После ухода Трихтера Самуил сказал Юлиусу: — Ну так мы вот как сделаем: сначала пройдем по той улицу, где живет Лотта, потом, чтобы ничего не менять б наших привычках, в университет на лекцию, а потом в Большую Бочку.
Они вышли. Внизу слуга передал Самуилу письмо.
— Э, от кого бы это? Уж не от одного ли из наших молодчиков? — произнес Самуил.
Но письмо было от профессора химии Закхеуса, который приглашал Самуила к завтраку.
— Скажи профессору, что сегодня мне нельзя придти, а могу придти только завтра.
Слуга ушел.
— Бедняга, — сказал Самуил. — У него вышла какая-нибудь закорючка с его химией. Не будь меня, как бы он читал свои лекции.
Они вышли из гостиницы и пошли к Хлебной улице. В нижнем этаже одного из домов они увидели Шарлотту, которая сидела и шила у окна. Это была живая, очень стройная брюнетка с блестящими волосами, на которых кокетливо сидел хорошенький чепчик.
— Вон видишь шагах в тридцати отсюда стоят трое фуксов, — сказал Самуил. — Они все увидят и передадут Риттеру. Подойди же и поболтай с девочкой.
— Да о чем я с ней буду разговаривать?
— Да не все ли равно. Надо только, чтобы видели, что ты разговаривал.
Юлиус неохотно подошел к окошку.
— Вы уже встали и сидите за работой, Лолотточка, — сказал он молодой девушке. — Вы вчера не были на коммерше фуксов?
Лотта вся расцвела от удовольствия, когда Юлиус заговорил с ней. Она встала с места и высунулась из окошка, держа свою работу в руках.
— О нет, герр Юлиус, я никогда не хожу на балы. Франц так ревнив. Здравствуйте, герр Самуил. Но вы, я думаю, и не заметили моего отсутствия на коммерше, герр Юлиус?
— Я не осмелюсь сказать, что да, ведь Франц так ревнив.
— Ну вот еще! — сказала девушка с вызывающей гримаской.
— А что это вы шьете, Лолотточка? — спросил Юлиус.
— Сатиновые душистые подушечки.
— Они прелестны. Не сошьете ли и мне такую же?
— Какое странное у вас желание! Зачем вам?
— На память о вас, красавица, — сказал Самуил. — Однако, какой ты храбрый юноша, несмотря на свой боязливый вид.
— Вот у меня есть готовая, возьмите, — расхрабрилась Лотта.
— А вы пришейте к ней ленточку, — попросил Юлиус.
— Боже, какая пылкая страсть! — с комической ужимкой воскликнул Самуил.
— Ну вот, хорошо, — сказал Юлиус, принимая подушечку. — Благодарю вас, моя добренькая и хорошенькая Лолотточка.
Потом Юлиус снял со своего мизинца колечко и, протягивая его девушке, сказал:
— Возьмите это в обмен, Лолотточка.
— Но… я не знаю… право…
— Полноте, возьмите!
Лотта взяла перстенек.
— Теперь нам надо распроститься, Лолотточка. Мы идем на лекции. Уже и так опоздали. Я еще повидаюсь с вами на обратном пути.
— Вы уходите и не хотите даже пожать мне руку, — сказала девушка. — Наверное, вы очень боитесь Франца.
— Скорее, — потихоньку сказал Юлиус Самуилу, — фуксы идут в нашу сторону.
И в самом деле, трое фуксов как раз в эту минуту проходили мимо дома Шарлотты и видели, как Юлиус целовал руку у хорошенькой швеи.
— До скорого свидания! — сказал Юлиус, уходя вместе с Самуилом.
Когда они пришли в университет, лекции давно уже начались. Занятия в Гейдельберге очень схожи с нашими парижскими курсами. Десятка два студентов, хотя и не записывали ничего, но, по крайней мере, внимательно слушали. Остальные же потихоньку разговаривали или просто сидели молча и не слушали профессора, а иные даже позевывали. Некоторые устроились в самых странных позах. На конце одной из скамеек лежал на спине какой-то фукс, задрав ноги вверх и протянув их по стене. Другой, наоборот, улегся на живот и, оперевшись локтями о скамью, а руками подперев голову, с увлечением читал какую-то книжку.
Ни Франца, ни Отто не было на лекции. Когда она окончилась, Самуил и Юлиус вышли из аудитории в толпе других студентов. Было девять с половиной часов, как раз время заявиться в Большую Бочку, где предстояли любопытные дела и вакханического и трагического свойства.
Главный зал, куда вошли Самуил и Юлиус, был переполнен студентами. Их появление произвело сенсацию.
— Вот и Самуил! Трихтер, вот пришел твой senior! — кричали студенты.
Очевидно, их ждали. Но общее внимание, которое сначала обратилось на Самуила, было мгновенно перенесено на Юлиуса, когда увидали, что Франц Риттер, весь бледный, отделился от толпы и двинулся прямо навстречу Юлиусу.
При взгляде на него Самуил едва имел время шепнуть Юлиусу:
— Будь как можно уступчивее. Постараемся устроить так, чтобы вся вина свалилась на наших противников, и чтобы в случае какого-нибудь несчастья свидетели могли показать, что не мы, а нас вызвали.
Риттер остановился перед Юлиусом и загородил ему дорогу.
— Юлиус, — сказал он, — тебя видели разговаривающим с Шарлоттой сегодня утром, когда ты шел в университет.
— Очень может быть. Я спрашивал у нее, как ты поживаешь, Франц.
— Я тебе не советую шутить. Люди видели, как ты целовал ей руку. Знай, что это мне не нравится.
— Знай, что это ей вовсе не нравится.
— Ты балаганишь, чтобы вывести меня из себя?
— Я шучу для того, чтобы тебя успокоить.
— Единственная вещь, которая может меня успокоить, дражайший мой, это прогулка в компании с тобой на гору Кейзерштуль.
— Да, это правда: хорошее кровопускание в такую жару очень освежает. Я тебе его устрою, если хочешь, мой милейший.
— Через час?
— Через час.
Они разошлись. Юлиус подошел к Самуилу.
— Ну, мое дело устроено, — сказал он.
— Ладно, а свое я сейчас устрою, — сказал Самуил.