Ушебти! Как я забыл о ней. Ведь она находится здесь, в одном из залов Эрмитажа, и я всего несколько дней назад любовался ею. А статуэтка пробыла в радиоактивной пирамиде тридцать три века и наверняка обладает более сильной радиоактивностью, чем странички из дневника Красовского. Надо и ее непременно проверить!..
Потом я начал мысленно заново просматривать все выписки из дневников покойного археолога — и, кажется, продолжал этим заниматься уже даже во сне.
Моргалов позвонил мне утром в начале одиннадцатого и лаконично сказал:
— Щелкает, хотя и не шибко. Недоказательно, можно отнести за счет природного фона.
Я торопливо рассказал ему про ушебти.
— Хорошо, давайте проверим и ее, — ответил он. — Я сейчас приеду в Эрмитаж.
Наверное, никогда еще торжественные залы Эрмитажа не видели таких необычных исследований. Все произошло очень быстро и просто. Моргалов поднес к статуэтке счетчик Гейгера — и он сразу защелкал на весь зал.
— Вот и все, — суховато сказал Моргалов, убирая прибор. — Если вы нам дадите эту фигурку на денек, мы сможем точно определить степень радиоактивности.
— Она представляет какую-нибудь опасность для посетителей? — тревожно спросил сопровождавший нас сотрудник музея.
— Вряд ли, — пожал плечами Моргалов. — Но проверить поточнее все-таки не мешает. Пришлите ее нам вот по этому адресу.
Мы вышли с ним вместе из Эрмитажа и пошли по набережной в сторону Летнего сада.
— Ну, теперь у вас есть ниточка, за которую можно ухватиться, — сказал Моргалов, шагая рядом со мной. — Но вы, кажется, не очень довольны?
— Просто я озабочен…
— И уже мысленно там, в пустыне?
Я засмеялся.
— Нет, пока еще в Москве. Разрабатываю план дальнейших поисков и стараюсь уговорить начальство, чтобы мне утвердили смету.
Моргалов понимающе кивнул. Некоторое время мы опять шли молча, потом я спросил у него:
— Скажите, Атон Васильевич, а почему вы до сих пор молчали о своей гипотезе?
— А что я должен был сделать? Послать заметку куда-нибудь в журнал «Вокруг света» или в «Технику — молодежи»? И назвать ее «Радиоактивная гробница»? Несолидно это как-то для физика. Да и никаких конкретных данных у меня ведь не было, одни догадки, а я так работать не умею. Так что вы уж сами занимайтесь теперь сенсациями, а меня, умоляю, не втягивайте в это дело.
— Нет уж, придется нам дальше распутывать загадки вместе. — Я шутливо погрозил ему пальцем. — Кстати, и помогите мне разработать методику проверки радиоактивности для будущей экспедиции, тут вам все карты в руки. Какие приборы понадобятся, как ими пользоваться…
— Знал бы я, что вы такой настырный, промолчал бы о радиоактивности. А то сколько хлопот навлек на свою голову. Ну ладно, методику я вам так и быть пришлю, давайте адрес.
Я записал ему все свои московские координаты. Он аккуратно сложил записку, спрятал в карман и протянул мне руку:
— Ну, пожелаю вам успеха. А мне привезите мормируса, если, конечно, сумеете поймать. — Он лукаво подмигнул.
Мы попрощались, и я уже хотел уходить, как Моргалов вдруг смущенно окликнул меня:
— Слушайте, Алексей Николаевич, есть у меня еще одно предложение… Об этом вашем «Речении», помните, вы мне рассказывали?
— Да, а что?
— Вы не могли бы мне оставить или прислать из Москвы фотокопии всех текстов, которые бесопорно принадлежат Хирену, и тех, где авторство его вы только подозреваете.
— Зачем?
— Хочу попытаться, чтобы физика еще раз пришла на помощь египтологии. Или, точнее, кибернетика на сей раз…
— Ничего не понимаю! Объясните Получше, что задумали, неожиданный вы человек! — взмолился я.
— Тогда давайте зайдем в Летний сад и сядем где-нибудь в сторонке, а то на нас уже начинают обращать внимание.
Мы выбрали пустую скамью в боковой аллейке и сели.
— Насколько я понял, вам важно доказать на основе стилистического анализа, что автором и «Речения» и надписи, найденной вами в пустыне, является Хирен, так?
— Так. Но при чем тут физика?
— Не физика, а кибернетика. Хочу привлечь для анализа ваших текстов электронно-вычислительную машину, она есть у нас в институте. Вы слышали, как американцы недавно с помощью такой машины установили авторство нескольких анонимных памфлетов, приписываемых Гамильтону, одному государственному деятелю конца восемнадцатого века?
— Нет, признаться, не слышал.
Моргалов укоризненно покачал головой.
— Вот видите, выходит, мы, физики, больше вашими делами интересуемся, чем вы — нашими.
— Ладно, учту ваши уроки и тоже постараюсь жить «во все стороны». Это Герцен так советовал?
— Герцен. Нравится его совет?
— Очень. Но продолжайте, Атон Васильевич, не томите меня отступлениями.
— Сохранилось, кажется, двенадцать анонимных памфлетов. Авторство их одни исследователи приписывали Гамильтону, другие — его литературному сопернику Джеймсу Медисону, тогдашнему президенту США. И вот арбитром в научных спорах предложили стать электронной машине. Попросту говоря, заставили ее сравнить анонимные памфлеты с другими документами, бесспорно принадлежащими как Гамильтону, так и Медисону. Конечно, закодировав их сначала определенным образом и составив специальную программу. И вот машина на основе стилистического анализа, по частоте повторения «ключевых» слов и другим признакам установила, что одиннадцать памфлетов из двенадцати, несомненно, принадлежат Гамильтону…
— И вы думаете, что такой же эксперимент можно повторить с предполагаемыми текстами Хирена? — прерывающимся голосом спросил я.
— Ну вот, вы уже заволновались. Так нельзя. Попробовать, по-моему, стоит, но надежд на хороший результат, честно говоря, мало. Во-первых, уж документов-то у вас раз-два — и обчелся, почти нечего сравнивать.
— А во-вторых, все они написаны ведь не самим Хиреном, а разными писцами, которым он диктовал в различное время, — добавил я сразу погрустневшим голосом.
— Верно, это усложняет положение. И, кроме того, машина будет иметь дело — вернее, не машина, а мы, когда станем составлять программу, — не с обычным текстом, а с иероглифами. Но ведь именно по сочетанию каких-то излюбленных иероглифов, по частоте их повторения в надписях и пытаетесь вы установить, так сказать, «стиль Хирена», верно? Так что попробовать стоит. Присылайте все фотокопии, какие найдете.
Я крепко пожал ему руку.
— Чудесный вы человек, Атон Васильевич! Так помогли мне и столько новых идей подарили, что прямо не знаю, как и благодарить…
— Ну что там, пустяки какие. Мне ведь самому интересно. Итак: жду материалов и желаю успеха,