? Боже! Как бы я хотел взглянуть на это дитя! ? прошептал молодой человек, подавленный этими открытиями.
Но айя исчезла, не дав ответа на эту мольбу...
Больше офицер ничего не узнал.
Два года спустя он скончался от болезни печени, как говорили доктора, от любви и горя, как утверждали его близкие друзья.
Как его ни уговаривали взять отпуск и уехать лечиться во Францию, он отказывался, желая умирать в Индии, где родились и умерли его любовь и надежды; до самой смерти он все ждал невозможного чуда. "Знать, что где-то есть собственное дитя, обожать его мать и не иметь возможности прижать их к своей груди, вот что меня убивает", ? говорил он за несколько дней до своей кончины.
Утром, в день погребения, когда мы собрались, чтобы проводить его до последнего жилища, гроб его был выставлен, по обычаю, перед домом, где он жил; вдруг появился какой-то индус и возложил на гроб громадный венок из жасмина, голубых лотосов и лилий и сейчас же смешался с толпой.
На это не обратили внимания, потому что катафалк и без того утопал в цветах, но я понял, что это был последний отзвук любви, начавшейся два года тому назад в темную, благоуханную ночь на берегу священного Ганга.
ГЛАВА III
Коунпур. ? Агра. ? Развалины. ? Жара Банг. ? Тадж Махал. ? Джумма-мечеть. ? Возвращение в Чандернагор.
Покинув Бенарес, мы поехали до Аллахобада берегом реки, а потом на пароме переехали на правый берег Ганга.
Я взял с собой экипаж, в котором путешествовал и раньше: это была очень длинная фура с покрышкой из циновок. В ней помещался мой матрац и вся наша провизия.
Фуру тащили два черных быка из долины Мейвара в Раджгастане, два красавца, сильных и выносливых, но кротких, как овечки.
Со мной было трое слуг: мой нубиец Амуду, метор Тчи Нага, прибывший со мной в Пондишери, и виндикара, или погонщик быков, по имени Чокра Дази Пал, которого я нанял в Бенаресе.
Я звал его лишь последним именем; к тому же оно звучало гордо ? "Пал", то есть господин, повелитель.
А все его имя означало: маленький паж, танцующий перед господином.
Надо прогуляться на дальний восток, чтобы услышать такие цветистые имена. Но так как я находил мало удовольствия в прибавлении к своим приказаниям фразы ? маленький паж, танцующий перед господином, то я просто говорил: ? Пал, запряги быков! ? и тому подобное.
В первые три дня пути мне было трудновато примирять моих слуг.
Маленький паж не хотел слушаться ни Амуду из-за того, что тот был негр и что на голове у него вместе волос была курчавая шерсть, ни Тчи Нагу, под предлогом того, что каста погонщиков быков была, по его мнению, выше касты бохи, то есть скороходов, из которой был мой метор.
Я привык пускаться в путь с восходом солнца; в день, назначенный для отъезда, я встаю и вижу, что ничего не готово. Амуду заявляет, что Пал не желает исполнять его приказания.
Немедленно приказываю погонщику приготовить быков и слушаться распоряжений Амуду и Тчи Нага, как моих собственных.
В пышных фразах, присущих сынам востока, он ответил мне, что я его господин, что я для него являюсь на земле глазом самого Брамы, и что он понял мои приказания.
Но завтра утром ? повторение вчерашнего; мой нубиец пришел в отчаяние от нежелания погонщика приняться за свои обязанности.
Тогда я решил принять более крутые меры.
? Слушай, Пал, ? сказал я ему, ? если завтра утром быки не будут вовремя запряжены, то ты можешь быть уверен, что глаз Брамы велит тебе отсчитать десять палочных ударов, чтобы показать, что смеяться над собой я не позволю, и чтобы заставить тебя исполнить то, что тебе приказано!
Телесные наказания внушают мне отвращение, но я должен сказать тем, кто вздумает меня осудить, что на крайнем востоке от слуг ничего не добьешься, если время от времени не прибегать к строгим мерам наказания.
Я помню, в Пондишери у меня долго жил повар, по имени Мутузами, который был самым лучшим и самым преданным слугой, но это не мешало ему получать свою порцию наказания приблизительно раз в месяц; это случалось с ним каждый раз, как им овладевало желание выкинуть какую-нибудь штуку или растратить на свои удовольствия ту сумму, которая отпускалась ему на провизию. Обыкновенно он сам являлся ко мне и говорил:
? Господин, мне кажется, что злые духи хотят опять овладеть мной!
Я приказывал легонько наказать его, и он успокаивался месяца на полтора.
Детски наивный, хитрый и ленивый народ, который нельзя выпускать из рук, иначе он сядет вам на шею.
Я знал одного морского аптекаря, который был слишком мягок и не хотел применять телесные наказания. И что же? Жизнь его стала невыносимой, и ему пришлось уехать из Индии; он ел тогда, когда слуги благоволили вспомнить о его существовании, приказания его не исполнялись совсем и кончилось тем, что прислуга так обнаглела, что пила его вино, ела его консервы и чуть не спала на его кровати...
Угроза моя произвела очень небольшой эффект, виндикара хотел, очевидно, испытать меня и решил каждое утро оттягивать два-три часа, что, конечно, должно было повлечь за собой продление моего путешествия. Утром я приказал Амуду отсчитать хитрецу десять ударов. Амуду торжествовал и лепетал на своем живописном диалекте:
? Твоя не верила, твоя бита, твоя почесывается, твоя кусает!
Мне кажется, что нубиец действительно твердой рукой отсчитал ему эти десять ударов, так как погонщику пришлось прибегнуть к листьям остролистника, чтобы утишить боль... Но зато с этой минуты я не мог пожаловаться на небрежность маленького пажа, танцующего перед господином...
После двенадцати дней пути мы без всяких особенных приключений прибыли в Коунпур, город знаменитый по осаде, которую он выдержал при восстании сипаев.
Коунпур расположен на правом берегу Ганга в провинции Аллахобад, в двухстах пятидесяти лье от Калькутты.
Коунпур, несмотря на красивый вид на него с другого берега реки, внутри, как и все азиатские-города, построен довольно скверно, и в нем нет, как в Бенаресе, ни великолепных монументов, ни замечательных зданий.
Как пейзаж он красив, и в особенности хороши его окрестности, где много мечетей и пагод, окруженных деревьями, и куда стекается много паломников.
С другой стороны реки, откуда мы в первый раз увидели город, мы заметили купола в виде митры, являющие собой чисто индусский стиль. Купола принадлежали двум пагодам; против них стоял дворец богатого туземца, а вдали виднелись бунгало английского квартала. Панорама эта мне так понравилась, что я набросал ее карандашом в свой альбом, который с каждым днем пополнялся новыми и новыми эскизами.
Коунпур довольно важная стоянка английских войск с сильным и значительным гарнизоном.
Дома английских офицеров очень удобны, с массой света и воздуха, с большими верандами. Я получил приглашения от многих офицеров, посетил эти миниатюрные дворцы, и еще раз убедился, что когда индусов не торопят и предоставляют дело их вкусу, то они являются первыми в мире архитекторами и первыми декораторами.
Все сады, которые я видел, очень плодородны и прекрасно содержатся; кроме чисто местных продуктов, там отлично культивируются все европейские фрукты и овощи.
Лимоны, апельсины и вообще все фрукты родятся так обильно, что ветви деревьев гнутся под их тяжестью.
Мангустан, гуява, лечи, ананас, бананы произрастают в таком количестве, что никто не дает себе труда нагнуться, чтобы поднять их, а рядом персики, фиги, сливы, земляника, абрикосы и виноград такой величины и такого вкуса, о которых в Европе не имеют и представления.
Базары переполнены мясом, птицей и дичью. Я купил целую клетку, наполненную живыми курами, индейками, куропатками, утками и индийскими фазанами. Все они сидели в разных отделениях.
На лотках у продавцов лежали груды прекрасной рыбы из Ганга, и, странная вещь, я встретил там многих английских фермеров, устроившихся как в родной стране. Они делают сыр и масло, откармливают свиней, которых превращают в копченое сало и в очень аппетитную йоркскую ветчину.
Но все-таки я не решился купить эту ветчину, предпочитая ей привозную из Англии; все-таки опасно есть свинину, взрощенную в тропиках.
В городе есть прекрасный театр и очень хорошо обставленный клуб; я провел в последнем несколько часов; его посещают исключительно офицеры и чиновники. В этом клубе я встретил тот солидный комфорт, который англичане всюду приносят с собой с привязанностью к нему, скорее выказывающую их национальную гордость и точность привычек, нежели их ум.
В сущности ясно, что эти громадные куски кровавого ростбифа, эль и постоянное злоупотребление спиртными напитками вроде бренди, виски и кларета, мало подходят к здешним тропикам.
Разумная природа наделила каждый климат теми продуктами, которые .необходимы для человека, живущего в нем: свежая вода, фрукты, овощи и немного или совсем никакого мяса для экватора и тропиков, и много мяса и вина для холодного климата.