О неразумный юноша! Оставь свои надежды и не терзай себя понапрасну. Стань ты даже ветром, тебе все равно не удастся коснуться моих следов…
Поднимаясь выше к уже близкой вершине, я думал о том, что везение, в конце концов, совсем не обязательный компонент моей жизни и работы и что случившееся куда правдоподобнее, чем могло бы быть, если бы я жилое гнездо так сразу вот и нашел. Поднявшись наконец наверх и переведя дух, я посмотрел вокруг с той точки, откуда распахивается обзор перед глазами сидящих здесь орлов.
Вид этот был великолепен. Заходящее солнце опустило контрастные тени на бескрайние опустыненные увалы–адыры. Чандыр местами поблескивал внизу, вплетаясь извилистой речной ленточкой в курчавые заросли прибрежные тугаев. Внушительные скалы противоположной части долины ― на нейтральной полосе и уже на иранской территории, заманчиво чернели недоступными для меня, советского педагога, обрывами. Азиатское небо без единого облачка сочетало целую гамму цветов: от оранжевого и розового на западе до темно–синего на востоке. Картина была величественная и полностью окупала пережитый стресс, не компенсируя, однако, неизбежного разочарования тем, что гнездо я не нашел.
Хуже мне стало, когда я обернулся в противоположную сторону. От вершины горы, на которую я только что залез, чуть ли не рискуя жизнью, вниз шла даже не тропа, а почти дорога, испещренная множеством следов от овечьих, козьих и ослиных копыт и вполне подходящая если не для машины, то уж для мотоцикла с коляской…