- На голове и на глазах, о госпожа! - отвечал Рейхан. - Я пойду с рассказчиком, а вы заприте ворота, и пусть ни одна из невольниц не выходит! Пойдем, о рассказчик. Не стой посреди двора, как упрямый ишак, иначе я возьму тебя под мышку и вынесу, как сундук.
И они вышли из ворот, и ворота за ними немедленно замкнули, и Мамед, поспешая за Рейханом, несколько раз обернулся, запоминая дорогу. Он уже не удивлялся тому, что чернокожий великан даже не взял у своих хозяек денег, чтобы приобрести книгу. Очевидно было, что Рейхан имел при себе столько, что хватило бы на много таких истрепанных книг, как у Саида, в переплетах совсем от других сочинений, давно истлевших.
Они пришли к воротам хаммама, чей высокий черный купол с круглыми окнами был виден издалека, и обошли его, и углубились в переулок, и вошли в дом, где поселился рассказчик Саид, но ни его, ни книги не обнаружили, а невольница Ясмин тоже не смогла сказать ничего вразумительного, и Мамед заподозрил, что причиной тому - кувшинчик со сладким хорасанским вином. По ее словам, ее хозяин Саид как вышел после третьей молитвы вместе с Мамедом, велев ей приготовить ужин, так более и не возвращался, и его книга, подстилка и скамеечка - равным образом.
- Может быть, его пригласил кто-то из слушающих, и взял его в свой дом, и он там рассказывает истории для семьи того человека за хорошие деньги? предположил Мамед. - Или же он пошел по своим делам и, не заходя домой, вернулся к хаммаму, а теперь созывает слушателей, сердясь, что я куда-то запропал, и призывая на мою голову все кары Аллаха!
- Вернемся к хаммаму, о рассказчик, - сказал Рейхан, и это был голос человека, привыкшего повелевать.
Но и там не обнаружили они Саида, невзирая на то, что собралось немало желающих послушать продолжение истории.
- Погоди, о Рейхан! - воскликнул вдруг Мамед. - Клянусь Аллахом, я вижу, кто нам поможет в наших поисках! Вот стоит банщица из хаммама, закутанная не в изар, а в какую-то драную тряпку! Саид не раз говорил мне: "Посмотри на эту бездельницу, о Мамед! Вместо того, чтобы делать дело, к которому приставил ее хозяин хаммама, она так и норовит выскочить ради моих историй, накажи ее Аллах! " Может быть, Саида позвал в гости хозяин хаммама?
- Ты прав, о рассказчик, - сказал Рейхан, и подошел к банщице, и обратился к ней:
- О сестрица, не видела ли ты, куда ушел человек, рассказывающий обычно здесь, на возвышении, диковинные истории?
Но банщица вместо того, чтобы ответить, вдруг опрометью кинулась к воротам хаммама.
Рейхан и Мамед в недоумении переглянулись.
- Неужели Аллах поразил ее безумием? - удивленно спросил Рейхан, хотя рабам полагалось бы молча ждать, что скажут свободнорожденные.
- Нет, о Рейхан, - сказал Мамед, обернувшись. - Это идет хозяин хаммама, и она просто испугалась. Сейчас я спрошу, не видел ли он Саида...
Тут Мамед замолчал, хотя самое время было бы поклониться хозяину хаммама, подошедшему к нему совсем близко.
Это был статный и красивый мужчина, обладатель черных глаз и сходящихся бровей, с аккуратно подстриженной бородой, и облик его внушал почтение, но странным показался Мамеду сверток, что хозяин хаммама нес под мышкой. А нес он немалой величины предмет, обернутый старым шелковым платком, и с края платок разошелся, и виден был угол книжного переплета, и свисал заложенный между страниц плетеный шнурок, желтый с голубым.
Хозяин хаммама быстрым взглядом смерил Рейхана и Мамеда и, ловко скользнув между ними, исчез в воротах раньше, чем Мамед опомнился от своей растерянности.
- Не нужно было мне сегодня пить это вино из фиников, - сказал Мамед Рейхану, как бы оправдываясь за свою нерасторопность и свое изумление. Воистину, покарал меня Аллах, лишив всякого соображения! Идем, о Рейхан, догоним его!
- Ты прав насчет соображения, о господин, - отвечал ему Рейхан, - и если мы сейчас войдем в хаммам, то поднимем шум на весь город. Ведь сегодня там женский день.
- Я напрочь забыл об этом, о Рейхан... - пробормотал Мамед. - Странные дела творятся сегодня со мной попущением Аллаха великого. Неужели все это из-за кувшина финикового вина, которое и вином-то по-настоящему назвать нельзя, ибо оно - не из винограда? Я всегда полагал, что оно дозволено правоверным...
- Очевидно, тебе, о господин, лучше было бы сегодня обойтись молоком, заметил Рейхан.
- Да, бывало, что пили люди молоко, являя тем самым свою глупость, особенно если владела ими скупость или у них были слабые поджилки, сердито отвечал Мамед, - но мы, слава Аллаху, не из таких!
И Рейхан низко склонил голову, как бы признавая превосходство Мамеда над презренными, пьющими молоко, но поскольку чернокожий был великанского роста, а Мамед - роста невеликого, то и увидел несостоявшийся рассказчик, что поклон был всего лишь способом скрыть внезапную и неудержимую улыбку.
* * *
Сбежавшая от Мамеда с Рейханом банщица влетела в ворота хаммама, едва не сорвав висевшую перед входом занавеску - знак того, что в этот день баня принадлежит женщинам. Она столкнулась с выходящими из раздевальни посетительницами, отскочила назад, извинилась и вжалась в стенку. Банщица была уверена, что хозяин не воспользуется главным входом, чтобы не смутить женщин, которые еще не закрыли своих лиц покрывалами и изарами, и все же испуг ее был велик.
- Что ты мечешься, о Джейран, порази тебя Аллах? - спросила ее служительница, сидящая у самого выхода, чтобы собирать у выходящих деньги.Ты точно старуха, что выжила из ума, и не отличает четверга от субботы! Беги в парильню, о несчастная! Тебя заждалась богатая посетительница! Да не смотри на меня так, о исчадье шайтана!
Джейран, не ответив ни слова, метнулась в дверь раздевальни, а женщина схватилась рукой за ладанку, висевшую у нее на поясе, и прошептала довольно громко:
- Чур меня, чур от зла и сглаза, от короткого носа и синего глаза!
В раздевальне Джейран положила на скамью два дорогих кованых браслета, которые держала зажатыми в руке, дернула за шнурок, удерживавший на ее голове изар, но чересчур торопилась - и ветхий шнурок, пришитый к не менее ветхой ткани, лопнул. Под соскользнувшим на пол изаром на девушке была лишь короткая, всего по колено, и широкая нижняя рубаха - правда, чистая, ибо хозяин хаммама требовал от банщиц и банщиков безупречной белизны рубах, повязок и покрывал. Джейран свернула изар, положила на скамью и старательно упрятала браслеты меж его складками. Затем она стряхнула с ног кожаные туфли, вышивка на которых истрепалась и залохматилась, и сунула смуглые сухие ступни в большие деревянные башмаки.
Посреди раздевальни был устроен фонтанчик с холодной водой, и Джейран подошла к нему напиться. Но тут из предбанника вышла разносчица воды со своим медным кувшином. Джейран отстранилась, чтобы девушка наполнила кувшин.
- Где ты пропадаешь, о несчастная? - добродушно спросила ее разносчица. Раздевайся скорее и соберись с силами, ибо тебе потребуется все твое мастерство, о Джейран! Тебя ждет женщина, у которой мощные бедра, тяжелые ягодицы и широкие плечи! И намучаешься же ты, пока разотрешь и разомнешь это тело, клянусь Аллахом!
- Почему ты не боишься смотреть мне в глаза, о Наджия? - спросила Джейран, скидывая рубаху и наматывая на себя в три оборота набедренную повязку. - Разве ты не веришь, что голубые глаза приносят несчастье?
- Прежде всего они приносят несчастье тебе самой, о Джейран, - сказала рассудительная Наджия, на которой тоже не было ничего, кроме набедренной повязки, обмотанного вокруг головы полосатого покрывала и деревянных башмаков. - Все зло, какие только могут причинить твои глаза, они, по воле Аллаха, причиняют тебе самой. Так что на мою долю уже ничего не осталось и опасаться бессмысленно!
- Права ты, о Наджия, - сказала Джейран, - и не вижу я средства для спасения.
- На твоем месте я бы прежде всего выкрасила волосы, - заметила Наджия. Ибо я и раньше служила в хаммамах, пока меня не переманил наш господин, и видела много женщин, не только черноволосых, но и светловолосых, и даже с волосами почти белыми. Но ни у кого и никогда не видела я серых волос, и это воистину наказание Аллаха. А если ты выкрасишь их хной, то они, возможно, даже станут мягче и не будут торчать наподобие колючек. Можно и так насурьмить глаза, что они будут казаться черными...
- Мы целые дни проводим в помещениях, где воздух насыщен водой, и вода оседает на наших лицах, о Наджия, и мои насурмленные глаза будут еще хуже, чем ненасурмленные, - упрямо возразила Джейран. - И можешь не говорить, что мне нужно больше есть, и есть сладкое и жирное! Раз уж Аллах не дал мне груди и бедер, какие нравятся мужчинам, то не спасут дела пилав из риса с изюмом и лепешки из плотного теста!
С этими словами она покинула раздевальню и, торопливо обматывая вокруг головы покрывало, захватывая его складками пряди рассыпающихся волос, воистину серых, жестких и прямых, вроде конского хвоста, вошла в предбанник, а затем и в парильню.
И в предбаннике, и в парильне стоял невероятный галдеж, особенно в парильне, поскольку она была велика, и много в ней было устроенных по кругу ниш, а в середине имелся большой водоем с подогретой водой. И если из ниш доносилось лишь негромкое и блаженное кряхтенье, да изредка вскрик от неловкого движения банщицы, то над водоемом, где плескались, плавали и ныряли обнаженные женщины, висел звон радостных голосов.
Джейран обогнула водоем и подошла к той нише, где обычно трудилась. Там действительно ожидала ее посетительница средних лет, которую Аллах щедро наделил всем тем, что привлекает мужские взоры, и она лежала на возвышении обнаженная и стонала, а две ее невольницы смачивали ей головную повязку холодной водой и почтительно ее утешали.
- О слезинка, мы испытываем тебя, лишь будучи в затруднении! - весьма учтиво обратилась эта роскошная женщина к Джейран, как бы не замечая ее голубых глаз и короткого, даже чуть вздернутого носа, что, впрочем, было и неудивительно - парильня, как ей и полагалась, была полна горячего пара. Приди и покажи свое мастерство, о девушка, ибо я жестоко страдаю!
- Сперва я вымою тебя, о госпожа, - сказала Джейран, беря в правую руку пальмовые листья, а в левую - горсть муки из волчьих бобов. - Мы начнем с плеч и груди, потом вымоем тебе живот и ноги, и потрем их глиняной теркой, чтобы они стали нежными, как у младенца, а потом уж займемся твоей спиной.
- Мне не напрасно хвалили тебя, о девушка, ведь это ты - банщица Джейран, не знающая себе равных? - как бы спросила, но на самом деле вполне уверенно сказала посетительница. - А меня зовут Фатима, и я вдова купца, и приехала сюда по делам моего покойного мужа, и собрала деньги, которые остались ему должны здешние купцы. А в доме моей сестры, где я остановилась, нет ни мягких постелей, ни хороших ковров, так что спина моя похожа на живую рану, и ты верно это определила, клянусь Аллахом!
Не особенно прислушиваясь, Джейран размазала на плечах и на груди Фатимы бобовую муку и стала растирать ее круговыми движениями, сперва слегка, потом - сильнее и сильнее, так что мука стала скатываться в колбаски и осыпаться с пышного и упругого тела женщины. Если Фатима и рожала, то не более одного раза - определила по ее груди Джейран, а уж заботилась о себе эта женщина постоянно, ибо кожа ее была гладкой, и изо рта у нее приятно пахло.
- Не умеют ли служительницы этого хаммама готовить снадобье, уничтожающее дурной запах подмышками, о Джейран? - вдруг спросила Фатима. Один из должников моего покойного мужа отдал мне в счет долга невольницу, и она страшнее шайтана, и от нее пахнет, как от верблюда, и за всю свою жизнь она ни разу не мыла ноги.
- Мы делаем такое снадобье из красной мирры, которую толчем, смешиваем с уксусом и разводим розовой водой, - отвечала Джейран. - Есть и другое из толченого гиацинта с уксусом и розовой водой. И мы готовим их про запас, так что когда ты будешь отдыхать в предбаннике, я принесу тебе их, о госпожа.
- Счастлив хозяин хаммама, которому Аллах послал такую умелицу, как ты, о Джейран! - воскликнула Фатима. - Должно быть, он препятствует твоему замужеству, чтобы ты не покинула его! Или он приблизил тебя к себе? Таких, как ты, нужно беречь и охранять, потому что они приносят благополучие тем, кто ими владеет!
- Для чего ему приближать меня к себе, когда он может купить красивую невольницу, о госпожа? И повернись, ради Аллаха, чтобы я могла наконец заняться твоей спиной, - строго сказала Джейран.
- А для чего ему покупать красивых невольниц, когда рядом есть ты? - с искренним удивлением поинтересовалась Фатима. - У тебя сильная шея, и широкая грудь, и втянутый живот, и груди твои невелики, но прекрасной формы, как две чаши. И талия у тебя тонкая, как у женщин Синда, а они ценятся среди знатоков!
- Аллах наказал меня голубыми глазами, о госпожа, - немало удивленная и обрадованная словами Фатимы, призналась Джейран. - Очевидно, ты не заметила этого...
- У многих невольниц-гречанок голубые глаза, и все же они ценятся да уступчивость и верность, так что их покупают за немалые деньги, уверенно заявила Фатима с таким знанием дела, так что Джейран забеспокоилась - не был ли покойный муж этой госпожи торговцем рабами и не помышляет ли Фатима о том, чтобы приобрести ее, Джейран. - Правда, у них обычно длинные и тонкие носы, а также мягкие черные волосы. Но мы-то с тобой знаем, о Джейран, за что любят нас мужчины!