Вдруг увидели они огромную птицу, обессилевшую от ран и истекающую кровью. И та птица заговорила с ними человечьим голосом…
«26 мая…. Вдоль гряды холмов–адыров озабоченно пролетел куда‑то змееяд с заметно растрепанным оперением, ― птица явно не в лучшей форме. Этому редкому хищнику, питающемуся почти исключительно змеями и ящерицами, в эту весну туго: сухой год, змей мало (многие из них ползают как жалкие скелеты, обтянутые кожей, ― смотреть больно).
Наглядная и печальная иллюстрация всеобщей взаимосвязи всего вокруг: варварская рубка арчевых лесов на склонах и на плато, равно как и уникальных лесных зарослей в горных ущельях, привела к тому, что влага в почве не задерживается больше, как раньше, когда она сгладила бы засушливый эффект необычно ранней и сухой весны. Травянистые растения уже в мае выглядят выгоревшими, как обычно в сентябре, ― нет пищи для грызунов. Нет грызунов ― нечем питаться змеям. Нет змей ― не хватает корма для нормального размножения этих хищных птиц. В глубокой депрессии оказываются все уровни жизни, а причина этому, как бывает все чаще, ― венец творения, Homo sapiens ― человек разумный.
А ведь змееяд в Красной книге; редкий, во многом особый вид. В предшествующие сезоны я пару раз наблюдал змееядов, летящих с наполовину проглоченной и наполовину свисающей из клюва змеей, ― интересно.
А один раз туркмены принесли в заповедник молодого змееяда, неизвестно как к ним попавшего, которого они пытались кормить хлебом. Он жил после этого у Ильи (одного из сотрудников заповедника), прозвавшего его за доставучесть «Вовиком» в честь своего сына от первой жены, который «тоже все время орал и действовал на нервы». Вовик съедал в день пятнадцать лягушек (по пять за три раза), самостоятельно вылавливая их из таза, зажимая когтистой лапой, расклевывая жертве затылок, а потом глотая ее целиком. С удовольствием также глотал и предложенных сердобольными соседями мышей и воробьев. А живя зимой дома, приходил погреться на кухню, садился недалеко от плиты, нахохливался, полуприкрыв глаза, и начинал, на удивление всем, тихонько бормотать и мурлыкать что‑то себе под нос, как маленькая певчая птичка…»
В освещенной солнцем скале, которую я периодически просматриваю в бинокль, проходит вертикальная трещина, а в ее основании ― большая ниша, занятая сейчас гнездом стервятника. Это африканский вид, доходящий на север до Средней Азии. Сидящая на гнезде взрослая птица периодически поднимается и переступает внутри.
От долины Чандыра к гнезду летит второй родитель, неся в клюве (чаще хищники носят все в лапах) темный округлый предмет диаметром сантиметров пятнадцать. Очень похоже на черепаху (мелких черепах, как Зарудный пишет, стервятники глотают целиком), но рассмотреть наверняка, что же это такое, не удается ― вопрос навсегда остается без ответа.