочку, подлец! Как тащить все из дома, так мамочку не спрашиваешь! - закутывала она его на кровати в полушубок.
Я вышел из дома. Закрыл за собою тяжелую, обитую войлоком от стужи зимой дверь.
На свою дачу, что в двадцати минутах ходьбы от платформы, я так и не попал...
* * *
Прошло, наверное, года три. В дачный сезон вспомнил как-то по дороге про пьяницу Ивана.
"Надо зайти к Волчкам, - решил я. - Хотя это очень не с руки".
Постучал в дверной косяк.
- Можно к вам, люди добрые? - Толкнул дверь. Она открылась. - Ну, как прошла зимовка? - спросил я. Это звучало игриво, однако настроение Марии Матвеевне не передалось. Я умолк.
- У нас несчастье! - сказала она, очищая горячую картошку от кожуры.
Я смотрела на ее поджатые, как у подростка, собирающегося заплакать, губы.
- Что случилось?
- Ваня запил. Три года не пил! Да разве с этой сукой не запьешь? ответила Мария Матвеевна.
- А кто эта сука, как вы говорите? - спросил я. Матерные ее слова угнетали меня.
- Да, сожительница его, - ответила Мария Матвеевна, - Тоже двоих настрогали...
Я вошел в ту часть дома, где спал Волчок. В нос ударило запахом помоев.
В прокуренной комнате за печкой на разложенном диване валялся Волчок. Рядом, у изголовья, стояло ведро с домашними тапочками на ушках. "Параша", - подумал я. - "Голь на выдумки хитра". Не мог не подивиться я находчивости - ставить тапочки на ушки ведра. Сам никогда бы не догадался...
На полную громкость был включен телевизор. По первой программе прямо с экрана надвигалась, раздвоенная зеркалом, гусыня. Вдруг, оступившись, беспомощным кулем падала вниз. Куда-то на пол. Электрическая, звенящая музыка, сопровождавшая падение, пела и хихикала, неся насмешливую нагрузку.
И тоска и бесконечная скорбь охватили меня, как тогда у пенька, где Волчок развалился пьяным со своей сожительницей.
- Ты что же делаешь-то, козел! - закричал я, потеряв над собой контроль.
- Кто козел? Я - козел? Да я тебя, сука!.. - замахнувшись рукой, Иван скатился с дивана на парашу. Опрокинул ведро...
Я опять опомнился. Понял, что опять лезу не в свое дело.
А кто я? Какое имею право нравоучения читать? Но так обидно было и горько...
Я поднял Волчка. Тот затих так же быстро, как и возбудился. Обида как легко в него влетела, так просто и вылетела. Страшная сила запоя приковала Волчка к дивану. Он смотрел в потолок, молчал. Пришла мать...
- Ты вот что! Я везу себе бутылку, - вдруг опять, озлясь, сказал я. - Я оставлю тебе эту бутылку. Мало ли что. А ты смотри - только попробуй ее выпить! Убью! - сказал я. - Пусть вот она лежит с тобой рядышком.
А ты ее обнимай да ласкай! Как ту!.. - Я замолчал. Вспомнил, что здесь мать. - Ты ее гладь, обнимай! А выпьешь - убью!
- Его, наверно, сглазили. Надо к бабке ехать, отворожить, - сказала Мария Матвеевна, когда мы вышли на улицу.
Начинался солнечный день.
Я взглянул на нее с сомнением. Она потупилась. В каком русском человеке не живет эта легенда о сглазе, подумал я.
- Ваня всегда был у меня сглазгливый. Бывало, куда с ним пойду - беда, если не умою вернувшись. Не даст ни сна, ни покоя, - говорила Мария Матвеевна, тычась старым сморщенным лицом мне в грудь.
Из ее рассказа я узнал, что Волчок купил машину "Волгу". Деньги пришлось занимать. Треть дал начальник Волчка.
- И зачем только начальник переслал ему зарплату? - недоумевала Мария Матвеевна. - Ему пить нельзя. А тут деньги...
- Какие деньги?
- Да халтурка, говорю ж. Доллары эти ср... - сказала Мария Матвеевна.
- А машина-то где? - спросил я, от ее брани у меня действительно вяли уши.
- Да разбил он ее. Поставил в гараж. Начальник сказал: "Сделаем!"
- ответила Мария Матвеевна.