МАРИУПОЛЬ
Недавно вдруг стал возникать на телефоне город Мариуполь, родина предков моей мамы. Следопыты где-то раскопали, что давным-давно, чуть ли не в XIX веке, а точнее - в 1953 году я работал в этом городе на строительстве прорабом. Редактор местной газеты уважительно и чуть в восторженном советском духе интересуется: правда ли я возводил какое-то конкретное, чуть ли не городскую Доску почета, здание?
Если насчет Доски почета, то едва ли, но жилые дома действительно строил, работая в строительном управлении металлургического завода им. Ильича. Все штукатуры и маляры, числом человек семьдесят, были в моем подчинении, дома сдавались с недоделками, к датам, под водочку, я ругался на планерках до хрипоты, чуть ли не громче всех, но числился всего-навсего маляром, так как моя волчья биография не позволяла кадровикам записать меня полноправным мастером.
Жилмассив располагался через балку от общежития, в котором я проживал с кем-то вдвоем, хотя и не могу вспомнить этого второго, а может быть, я его никогда и не видел. Была черная полоса моей жизни, только недавно оборвалась, рухнула любовная история - роман с чужой женой. Еще дымились руины, я был никому не нужен, и совершенно нету ну просто никакого имущества, даже орденов, отобранных гебешниками при аресте.
Зимой я скользил в тоненьких туфлях на кожаной подошве по замерзшему спуску балки. Второй пары обуви у меня, конечно, не было, это у Трампа - две пары ботинок. А на середине спуска был дом, и жила в нем симпатичная женщина, чья-то жена, и я никак не мог с ней познакомиться - прокатывался, как на лыжах, мимо, встречая ее чуть ли не каждое утро. Добился всего-навсего - она кивала головой в ответ на мое приветствие.
Представляю себе разочарование мариупольских газетчиков, когда они узнают, какую жалкую полосу своей жизни зимой на 1954-й год провел этот недавний сталинский зэк в их городе.
Зато холодным летом 53-го я был обманчиво счастлив в Мариуполе. Сейчас я придумаю имена, да и саму эту историю. Но то, что это было на самом деле, как теперь принято говорить, гарантия 100 процентов!
Она была женой зубного врача и преподавала литературу в вечерней школе, которая - вся - была в нее влюблена. Муж ее уехал на Север за длинными деньгами, присылал оттуда слепки-заказы, мариупольские умельцы делали зубные протезы, и, видимо, денежки журчали ручейком.
Но поскольку большой любви в этой семье не было, а Лена была способна именно на большую любовь, то я, молодой, сильный и отвыкший от женщины за годы сидения, оказался в ее поле зрения кстати. (Смотри мои фотографии в книжке: смуглый, один нос торчит!) Заполыхало!
Соседи принимали деятельное участие в этой интриге и спрашивали у ее сына, четырехлетнего мальчугана:
- Гриша, что, у тебя новый папа?
- Зачем мне новый папа? Что мне сделал плохого мой старый папа?
Новому папе было стыдно нечаянно услышать этот разговор.
Вам нетрудно представить наш курортный роман. Мы оба не были виноваты это была любовь до гроба! И она поехала на Север, к мужу, естественно, разводиться. Разводиться тоже до гроба. А я ходил на почту, наверное, страдал. А потом пришло письмо: "Он все понял и простил меня. Теперь твоя очередь сделать то же самое. Прости. Лена".
И я пошел наниматься маляром на строительство домов в городе Мариуполе! Сейчас, по прошествии почти полувека, могу сказать: я, кажется, больше не люблю эту женщину. Такие уж мы, мужики, ветреные люди.
ПЕРЕБИТЫ-ПОЛОМАНЫ КРЫЛЬЯ
Жизнь моя в Сталинграде была попыткой вновь почувствовать себя человеком; за плечами был мертвый опыт войны и тюрьмы и всего тридцать три года, возраст надежды. И уже была любимая женщина, которая поверила в меня навсегда.
Требуй-требуй
Невозможного,
Требуй чуда,
Ты права,
Береги меня от ложного
Ощущенья удальства.
Я возьму себе за правило
Быть резвее хоть кого!
Требуй-требуй,
Ты же ставила
На меня, не на того.
А сойду я с круга белого,
Закусивши удила,
Знай - ты все
Для чуда сделала,
Просто наша не взяла.
Но город Сталинград, сам герой и пестовавший героев, с часовыми-пионерами, стоявшими у "вечного огня, который горел по субботам" (анекдот), был не тем местом, где бывшему зэку так просто дадут расправить перебитые крылья. И снимая комнатенку с женой и маленькой дочерью и существуя от рубля до рубля, мы, однако, ухитрялись жить от своего рубля до своего и никогда-никогда не одалживались ни у кого.
За редкие публикации в газетах и журналах платили гроши, но я еще работал внештатно (с удостоверением) в област-ной молодежке "Молодой ленинец" и, как ни плохо у меня это получалось, искренне пытался стать молодым ленинцем. Печатали меня часто, даже похваливали, но мысли не допускалось пригласить меня в штат, на должность пусть самого последнего литсотрудника. Это при том, что стихи мои уже публиковались в московских "Юности", "Знамени", "Смене", "Литературной газете" - большая честь для провинциалов. Нет, не тот город Сталинград, где с бывшего зэка снимается прилагательное "бывший". Оно остается, как на корочках уголовного дела - "хранить вечно!"
Так и шастал я по районам, в посевную и в уборочную, и писал проблемные статьи по непонятным мне колхозным проблемам типа "Под одной тучкой..." (это, стало быть, о разных хозяевах!), да еще футбольные отчеты, да цирковые рецензии, а еще иногда стихотворные фельетоны.
Но случаются же неожиданности и в городах-героях! Напротив гигантской ГЭС на Волге строился алюминиевый комбинат, комсомольская стройка, и моя газета взяла шефство над этой стройкой: выпуск еженедельного приложения двухполосной листовки. Кого послать туда работать? Это далеко от города, и не большая радость трястись туда поутру, пересаживаясь из переполненного трамвая в переполненные же рабочие автобусы на "Алюминьстрой". Кого? Конечно, последнего, то есть меня. Поедешь? Яволь!
И забегал по котлованам, от плотников к бетонщикам, от арматурщиков к монтажникам этот энергичный парень с блокнотом, уже имевший опыт работы на соседнем Гидрострое. И раз в неделю раздавал на стройке свеженький номер газетки, в которой в единственном числе был и редактором, и автором, и метранпажем (сам верстал газетку в какой-то строительной типографии с ручным набором), да и наборщиком и экспедитором был тоже я. А стихи, какие стихи бывали в этой газетке:
Экскаваторщик Бодров
Первый в списке мастеров!
И как-то вдруг вызывает меня к себе директор строящегося комбината Пожидаев. Никогда не забуду его фамилию! Святое имя, наподобие Косьмы и Дамиана.
- У нас есть возможность помочь вам с жильем. - И достал общую сильно мятую тетрадку, уж ее мяли и листали! - Вот съездите посмотрите квартиру номер шестьдесят восемь в нашем доме на Тракторном! - и обвел ее кружочком.
Господи, не передумай! - Не верил я своему счастью и глядел на директора и впрямь как на Господа Бога. Квартира оказалась однокомнатной, в сталинском доме на Главном проспекте Тракторного завода. Сталинские дома! Их было мало, но они были добротными, с высокими потолками. И до сих пор еще, приглядитесь, в объявлениях об обмене пишут "в сталинском доме". И это похвально. Но и однокомнатная квартира в полуразрушенном Сталинграде - даже не знаю, с чем ее сравнить, разве что с королевским апартаментом в гостинице "Парус" в Дубаи. Да нет, что там "Парус"!
На следующий день мы наняли грузовую пятитонку, хотя вполне могли перевезти наше почти полное отсутствие имущества и на мотоцикле с коляской, и даже на детских санках. И вселились в свою, даже не выговорить, в свою квартиру, с кухней и ванной с газовой колонкой - горячая вода всегда!
Напротив был хозяйственный магазин, в котором поутру, до открытия, шла запись на платяные шкафы местного производства. Иногда их привозили - какое счастье! Неважно, что ящики и двери не закрывались из-за непросушенной древесины, - это было признаком новой и благополучной жизни. Мы, конечно, записались и долго ходили отмечаться, но нам так и не досталось это сосновое, пахнущее лаком, конечно, сверхплановое чудо. Какой-то острослов придумал, что в Советском Союзе квартиру и машину покупают только один раз! Далее идут варианты: покидают, разменивают, продают, передаривают, улучшают - всяко. И в отношении меня, когда изменились обстоятельства, это оказалось правдой. Нашлись люди в городе Орехово-Зуево под Москвой, готовые отдать нам взамен нашей однокомнатной Тракторной квартиры свою двухкомнатную, полуподвальную во Дворе Стачки.
Это было весьма колоритное место, Двор Стачки - там как будто еще продолжалась стачка на текстильной мануфактуре Саввы Морозова, хоть хозяева, разумеется, давно сменились. И вот отсюда я уже мог стратегически доставать Москву в электричке "Москва - Петушки" за 84 копейки, а когда их не было, без билета.
ЗВЕЗДЫ С НЕБА
Я потерял стержень повествования, череду событий, что и за чем происходило в моей реальной, а не книжной жизни. Может быть, самое время задуматься: что за жизнь я прожил, зачем вообще мы приходим на этот свет, и обязаны ли мы, появившись не по своей воле, что-то такое и во имя чего неизвестно совершить на земле для людей или же для себя.
Поставил себе эти вопросы, и оказалось - им нет конца, их можно продолжать по типу: что движет нашими поступками, как отличить хорошее от плохого, и почему тела при нагревании расширяются. Наверное, именно на эти вопросы и ищут ответы сумасшедшие во всех богоугодных заведениях, и только успокоительные таблетки отвлекают их от раскопов - поисков себя и в себе.