Все перемешалось — бамбук и жесть, поваленные заборы и обугленная мебель. В центре города каменные дома лежали в развалинах. Напалм не пощадил даже деревьев. Насколько хватало глаз — ни клочка зелени: даже трава на газонах превратилась в пепел. И хотя здесь уже никто не жил, американские самолеты прилетали бомбить снова и снова.
— Я отведу тебя в военную комендатуру, — сказал солдат…
На рыночной площади, у каменной арки, сплошь иссеченной
осколками, стояли часовые. Солдат прислонил велосипед к куче камней и сказал что-то часовому. Потом он махнул Лао Иону, и они спустились на десяток ступеней вниз. Лестница вела в довольно большое помещение. Раньше здесь, наверное, был погреб, которым пользовались крестьяне, приезжавшие на рынок. А теперь — спали солдаты. В глубине горело несколько масляных ламп. Туда-то и повел солдат Лао Иона.
За двумя составленными вместе ящиками сидел офицер.
Лао Ион не видел его лица, когда солдат докладывал об их прибытии. Но как только офицер заговорил, что-то знакомое в его голосе заставило Лао Иона насторожиться.
— Из Наке? Лао Ион? — офицер встал, и Лао Ион узнал его.
— Шанти! Ты ли это?
— Конечно, я!
Шанти обнял Лао Иона. Они уселись на бамбуковые табуретки.
— Шанти, Шанти… — повторял Лао Ион.
Шанти улыбнулся, взял бутылку и налил Лао Иону воды в глиняную кружку
— Освежись. К сожалению, это все, что я могу предложить тебе.
Шанти был сыном крестьянина из Наке. За год до своего поражения в Индокитае французы расстреляли его отца: он отказался работать на строительстве французских укреплений.
Мать, захватив с собой десятилетнего мальчика, скрылась из деревни. Говорили, она подалась на Север, но что стало с ней и сыном, никто точно не знал…
Лао Ион вытащил щепотку табака из кисета. Они закурили. В темной части большого подвала спали солдаты. Время от времени кто-либо из спящих кашлял или стонал во сне.
— Я с трудом узнал тебя, — сказал Лао Ион. — Ты командуешь этими солдатами?
— Не только, — ответил Шанти. — Под моей командой все подразделения в этой части провинции.
Шанти ничего не сказал, что до того, как стать командиром, он прошел нелегкий путь, что у него дважды прострелено легкое.
Когда-то они пасли буйволов и вместе ловили змей. Они продавали змеиную кожу, а на вырученные деньги покупали сласти — сок сахарного тростника или поджаренные бобы в меду. Они пускали стрелы в обезьян и целыми днями бродили по горам. А теперь они сидели друг против друга, довольные встречей после долгих лет разлуки.
— Мы не знали, как дать тебе знать о нас, — сказал Шанти. — А ты все же разыскал меня. Как это случилось?
Лао Ион коротко сообщил, что произошло с ним. Шанти помолчал, что-то обдумывая, а потом попросил рассказать подробнее.
— Я не знаю больше того, что увидел по телевидению и что услышал от репортера-американца, — ответил Лао Ион.
— Тогда я, пожалуй, смогу кое-что добавить, — сказал Шанти. — Район, который мы освободили, обширен. Он охватывает более половины территории Лаоса. Здесь, в южной части, нас немного. И этим пользуются американцы.
— У вас мало солдат?
— Мы занимаем очень растянутую линию обороны.
Они помолчали.
— А что ты будешь теперь делать? — спросил Шанти.
— Я разыщу американца, который убил моего отца…
Шанти взглянул на Лао Иона, потом достал из полевой сумки карту и развернул ее.
— Видишь — это Кхесань. — Шанти ткнул пальцем в зеленовато-коричневый лист плотной бумаги. — Теперь здесь засели пять тысяч американцев и несколько полков сайгонских войск [Речь идет о марионеточной армии Южного Вьетнама, сформированной и вооруженной американцами. (Примеч. пер.)].
А вокруг, до самой нашей границы — позиции Национального фронта освобождения Южного Вьетнама.
Шанти отметил на карте район севернее Наке, недалеко от вьетнамской границы.
— Американец, которого ты разыскиваешь, и его солдаты должны быть где-то здесь. Мы их уже ищем, но до сих пор безуспешно. Ты знаешь, где можно там легко укрыться?
— Конечно.
— Ты хочешь в Наке? — спросил Шанти.
— Непременно.
— Но ведь Наке больше не существует.
— Не понимаю…
Шанти опустил глаза.
— Наке было первым селением, за ним последовали еще два, — сказал он глухо. — Они напали ночью, и никто не остался в живых. Деревни сожжены.
— Как же это могло произойти? — Лао Ион покачал головой.
— Может быть, нас можно упрекнуть в том, что мы сконцентрировали больше сил на шоссе, чем вокруг населенных пунктов, таких, как Наке. — Шанти, как бы извиняясь, поднял руку. — И все же шоссе важнее. Если американцы победят во Вьетнаме, если они смогут свободно проводить операции на этом проклятом шоссе и им удастся прорвать кольцо окружения вокруг Кхесани, тогда все, что мы сделали бы для защиты небольших населенных пунктов, потеряет всякий смысл. Тогда они нас разгромят. Они не спрашивают, где кончается Вьетнам и начинается Лаос.
— Я должен найти этого Шюта, — сказал Лао Ион.
— Они убьют тебя еще до того, как ты сможешь подойти к ним.
— Ты что, не веришь, что я знаю свой край лучше, чем они?
— Все это так, — возразил Шанти, — но мы уже посылали опытных бойцов, и никому из них не удалось до сих пор найти отряд Шюта.
— Ты дашь мне винтовку?
Шанти отрицательно покачал головой.