И все это свежее, зеленое, кокетливое, залитое солнцем.
На каждом шагу, из каждой борозды, из каждого пучка риса поднимались стаи бекасов, но сейчас же и опускались обратно. Оказывается, что они так жирны, что не могут высоко взлетать.
Мы настреляли их к обеду, и я нахожу, что они отлично делали, что не улетали от наших выстрелов, так как мясо их было удивительно вкусно, сочно и нежно.
Эти поля с маленькими деревушками индусов, с очаровательными рощами казались нам бесконечными, но вот на горизонте стали вырисовываться точно облачка, которые мало-помалу превратились в холмы, покрытые лесом, а за ними, по словам проводника, текла река Китаб, цель нашей экскурсии.
На закате, около шести часов вечера, мы остановились у одной рощицы; быков отпрягли и повели на водопой, а мои люди расположились, чтобы приготовить себе поесть.
Наши загонщики, как и их начальник Шейк эль Молук, были все мусульмане. Тчи Нага и Дази Пал, мой погонщик, были индусы, поклонники Брамы; следовательно, пища должна быть совсем отдельная, пилав у мусульман и карри у индусов, и то, и другое очень вкусно; мы с товарищем решили, что, кроме бекасов, мы попробуем стряпни тех и других из наших людей. Я подзадорил их, и они старались изо всех сил отличиться... И действительно, так постарались, что мы не знали, кому отдать пальму первенства.
''Наступила ночь, когда мы начали подниматься на холмы Китаба, и вблизи они оказались совсем не холмами, а горами довольно почтенной высоты, и чтобы облегчить подъем, мы поднимались не прямо, а почти параллельно вершине.
Тихо обсуждали мы то, что ожидало нас завтра, наслаждались благоуханной свежестью очаровательного вечера, прислушиваясь к тысяче звуков, нарушавших ночную тишину неумолчным концертом. Мириады птиц, которые молчат в жаркий день, теперь пробудились и начали щебетать, а внизу, в долине, быки мычат, отыскивая ручеек, чтобы утолить жажду; вот возле нас скользнул в кусты с протяжным воем шакал, вдали слышны могучие перекаты рева хищных зверей, и эхо повторяет их, точно отдаленный гром; а мы с моим другом лежали в полудремоте под тентом нашей фуры и не подозревали того странного приключения, которое неожиданно прервало нашу экскурсию в самом почти начале.
Звезды уже начали бледнеть, и пронизывающая свежесть уже начинала нам говорить о том, что утро близко. До сих пор все шло прекрасно, люди наши шли тесной колонной не столько из боязни хищных зверей, сколько из страха злых духов, которые, по-индусскому поверью, живут в малонаселенных местах, как вдруг фура неожиданно остановилась, и мы услышали, что наши загонщики бегут по тропинке, которой мы шли, и бегут молча, не издавая ни крика, ни слова. Какой ужас парализовал их голос?.. Амуду окликнул их, но не получил ответа.
С быстротой молнии выскочили мы из фуры со словами: "В чем дело? Что случилось?"
? Кали, Кали, ? пролепетал последний из убегавших, у которого от страха подкашивались ноги, и он еле поспевал за убегавшими товарищами.
Амуду проклинал беглецов на всех известных ему языках, обзывая их подлецами и трусами.
Подумав, что неожиданно появился тигр, мы бросились к оружию, как вдруг услышали шагах в десяти голос Амуду, споткнувшегося на что-то и упавшего:
? Я держу одного! ? кричал он, поднимаясь с земли.
Эта фраза озадачила нас еще больше, но не успели мы спросить, что там такое, как услышали жалобный крик:
? Не делайте мне ничего дурного, сагиб, клянусь, что я не знал об их присутствии в этих горах!
? О ком ты говоришь? ? спросил я нетерпеливо. ? Говори скорее и яснее, а не то...
? Здесь туги, сагиб! ? проговорил Шейк эль Молук, так как это был он.
Несмотря на наше почти трагическое положение, мы с моим компаньоном не могли удержаться от взрыва хохота. И я, и господин де М. жили уже давно в Индии и не разделяли того суеверного ужаса, который внушает индусам эта знаменитая секта душителей богини Кали, или богини крови.
Эти душители, в сущности, представляют из себя шайку бродяг, которые, под маской религиозности, душат своих земляков, чтобы их ограбить; нов Индии не слышно ни одного примера, чтобы ими был убит европеец; три сотни тугов испугаются одного карабина или револьвера белого; они отлично знают, что пока доберутся до него, то дюжина из них будет убита, а еще неизвестно, который из них избегнет этой дюжины.
Во всяком случае, престиж белого таков, что достаточно одного европейца, чтобы на много миль в окружности не осталось ни одного из этих негодяев.
По нашей просьбе Шейк эль Молук, немного оправившись от испуга, конечно, благодаря нашему присутствию, подвел нас к тому месту, откуда его люди и он заметили этих каналий; еще метров за пятьсот от того места Шейк эль Молук начал трястись, точно в лихорадке; мы, сколько могли, успокоили беднягу, и, наконец, раздвинув кусты, он прошептал, затаив дыхание:
? Смотрите!
Никогда не забыть мне той странной картины, которая явилась нашим глазам. В конце той дорожки, по которой мы шли, приблизительно метрах в трехстах, расположилась под тамариндами небольшая группа туземцев-тугов; они воздавали последние почести одному из своих, труп которого, по браманическим обычаям, был предан огню.
Позы присутствовавших, живописность их костюмов, игра пламени на листьях деревьев и сама сцена, полная дикой поэзии, вряд ли когда изгладится из моей памяти.
Долго мы смотрели на эту картину, мне хотелось запомнить ее в подробности, чтобы потом зарисовать в своем альбоме.
На заре туги заметили нас и тотчас же разбежались, бросив наполовину обуглившиеся останки своего товарища на растерзание шакалам и хищным птицам...
Наступил день, но ни один из загонщиков не вернулся.
Редкий случай для индуса, бывшего лишь недавно у меня на службе: Дази Пал, или маленький паж, танцующий перед своим господином, не бросил нас.
? Где твои люди? ? спросил я с комической серьезностью бедного Шейк эль Молука.
? Теперь они без передышки бегут в Секондару! ? отвечал сконфуженным тоном бедный малый.
Экскурсия наша пропала, и начинать ее сызнова не было времени.
Шейк эль Молук был изуродован титром и с готовностью шел на новую борьбу с ним, но он дрожал перед горстью бандитов, а эти знаменитые туги бегут врассыпную перед карабином европейца.
Нам оставалось вернуться в Агру, где мы и были к вечеру.
На другой день, продав фуру и быков и заплатив жалованье Дази Палу, мы сели на поезд и через три дня были уже опять в Чандернагоре.
[Далее здесь опущен раздел, излагающий неосуществлённый план
русско-французского вторжения в Индию 1801 году.]