ПРИНЦ (саркастично). Приличия!
КОРОЛЕВА. Филипп, сын мой, разве мы не отнеслись к ней сердечно, как к дочери? Разве, невзирая на многие недостатки, не любим ее за то, что она любит тебя?
ПРИНЦ (угрожающе). Вот и любите ее! Любите! Во всяком случае - я бы не советовал вам не любить ее! (Выходит.)
КОРОЛЕВА. Господи, просвети, Господи, укажи путь! Игнаций, может, ты недостаточно тепло к ней относишься - она тебя боится.
КОРОЛЬ. Боится... А как она шныряет по углам и все в окна выглядывает, то в одно, то в другое. И ничего. (Удивленно.) И ничего более! Она все окна нам высмотрит. Боится... (К Камергеру.) Дай-ка мне донесения! Вот, Франция опять бурлит! (Про себя.) Боится, а чего - сама не знает? Чтобы меня бояться? (К Королеве.) И ты тоже - все хороводы вокруг нее водишь. (Передразнивает.) Грушечка, пирожное... Будто хозяйка пансионата.
КОРОЛЕВА. Да, зато ты ведешь себя с ней абсолютно непринужденно прежде, чем заговорить, обязательно сглатываешь слюну. Может, думаешь, это не слышно. А говоришь с ней так, словно боишься ее.
КОРОЛЬ. Я? Словно боюсь? Это она боится. (Тише.) Шельма.
КАМЕРГЕР. Наверное, величественность вашего величества вселяет в нее робость, что меня вовсе не удивляет, поскольку и сам я порой испытываю священный трепет. И, тем не менее, я бы полагал полезным, если бы ваше величество соизволили поболтать с ней наедине... Вселить в нее большую уверенность...
КОРОЛЬ. Это я должен с ней наедине? С этой цацей?
КОРОЛЕВА. Прекрасная мысль. Ее нужно постепенно приручать - сначала где-нибудь в сторонке, наедине, а потом она привыкнет к нам, так мы поможем ей освободиться от ее невероятной замкнутости и робости. Игнаций, отнесись к этому серьезно. Сейчас я под каким-нибудь предлогом пришлю ее сюда. Филипп как раз беседует с врачом. Я ее пришлю как бы за мотком шерсти, а ты отнесись к ней по-отечески. (Выходит.)
КОРОЛЬ. Ты, камергер, иной раз такое ляпнешь, - ну о чем я стану с ней говорить?
КАМЕРГЕР. Но, ваше величество, это самое обычное дело - подойти, улыбнуться, заговорить, пошутить - тогда и ей, само собой, придется улыбнуться или даже рассмеяться - а тут ваше величество опять улыбнетесь - и так из улыбок возникнет то, что мы называем атмосферой светского общения.
КОРОЛЬ. Уж я улыбнусь, улыбнусь... И я должен перед ней кривляться из-за того, что она робкая? Камергер, ты уж как-нибудь сам займись этим. (Хочет уйти.)
КАМЕРГЕР. Но, ваше величество! Ведь вашему величеству, я думаю, не впервой придавать смелости - равно, как и вселять робость.
КОРОЛЬ. Да, но она боится... Понимаешь... ну, это... боится, шельма.
КАМЕРГЕР. Каждый человек чего-нибудь боится.
КОРОЛЬ. Согласен, но она и боится как-то вяло, - боится, но как-то апатично. (Испуганно.) Камергер, она боится равнодушно. Ого, идет. Задержись, не стану же я тут один перед ней паясничать. Не уходи, останься. Э, э, э. (Старается придать лицу любезное выражение.)
Входит ИВОННА.
А-а-а, просим.
Ивонна приближается, осматривается. Король - добродушно.
Ну, ну, что там такое - что там?
ИВОННА. Шерсть...
КОРОЛЬ. Шерсть?
ИВОННА. Шерсть...
КОРОЛЬ. О-о! Вот шерсть. (Смеется.)
ИВОННА берет моток шерсти.
Хе-хе-хе.
ИВОННА (молчит).
КОРОЛЬ. Шерсть потерялась?
ИВОННА (молчит).
КОРОЛЬ. Гм, гм! (Подходит ближе.) Ну, ну, что такое? Ну, ну. (Смеется.) Ну? Мы, похоже, немножко испугались? А? Бояться нечего. Ну! Нечего! (Нетерпеливо.) Если я сказал - нечего, значит - нечего!
ИВОННА (немного отступает).
КОРОЛЬ. Ведь я отец... отец Филиппа, папа? Тьфу! Не папа, но отец! Во всяком случае... Не чужой же я. (Подходит, Ивонна отступает.) Ну, не надо так... Я обыкновенный человек. Самый обыкновенный - никакой не царь Ирод! Никого не съел. Так что бояться нечего. И не зверь я. Говорю же, что я не зверь! Не зверь! (Взволнованно.) И нечего бояться! Я не зверь! (Подходит, Ивонна резко отступает, роняя моток шерсти, Король кричит.) Ну, я же говорю тебе, нечего бояться! Ведь я не зверь!!!
КАМЕРГЕР. Нет, нет. Тс-с-с... Не так!
КОРОЛЬ. Мерзавка этакая!
Ивонна продолжает отступать и выходит.
КАМЕРГЕР. Тише! Могут услышать!
КОРОЛЬ. Боится. Камергер, а помнишь ту... которая того... которая боялась... Цаца... М-м-му... Тю-тю...
КАМЕРГЕР. Я бы сказал, что она и бояться-то не умеет. Некоторые из придворных дам боятся просто чудесно - прелестно, пикантно - а у этой страх какой-то обнаженный. (С отвращением.) Голышом!
КОРОЛЬ. Ха! Мне кое-что вспомнилось.
КАМЕРГЕР. Вспомнилось?
КОРОЛЬ. Боится. Помнишь, камергер, помнишь ту... которую того... которую мы... Давно уже. Как все забывается.
КАМЕРГЕР. Кого, ваше величество?
КОРОЛЬ. Да, давно было. Я и сам напрочь забыл. Давно. Я тогда еще в принцах ходил, а ты только в проекте на камергера. Помнишь ту малышку, которая того... которую мы... Да вроде, на этой самой кушетке. Она, кажется, белошвейкой была...
КАМЕРГЕР. Ага, белошвейка, на кушетке... Эх, молодость, молодость, чудесное было время. (Входит Валентин.) Чего тебе, Валентин? Пожалуйста, не мешай.
ВАЛЕНТИН уходит.
КОРОЛЬ. Она потом умерла, да? Вроде, утопилась...
КАМЕРГЕР. А как же! Помню как сегодня. Пошла на мост, и с моста в реку... Эх, молодость, молодость, что может быть прекраснее.
КОРОЛЬ. Тебе не кажется, что она была похожа на эту кривляку?