Переночевали у метеорологов. В три часа утра были уже на ногах. Наскоро перекусили и двинулись в путь. Нас охватил жгучий холод рассветных сумерек. Задание гласило: пройти до Эстонских полян, отыскать начало тропы, спускающейся прямо к Красной Поляне - к участку Хмелевского, и по пути при помощи поперечных прочесов просмотреть местность на километр влево от тропы.
С каким удовольствием на этот раз я пошел новой тропой - от соблазна сбиться на ее развилки сам столько раз предостерегал туристов. Вскоре все ветвления слились в одну большую тропу, промоченную "солнышками" - красными пятнами на зарубках (так в заповеднике метят экскурсионные пути, но этот почему-то был забыт проводниками) .
Перелесками из гнутых буков, мимо невзрачных болотистых озерец и через ребристый скальный гребешок тропа вывела на привольные поляны, место, где когда-то были выпасы скота из Эстонки.
Кругозор с этих полян наградил нас всею ослепительностью солнечного восхода. При закате поочередно гасли, а теперь одна за другой вспыхивали в лучах солнца сначала самые высокие, потом более низкие вершины, а остатки мрака все глубже заползали в складки долин.
Луга пестрели ковром примул, генциан и причудливых белых подснежников * с длинными вычурно загнутыми лепестками, желто-коричневыми у сердцевины. А вот и еще цветок, не встречавшийся раньше: коричнево-лиловый бокальчик (виданное ли дело - коричневые цветы!), и все лепестки в бурых и желтых крапинках. Рябой цветок за это и прозван рябчиком. Пожалуй, приятнее латинское его название: фритиллярия.
Под уступом лугового плато нам открылось безыменное озеро, скромное, осененное ветвями совсем русских березок. Уголок, словно чудом перенесенный сюда с далекого севера, из аксаковских, из тургеневских мест. Отсюда, ответвляясь от тропы с "солнышками", и идет тропа на участок Хмелевского, одного из первых исследователей флоры и климата Красной Поляны. Будет справедливо назвать этим именем и озеро и тропу.
Теперь все внимание поискам.
Начало тропы, ныряющей с луговины на спуск в лес, находим по зарубке на опушке. Аукаемся, всматриваемся в следы. Иногда делаем петли влево, прочесывая лес.
Пологая дорожка неожиданно выводит к обрыву - невольно замираем. Не столько от его крутизны, сколько от глубины долины и прелести вида на совсем близкую, прямо у ног легшую Красную Поляну. Как до нее отсюда близко - не семь, а каких-нибудь три километра. Я уже уверен, что и Эстонские поляны, и поэтическое озерцо Хмелевского, и, наконец, эта осыпь с лучшим из всех мне известных видов Красной Поляны - все это великолепные
*Этот цветок называется эритрониумом, а по-русски совсем прозаично песьим зубом; впрочем, это буквальный перевод прежнего латинского названия растения Erytronium dens canis, где "дэнс канис" и означает "зуб пса". Теперь этот вид эритрониума называется caucasicum, то есть просто кавказским.
узловые точки будущего краткого кругового маршрута по Ачишхо.
Прощаемся с осыпью, пересекаем ручей, текущий к Бешенке, и начинаем крутой спуск по буковому лесу. Тропа завалена прошлогодней листвой, но ноги ее сами чувствуют. Местами помогают и заплывшие старые зарубки на стволах бука (здесь без "солнышек"). Делаем еще несколько петель влево, ломясь лесом без троп. Аукаемся - откликов нет.
Путь утомительный. Слишком прямолинейно, по самому коньку круто снижающегося отрога, проложена тропа. А подниматься здесь и еще того тяжелей. Рекомендовать такую трассу можно только для спуска.
Идем, все время ощущая под собою кручи - и справа и слева. Справа еще тенистый мир долины Бешенки, слева - другой мир - напоенные солнечным воздухом склоны, обращенные к Дворцовому ручью. На гребне начинают преобладать заросли крупной кавказской черники, дубняк и азалея - совсем как на спуске от дворца к Санаторной улице. Такая растительность обычна для нижних частей отрогов... Поселок все ближе, его присутствие уже чувствуется внизу впереди. Найти пропавшего больше нет шансов. Торопимся к базе узнать, не нужна ли наша помощь на каких-либо других направлениях.
Незадолго перед концом пути спуск нас дарит прощальным сюрпризом: на одном из плечей хребтика лес расступается, и перед нами открывается еще один, в моей коллекции, вероятно, уже десятый, вид Красной Поляны сверху. Как хорошо Поляна вписывается в рамы окружающих гор! Откровенная, доверчивая - вот я, вся на виду, любуйся мной!
Эта панорама хороша не только как завершение кольцевого маршрута. Сюда, на кругозор Хмелевского, можно посылать людей и в отдельные прогулки.
Вот и старая дача этого профессора. Как ловко! Спуститься с Ачишхо не куда-то к Сосновой скале, от которой нужно еще пять-шесть километров топать "транзитным шагом", а прямо в поселок! Радость отыскания новой тропы несколько возмещает досаду оттого, что поиски безрезультатны.
На базе нас встречает улыбающийся Энгель. Пропавший найден. И где же как раз там, где мы предположили! Нашел его наш проводник Димитрий. Все было, как и догадывались. Выйдя утром, гость, пожилой человек, с упорством карабкался вверх, воюя с кустарниками. Вскоре он с горечью почувствовал, что сердце сдает, что по таким горам он не ходок, и решил спускаться. Неумолимая геометрия склонов привела его к тальвегу первой же ближней лощины. А лощины впадали одна в другую, в них появились ручьи, пришлось балансировать на скользких камнях. Несколько раз, не удержавшись, он падал в ледяную воду. Наконец на пределе усталости, мокрый, голодный, он вышел над страшными отвесами верховьев Мельничного ручья. Страдалец собрал последние силы и заставил себя вскарабкаться обратно, метров на сто выше отвеса. Здесь он сел на упавшем стволе, держась рукою за один из сучьев, и решил сидеть, никуда больше не двигаясь. Он просидел так остаток дня и всю ночь, люто холодную. Димитрий обнаружил его лишь на рассвете.
Проводник рассказал, что уже вечером вышел на след пропавшего гостя, но искать помешала тьма. Переспав у костра, Димитрий с двумя подручными двинулся дальше по следу, пока наконец не заметил сидящего, уже ко всему безучастного человека. Дали ему глотнуть воды, вина, он встряхнулся, все понял и со слезами на глазах начал благодарить спасителей. Его свели вниз под руки...
Энгель внимательно выслушал мой рассказ о "кольцевании" ачишхинского маршрута по тропе Хмелевского и, пожалуй, впервые сказал мне теплые поощряющие слова: на него произвела впечатление самая возможность диагноза где мог человек заблудиться и где его надо искать. Да и сам я ощутил в себе признаки неведомой прежде "пространственной зоркости".
Потребность ориентироваться в горах стала превращаться в способность, словно я обзавелся неким внутренним компасом. Только умение Димитрия читать следы человека в лесном бездорожье еще казалось мне непостижимой магией.
КОЛЬЦО АЛЕНЫ
И все-таки любая удача чревата головокружением от успехов. Ощутив в себе умение ориентироваться и ориентировать других в горах, я, что называется, закусил удила и, конечно, сразу же "перехватил".
В день большого наплыва туристов Мне пришло в го-лову отправить на Ачишхо две самостоятельные группы сразу по обоим недавно разведанным круговым маршрутам. Хребет оплетался двумя петлями в один прием! Группам было предложено сообща подняться к метеостанции и пройти к водопадам. После этого одна из них должна была вернуться к метеостанции, на спуске держаться левых троп и у поляны с озером Хмелевского отыскать крутую тропу с осыпным кругозором, чтобы спуститься в Поляну в тот же день. Другая же группа, всего из трех человек, взявшая с собою одеяла и продукты па полтора суток, получила совет подняться от водопадов на вершину Ачишхо, полюбоваться, как солнце садится за море (увидеть это мне и самому еще не удавалось), и к темноте спуститься к Греческим балаганам. В них заночевать. Утром, если захочется, вновь побродить по вершинам и примерно к обеду спуститься на турбазу.
Я же в свою очередь на день возвращения этой группы наметил свой кольцевой маршрут по Ачишхо, но во встречном направлении: с подъемом к балаганам и со спуском от метеостанции. Я рассчитывал, что, выйдя пораньше, мы еще застанем группу завтракающей в балаганах. Тут-то и можно будет взять их с собой к вершине, все им рассказать и показать.
Заметнее всего в этой группе была женщина по имени Елена, именовавшая себя Аленой, очевидно, считая, что такое имя прибавляет ей очарования. Кокетливо и самоуверенно она выслушала все рекомендации и запреты, объявила, что ее спутники, двое мужчин, будут беспрекословно подчинены ей (те не возражали), и тройка двинулась в путь. Им было рассказано все, что нужно. И о трех ступенях водопадов; и о палатке медовеевских пастухов; и о том, как нельзя спускаться с вершины и как надо дойти до плеча и сползать к Когтю. За эту группу я был спокоен. Однодневная же внушала мне опасения: консультацию туристы этой группы слушали растерянно. Боялись, что не найдут поворот к озеру и начало тропы к осыпи. Но все же в поход они отправились.
День проходит в лекциях вновь прибывшим туристам, в суете, в получении пропусков и продуктов на завтрашний "большой круговой Ачишхо". Непонятно, где и как простужаюсь и впервые в Красной Поляне ощущаю, что мне не по себе. Острый кашель, тяжелая голова...
К ужину возвращаются однодневные ачишхинцы. "Малый круговой" с тропой Хмелевского пройден туристами самостоятельно! Спуск понравился, от панорамы с осыпи в восторге. Значит, теперь я уже ни одну группу не отправлю на Ачишхо челноком, взад-вперед по одной и той же дороге. Как минимум, будет спуск по тропе Хмелевского! А как максимум - завтра я еще разведаю, не проще ли вариант не со спуском, а с подъемом через Греческие балаганы.
Утром встаю угнетенный. Кашель усилился, голова болит. Вероятно, даже небольшой жар. Но неужели из-за этого я откажусь от маршрута? Ведь не так часто Энгель отпускает меня наверх. К тому же болезнь можно перебороть, как говорят, путем "клинического" лечения - по принципу "клин клином"...
Выхожу с группой в пятнадцать туристов. На подъеме вдоль Бешенки держусь в прошлом запретной левой тропы. Подъем к балаганам оказывается скучным и тем более долгим, что сам я иду с трудом: у меня жар, сердце колотится вдвое сильнее обычного. Вынужден останавливаться чаще, чем всегда. Да и туристы скучают. Как ни упоителен пронизанный солнцем и легким шумом высокоствольный лес, но и он надоедает при таком утомительном подъеме.
Почти четыре часа подъема. Группу Алены не встретили. Очевидно, после ночлега в балаганах они ушли обратно к вершине. Вот наконец, и балаганы. Спрашиваем у пастухов:
- Ночевали туристы?
- Какие туристы? Не знаем, никто не ночевал.
- Как никто?
В груди словно что обрывается. Значит, с вершины они не спускались. Но вчера же был совсем ясный вечер! Неужели не нашли балаганов? Нет, наверное, просто вернулись на метеостанцию.
Все же встревожен. Тороплю спутников и форсирую подъем к вершине. Сердце бьет барабаном, дыхания не успокоишь.
Вот и Коготь с остатками балагана, и крутой луговой подъем. С интересом смотрю в ясную погоду на путь, по которому выбирал спуск в густой мути облаков. Оказывается, удачно выбрал: и левее и правее скальные кручи.
Туристы меня обгоняют - нет даже сил их остановить. Ничего, дальше вершины не уйдут.
На пике сажусь в изнеможении. Тщетно пытаюсь найти хоть какие-нибудь следы пребывания пропавших. Ни конфетной бумажки на снегу, ни окурка. Блюли строгие правила заповедника. Не видно ли чего на траве? Эх, нет со мною Димитрия. Что увидит такой следопыт, как я, в этой траве?
Осматриваю все вокруг - нет ли каких троп, которые могли соблазнить незадачливых путешественников? Нет, троп не видно. Далеко внизу, в долине Чвежипсе, такой же глубокой, как краснополянская, белеют крохотные домики. Это впервые я вижу деревню Медовеевку - наследницу былых медозюев. Не туда же угораздило спускаться Алену? Сбегаем в цирк. В гортани першит, сердце неистовствует даже на спуске. Обходим уступ верхнего водопада.
Но что это? Где водопад? Есть уступ, а водопад исчез. Очевидно, растаял питавший его снежник, и теперь Ачипсе начинается ниже, чем раньше! Не это ли было причиной того, что туристы сбились? А вот и еще одна новость: нет палатки пастухов, о которой я им говорил. Вместо палатки голые козлы. Остатки костра, дырявый котелок с недоеденной кашей - все давнишнее. Вот где ошибка! Разве можно ориентировать людей на такие непостоянные признаки? Ведь это же все равно, что советовать повернуть направо от коровы с колокольчиком...
К шести вечера приходим к метеорологам. Группа Алены - они ее помнят сюда не возвращалась. Старик метеоролог, услыхав о новом исчезновении людей, говорит: - Беспокойная у вас работенка. Нам наверху спокойней.
Обещает с утра пройти за водопады, туда перебрались медовеевские пастухи - может, они видели злополучную тройку.
По графику нам полагался ночлег на метеостанции. Так и надо было бы сделать, чтобы утром всей группой отправиться на поиск. Но ведь на базе, быть может, еще и не хватились пропавших. Это тоже моя оплошность: впредь надо строго регистрировать подобные группы и объявлять всей базе контрольный срок их возвращения. А могло быть и так, что пропавшие какими-нибудь путями спустились уже в Поляну без троп?
Решаем в тот же вечер вернуться на базу. К темноте достигаем Сосновой скалы, а дальше идем в сплошной тьме - ноги вернее, чем глаза, распознают дорогу к поселку.
Взбудораженный и совсем больной (никакое "клиническое лечение" не помогло) являюсь с повинной к Энгелю. Здесь уже спохватились, но были растеряны: где искать? Собираем "военный совет" у Берсенева. Говорю о маршруте пропавших и об участке, на котором они исчезли. Повторяется уже известная мне картина - мобилизация охотников и проводников. На этот раз мы все сходимся на том, что заблудившихся качнуло к Медовеевке, на неизвестную мне сторону Ачишхо. В деревню звонят по телефону, мобилизуют жителей.
Врач, присутствовавший на совете, коснувшись рукою моего лба, заявляет:
- Э, батенька, да у вас под сорок. Ни в какие поиски мы вас не пустим. Немедленно в постель.
С утра Ачишхо прочесывают с запада - от Медовеевки и с юга - с Бешенки. Наблюдатели заповедника проверяют Ачипсе.