В назначенный час мне послышались два отчетливых удара в наружную стену моей комнаты; я направился к тому месту, из которого они исходили, как вдруг услышал ясный стук в колпак лампы, спускавшейся с потолка.
Несколько стуков с неравными промежутками в обшитый кедровыми пластинками потолок, и все стихло.
Я подошел к краю террасы. Серебристая ночь опустилась над уснувшим Бенаресом, и волны священной реки тихо катились у подножья дворца, на последней ступеньке которого я ясно видел склонившуюся фигуру... это был факир из Тривандерама, молившийся об упокоении усопших.
Это явление превзошло все, что я до сих пор видел, и я не мог подыскать ему подходящего объяснения; если только я не оказался игрушкой галлюцинации, то, быть может, дворец раджи и вообще полон всяких сюрпризов.
Всю ночь я провел в размышлениях. С тех пор, как я живу в Индии, я видел много странных феноменов, более или менее чудесных, но этот случай убедил меня еще раз в том, что индусские факиры ? спириты, и я утверждаю, что те приемы, которые они применяют для вызывания душ предков, никому в Индустане, кроме очарователей, не известны. Я не встречал ни между европейцами, ни между креолами никого, кто мог бы этим похвастаться.
С большим нетерпением я ждал на другой день факира. Часть дня я употребил на осмотр ближайших к дворцу храмов и мечетей и вернулся домой к закату солнца.
Уже наступала ночь, когда предо мной внезапно очутился факир.
Факиры-очарователи пользуются привилегией являться во всякое время без доклада к самым высшим лицам, и хотя они редко пользуются этим правом в отношении европейцев, но я с первых же дней разрешил это Ковиндасами, чем еще больше расположил его к себе.
? А ведь я слышал обещанные тобой стуки, ? обратился я к нему. ? Факир очень ловок.
? Ловкости факира здесь нет, ? отвечал он серьезно. ? Факир произносит мантрамы (вызывания), и духи их слушают. Франги посетили души его предков.
? Разве ты имеешь власть над душами иностранцев?
? Никто не может приказывать духам.
? Я не так выразился... Каким образом души французов могут откликаться на просьбы индуса? Ведь они не принадлежат к его касте.
? В высших мирах нет каст.
? Итак, ты думаешь, что это мои предки навестили меня сегодня ночью?
? Ты сказал.
? Почему они не заговорили со мной?
? А ты, ты разве их спросил о чем-нибудь?
? Нет.
? Так и не жалуйся; голоса духов удостаиваются слышать лишь те, кто их об этом умоляет.
? Мог бы ты показать мне их?
? Я уже тебе говорил, сагиб, что не могу приказывать духам.
? Но как же ты производишь эти явления?
? Факир не производит их.
? Ах да... Я неточно выразился, ты просишь их проявиться.
? Я лишь произношу необходимые мантрамы, и духи позволяют себя видеть, если им это угодно.
Так я и не добился ничего. И каждый раз, как я его об этом спрашивал, я внимательно изучал его лицо, стараясь уловить в его глазах признак улыбки или его неверия, но он оставался невозмутимым и бесстрастным.
На террасе стоял небольшой бамбуковый табурет. Ковиндасами сел на него со скрещенными ногами, по-мусульмански, и сложил руки на груди.
Я велел ярко осветить террасу, чтобы ничто не уклонилось от моего пытливого наблюдения, и вот через несколько минут, во время которых факир, видимо, старался сосредоточиться на какой-то мысли, бамбуковый табурет, на котором он сидел, вдруг шевельнулся и начал бесшумно подвигаться вперед.
Я пристально смотрел на очарователя, но он сидел неподвижно, точно статуя.
Терраса занимала около семи квадратных метров; табурет прошел ее в десять минут и затем стал подвигаться обратно до того места, где он стоял раньше.
Три раза проделал этот фокус Ковиндасами, оставаясь в той же неподвижной позе.
В этот день был палящий зной; свежий ветерок, который регулярно каждый вечер прилетал с Гималаев, еще не дул, и было еще очень душно. Мой метор взял в руки кокосовую веревку, прикрепленную к панка, громадному опахалу, подвешенному к потолку, и начал приводить его в движение. Факир воспользовался случаем показать новое явление.
Взяв из рук метора веревку, он сел под опахалом и обеими ладонями прижал веревку к своему лбу.
Через несколько мгновений, хотя очарователь был неподвижен, панка стал колыхаться над нашими головами, навевая прохладу. Движение все усиливалось, и, наконец, опахало начало раскачиваться так сильно, что казалось, его дергает какая-то могучая невидимая рука. Когда очарователь отнял веревку от лба, опахало начало качаться все медленнее и медленнее и, наконец, остановилось.
Хотя было уже довольно поздно, но факир, видимо, чувствовал себя в ударе и захотел дать мне еще одно доказательство своей силы.
На краю террасы стояли три большие вазы для цветов. Каждая из них была настолько тяжела, что вряд ли ее можно было поднять одному человеку. Ковиндасами остановился перед одной из них и коснулся ее края кончиками пальцев.
Ваза начала раскачиваться из стороны в сторону с равномерностью маятника. Немного спустя ваза поднялась на несколько дюймов на воздух, не переставая раскачиваться справа налево.
На это, как и на предыдущее явление, я смотрю как на иллюзию чувств, результат магнетического полусомнамбулизма.
Так как Ковиндасами должен был пробыть в Бенаресе лишь три дня, то я решил употребить их на опыты, относящиеся прямо к магнетизму и сомнамбулизму.
Когда я выразил свое желание факиру, он очень удивился новым выражениям, с грехом пополам переведенным мной на тамильское наречие. Но на мои объяснения о том, какое значение придается подобным явлениям в Европе, он улыбнулся и ответил, что для Питри, то есть духов, все возможно.
Ввиду того, что спорить с ним по этому поводу было бесполезно, я лишь ограничился вопросом, не согласится ли он показать мне что-либо в этом роде.
? Франги говорил с факиром на языке его родины, разве может факир отказать ему в чем-нибудь? Удовлетворенный его ответом, я спросил:
? А ты позволишь мне указать те явления, которые мне хотелось бы видеть?
Хотя я и был уверен в том, что при предыдущих опытах факир вряд ли мог сговориться заранее с Амаду или вообще подготовить их, все же мне хотелось видеть, сможет ли Ковиндасами показать мне что-нибудь особенное здесь, сейчас же, по моему выбору.
? Я исполню все, что тебе угодно, ? ответил просто факир.
Мне уже приходилось видеть раньше очарователей, которые могли, если можно так выразиться, увеличивать тяжесть предметов, и мне захотелось повторить этот опыт.
Взяв небольшой легкий столик из текового дерева, который я обыкновенно поднимал двумя пальцами, я поставил его посреди террасы и спросил факира, не может ли он сделать этот столик настолько тяжелым, чтобы его нельзя было сдвинуть с места.
Малабарец подошел и положил на столик обе руки. Около четверти часа простоял он в этой позе и затем с улыбкой обратился ко мне: