Потом я снова прислушался. Дрожа и задыхаясь, я слышал на улице крики преследователей, а мое сердце билось так сильно, что его удары, казалось, разносились на весь дом! Прошла по крайней мере минута или две, прежде чем я немного пришел в себя и начал осматриваться, удивляясь, куда я попал. Вспомнив о собаке, лай которой еще был слышен, я осторожно взялся за щеколду, чтобы убежать. Внезапно пакет, который я все еще держал, зашевелился.
От неожиданности я почти уронил его. Прижав сверток к себе, я почувствовал движение. Он шевелился и к тому же был теплым. В этот момент мне открылась правда. Это был ребенок!
От этого неожиданного открытия я даже вспотел. Я снова представил объятое ужасом лицо человека. Я подумал, что он украл ребенка, и испугался еще больше. Он ошибся, предполагая, что я преследую его, и поспешил избавиться от своей опасной ноши.
Сейчас этот ребенок был у меня — и вместе с ним незнакомец передал мне свой страх. Первой моей мыслью было положить сверток на пол и выбраться наружу, освободившись от заботы. В этой мысли не было ничего странного для мелкого чиновника, каким был я, — отнюдь не героя, которого никто не готовил к судьбе солдата, постоянно рискующего жизнью. Но была одна мысль, приводившая меня в отчаяние. Я не знал, куда идти и где я сам найду пристанище. Но вместо того, чтобы подумать над этим, мой чиновничий ум подсказывал мне, как можно без всякого риска использовать подвернувшийся случай: можно было разыскать родителей и вернуть ребенка. В этом я видел возможность заслужить помилование, получить работу и вознаграждение.
Внезапно снова залаяла собака, вероятно, учуяв меня, и это помогло мне принять решение. Я взялся за щеколду и осторожно открыл дверь. Мгновение спустя я шел уже по улице, озираясь по сторонам. Я не заметил ничего, что бы встревожило меня. Уже стемнело и соседние дома, казалось, вымерли. В уме я прокрутил обратный путь: при любых обстоятельствах нужно было вернуться на улицу Сент-Оноре, найти моего тестя у ворот Пале-Рояля, где он дежурил по ночам, и отдать себя и ребенка под его покровительство.
Несомненно, это был самый мудрый план. В эти дни улицы Парижа, даже в районе Лувра и Пале-Рояля, почти не освещались. Лабиринт переулков и темных домов тянулся до самых фешенебельных кварталов, обеспечивая тайный доступ к ним. Я не предвидел на своем пути особых трудностей, поэтому осторожно добрался до конца переулка. Там я остановился, задумавшись, стараясь выбрать самый короткий путь. Вдруг до моего слуха донеслись чьи-то голоса, из-за угла показался свет, и я напрягся в ожидании новой опасности. Я не стал дожидаться продолжения. Эти люди, с их фонарями и оружием, могли принести мне вред. Мои нервы были на пределе: улицы Парижа полны опасностей, и за каждым углом мне мерещилась виселица. Я повернулся и пошел назад, к дому, который недавно послужил мне укрытием. Я несколько раз повернулся на ходу и мне показалось, что свет двигался вслед за мной. Как только я обнаружил это, то метнулся через дорогу и нырнул в тот боковой переулок, в котором раньше исчез похититель ребенка.
Я не сделал и десяти шагов к своей цели, как вдруг споткнулся в темноте и едва не упал на мостовую, выпустив сверток из рук.
В этот момент рядом со мной как по волшебству появилась темная фигура и почти сразу же исчезла в темноте. Я поднялся и, хромая, пошел за этим человеком. Но тут в начале переулка появился свет, и я не должен был терять времени, если не хотел, чтобы меня обнаружили. Я побежал по переулку, в конце него свернул налево и попал в другой, потом в еще один и, наконец, выбрался на широкую дорогу. Я, не останавливаясь, бежал до тех пор, пока позади меня не затихли все звуки.
То место, где я наконец остановился — у меня просто не было сил бежать дальше, — оказалось пустырем в северном предместье города. Слева я заметил несколько огней и понял, что они горели на Монмартре. Со всех остальных сторон была непроглядная тьма. Тишину лишь изредка нарушал лай бродячих собак. Было такое ощущение, что я убежал по меньшей мере на десять лье от Парижа.
К несчастью, я был совершенно один. Я не знал, где я нахожусь и хватит ли у меня сил вернуться обратно. Это было уж слишком для человека, который еще нынешним утром был так счастлив! Утомленный преследованием, я почувствовал такое истощение, что меня охватило непреодолимое желание: найти какую-нибудь дыру, забиться в нее и умереть. К счастью, в этот момент до меня донесся запах свежескошенного сена. Я сделал несколько осторожных шагов вперед и неожиданно наткнулся на низкую постройку, казавшуюся на фоне ночи более темной.
Немного поколебавшись, я подошел ближе и обнаружил сарай. Нащупывая руками дорогу, я вошел и почувствовал под ногами сено. Возблагодарив провидение, я сделал еще два шага вперед и опустился на пол. Но вместо спасительной охапки сена я обнаружил, что сел на угловатое тело человека, который с проклятьями вскочил на ноги и отшвырнул меня прочь.
В другое время я бы умер от страха, но сейчас я был так глубоко несчастен, что почувствовал не страх, а некоторое удивление. Я без слов отошел на несколько шагов от своего товарища по несчастью, свернулся калачиком и мгновенье спустя крепко уснул.
Когда я проснулся, уже наступил день, хотя солнце все еще не встало. Я повернулся, и каждая косточка моего тела заныла. Я вспомнил события вчерашнего дня и застонал. Вдруг позади меня зашуршало, и я оказался лицом к лицу с удивленным человеком. Я еще не отделался от своей подозрительности и смотрел на незнакомца как зачарованный. Ничто не нарушало наступившую тишину, и мы пристально разглядывали друг друга. В низком сарае было довольно темно, и наш взаимный осмотр занял много времени.
Наконец я узнал его и почти в то же самое мгновение он признал меня. С яростным криком он вскочил на ноги и вцепился мне в горло. Но то ли потому, что я не отпрянул — так глубоко завязнув в сене, что уже не мог пошевелиться — то ли по каким другим причинам, он только сильно затряс меня, не слишком сжимая свои когтистые пальцы.
— Где то, что я тебе дал, собака? — кричал он, и его голос дрожал от напряжения. — Говори, или я придушу тебя! Говори, слышишь! Что ты сделал с ним?
Это был человек, подкинувший мне ребенка! Я внимательно вгляделся в него и после некоторых колебаний рассказал обо всем, что со мной случилось.
— И ты не знаешь человека, который обокрал тебя? — закричал он.
— Нет, там было слишком темно.
Глядя на его разочарование и гнев, я было решил, что он все же задушит меня, но он только задыхался от злобы и ругался, являя собой картину безнадежного отчаяния. Потом к нему, очевидно, пришла другая мысль, он разжал руки и закричал:
— О, мой Бог, какой я глупец! — стонал он. — Почему я струсил? Удача была в моих руках, а я, глупец, упустил ее!
При этих словах я подумал о своей горькой судьбе — теперь я не боялся этого человека, потому что понимал его состояние.
— То же самое вчера утром произошло со мной, — сказал я. — Ваше положение ничуть не хуже, чем у других.
— Вчера утром! — воскликнул он. — Что общего удача имеет с тобой, таким пугалом? Это смешно! Да по тебе плачет виселица!
Он скрестил руки на груди, мрачно разглядывая меня.
— Кто ты? — наконец спросил он.
Я все рассказал ему. Когда он узнал, что чернь, преследовавшая его, на самом деле гналась за мной, — так что его испуг был совершенно бессмысленным, — его ярости не было границ. Я даже почувствовал к нему некоторое презрение и осмелился заметить, что несмотря на его пренебрежение ко мне, сам он действовал не лучшим образом. Он искоса посмотрел на меня.
— Да, но это как еще посмотреть, — мрачно сказал он. — У всех бывают неудачи. Но между нами есть разница, идиот. Ты жалкий дурак, достойный только того, чтобы тебя избили палками по капризу какого-то дурака. В то время как я удостоюсь по меньшей мере позорного столба. Я проиграл, это правда! Я проиграл! — продолжал он, и его голос перешел в визг, — и мы оба оказались в канаве. Но если бы я выиграл… если бы я выиграл, парень…
Он не закончил фразу и упал лицом в сено, разрываемый на части своими страстями. Мгновение я изучал его, придя к выводу, что он слишком жалок для негодяя. Пока я разглядывал его, мои мысли приняли другое направление. Его кожаный пояс, добротный короткий плащ и камзол из блестящего бархата, который я не заметил в темноте, давали пищу для размышлений. Прежде чем он сообразил, что я разглядываю его, я заметил на его бархате золотую корону!
Я с трудом сдержал крик. Меня бросило сначала в жар, потом в холод, моя голова пошла кругом, как будто я выпил слишком много вина. Корона! Маленький пурпурный плащ! У меня не осталось больше сомнений относительно того, какого ребенка украл он прошлой ночью! Прошлой ночью… прошлой ночью я нес короля! Я держал на руках короля Франции!
Теперь мне был понятен ужас этого человека прошлой ночью и его горе и разочарование нынешним утром. Он действительно был достоин позорного столба: в случае неудачи его бы пытали и он умер бы на колесе в ужасных мучениях. И он, который рисковал столь многим, проиграл!.. Проиграл!
Я смотрел на него уже другими глазами, как на своего рода чудо. Видимо, мои мысли отразились на моем лице, потому что когда прошел пароксизм отчаяния, он поднялся и подозрительно посмотрел на меня, а потом спросил, куда я собираюсь идти.
— К монсеньеру, — схитрил я, потому что если бы я сказал «в Пале-Рояль», он, возможно, не выпустил бы меня.
— К епископу?
— Куда же еще?
— Чтобы снова побили палками? — усмехнулся он.
Я ничего не ответил и в свою очередь поинтересовался, куда он пойдет.
— Бог знает! — ответил он. — Бог знает!
Но когда я вышел из сарая, он последовал за мной. Мы молча пошли по дороге, похожие на пару ночных птиц, пока, наконец, снова не оказались в городе. К этому моменту солнце уже взошло и у городских ворот начали собираться торговцы, спешащие на рынок. Все они удивленно поглядывали на беспорядок в моей одежде, а я, припомнив, в какой компании иду, задрожал, удивляясь, что до сих пор никто не поднял тревоги: я считал, что с каждой башни нас должен был встретить звон колоколов. Поэтому я был более чем счастлив, когда в районе Тампля мой спутник остановился перед маленькой дверцей в глухой стене. На противоположной стороне я заметил такую же маленькую дверь.
— Ты останешься здесь? — спросил я.
Он зло выругался.
— Какое тебе дело? — рявкнул он, озираясь по сторонам. — Убирайся прочь, идиот!
Я был рад отделаться от этого странного человека, пожал плечами и бесцельно пошел прочь, не оглядываясь назад. Внезапно меня как громом поразило. Король! Что с ним будет? Кому мне рассказать о том, что я знаю? И тут, пока я колебался, я услышал, что позади меня кто-то бежит. Повернувшись, я увидел своего спутника. Его лицо все еще было бледным, но глаза пылали и все его поведение изменилось.
— Стой! — крикнул он и бесцеремонно схватил меня за рукав. — Человек, который встретился тебе… ты не разглядел его?
— Там было темно, — коротко сказал я. — Я уже говорил тебе, что не знаю его.
— Но он… — он запнулся. — Ты слышал, как он убегал… он хромал?
Я не мог сдержать удивленный возглас.
— Черт побери! Я совсем забыл об этом! Я думаю, что он хромал. Я помню, что он как будто кудахтал на бегу — клац, клац!
Его лицо покраснело, и он отшатнулся. Он выглядел так, как будто встретился со смертью! Но вскоре мой спутник глубоко вздохнул, пришел в себя, кивнул мне и пошел прочь. Однако я заметил — потому что задержался, наблюдая за ним, — что он не пошел к двери, у которой я его оставил. Но мне не удалось проследить за ним, потому что он оглянулся по сторонам, заметил меня и быстро нырнул в соседний переулок.
Но я знал или думал, что все знаю. Как только он скрылся, я бросился в сторону Пале-Рояля, подобно гончей, пущенной по следу, не замечая прохожих, которых толкал по пути, не обращая внимания ни на опасность погони, ни на свое плачевное состояние. Увлеченный догадками, я забыл даже о собственных неприятностях и не остановился, пока не добежал до дворца и не заметил негодующий и изумленный взгляд своего тестя.