- Показать это вашей матери?
Она отрицательно покачала головой.
Он не знал, что сказать дальше, положение казалось ему безвыходным. Он прошептал:
- Детка моя! Как бы ни было больно, надо мириться с неизбежным. Я понимаю ваше горе и обещаю вам...
- Какой вы добрый!.. - пролепетала она. Оба замолчали. Он смотрел на нее. Во взоре ее была истома и нежность. И вдруг она протянула руки, словно хотела привлечь его. Он склонился к ней, чувствуя, что она зовет его, и губы их соединились.
Долго пробыли они так, не шевелясь, закрыв глаза. Но он понял, что может потерять над собой власть, и встал. Она улыбалась ему теперь настоящей любовной улыбкой и обеими руками удерживала его за плечи.
- Пойду позову вашу мать, - сказал он. Она прошептала:
- Еще минутку! Мне так хорошо! И, помолчав, прибавила тихо, так тихо, что он едва расслышал:
- Скажите: вы будете крепко любить меня? Он опустился на колени у постели и поцеловал протянутую руку:
- Я вас боготворю.
За дверью послышались шаги. Он вскочил на ноги и обычным своим, слегка насмешливым тоном произнес:
- Входите. Все в порядке.
Маркиза бросилась к дочери, судорожно сжала ее в объятиях, омочив слезами ее лицо, меж тем как Сервиньи, ликующий и возбужденный, вышел на балкон подышать свежим ночным воздухом, напевая про себя:
Женская прихоть меры не знает,
Женскую душу кто разгадает!