Когда топот ног перепуганного ученика стих, Хайсагур, уже не заботясь о внешности, низко поклонился Гурабу Ятрибскому.
- О шейх, я - гуль, имеющий способность входить в тела людей, зверей и, как сегодня обнаружилось, даже ифритов. Я - Хайсагур из рода горных гулей, - сказал он. - И я прилетел, чтобы позвать тебя на помощь.
- А я сперва удивился, откуда вдруг взялся такой миролюбивый ифрит, произнес Гураб Ятрибский. - Какого же из этих несчастных ты ограбил, словно разбойник на большой дороге?
И старый фалясиф весело рассмеялся.
- Зовут его Грохочущий Гром, и вот талисман, которому он служит, Хайсагур, улыбаясь в ответ широченной пастью ифрита, протянул Гурабу Ятрибскому медное кольцо. - Потом я расскажу тебе, как мне удалось завладеть его плотью. А сейчас поспешим!
- Для чего ты просишь моей помощи, о гуль? - строго осведомился маг. Если речь идет о пустяках вроде богатства, власти, вожделений, то я на них более не отвлекаюсь.
- Звездозаконники Харрана и славнейший среди них, Сабит ибн Хатем, попали в беду! - воскликнул Хайсагур. - Их обманом заманил в Пестрый замок аш-Шамардаль - помнишь ли ты это имя, о шейх?
- Да, я помню это имя... - пробормотал Гураб Ятрибский. - Выходит, он еще не отказался от мыслей о власти, подобно тому, как ребенок, вырастая, отказывается от игрушек?
- Нет, о шейх, этот бородатый младенец совершил столько зла ради власти, что пора бы уже кому-то вмешаться в его игры! - смело отвечал Хайсагур. Теперь он задумал погубить Сабита ибн Хатема и прочих звездозаконников, потому что зависть к их знаниям двадцать лет не давала ему покоя! Если ты не знаешь истории о споре между мудрецами из-за предназначения, состоявшемся двадцать лет назад, то я расскажу ее тебе так, как рассказал ее мне этот неразумный Сабит ибн Хатем! Он настолько углублен в подсчеты подвижных и неподвижных звезд, что совершенно не понимает, какие мерзости творятся вокруг него! А его знания и его способности бесценны! Спаси его, о шейх!
- Должно быть, ты сильно привязан к этому звездозаконнику, о Хайсагур, если ради него не побоялся схватиться с ифритом... - Гураб Ятрибский поднес поближе к глазам медное кольцо. - Ты не мог знать сильных заклинаний власти! Я передал их лишь одному человеку - и он дал мне клятву, что это знание умрет вместе с ним.
- Если ты говоришь про ас-Самуди, то так оно и было, - отвечал гуль, несколько испуганный тем, как сошлись брови старого фалясифа и вздернулась верхняя губа. - И это - еще один грех в длинном списке грехов старого завистника! Как это ты допустил, чтобы он занял твое место и сделался наследником дряхлого Бахрама?
- Ты упрекаешь меня? - удивился Гураб Ятрибский. - Ты упрекаешь мудреца за то, что он предпочем мудрость власти? Не много ли ты на себя берешь?
Обращаясь к гулю с этим сердитым вопросом, он задрал голову, и Хайсагур не сразу понял, зачем. А когда понял - попытался сдержать свой рост, но из этого мало что получилось. Тело ифрита, сжатое и уплотненное до размеров человеческого, требовало слишком много внимания - а мысли гуля были заняты слишком важной беседой, к тому же ответ мудреца ему страшно не понравился.
- Разумеется, проще всего предпочесть мудрость власти! - разозлился Хайсагур. - Но не рассказывай потом неопытным мальчикам притчи об ответственности обладающих знанием! Я - всего лишь горный гуль, о шейх, и я многого не знаю, но из-за того, что ты отказался стать преемником Бахрама, сейчас погибнет древнее и прекрасное звездозаконие Харрана! Что ты скажешь мне о мудреце, из-за которого гибнет знание? Кроме того, в Пестром замке я обещал помочь еще одному человеку, точнее - ущербной разумом...
- Там твоя женщина? - удивился старый фалясиф.
- Она не моя женщина! - вспылил Хайсагур, запоздало удивившись собственной ярости. Очевидно, не только его разум диктовал движения плоти ифрита, но и пламенная плоть стала кое-что диктовать разуму. - Просто она пришла туда со своими людьми, чтобы спасти меня! Хотя я вовсе не нуждался в спасении! С чего ты взял, будто она - моя женщина? Она никогда не была моей женщиной и не будет! Но она до сих пор там - и я должен вывести ее оттуда.
- А с чего бы вдруг женщинам из рода Адама спасать горных гулей? осведомился Гураб Ятрибский.
- Однажды я выручил ее в беде, - признался Хайсагур. - Я желаю ей добра, о шейх. И я не могу сделать своей женщину, которой желаю добра. Если ты воистину такой обладатель знания, как о тебе рассказывали, ты должен знать и то, что бывает, когда гуль берет себе женщину из рода Адама. Но хватит об этом! Время идет - и мне все труднее удерживать дух в теле этого проклятого ифрита! Если ты готов лететь вместе со мной в Пестрый замок - то летим! А если нет...
- Что же ты тогда сделаешь?
- Не знаю, о шейх. Возможно, я сделаю непоправимую глупость, - честно сказал Хайсагур. - Но я не могу сидеть в бездействии, зная, что Сабиту ибн Хатему и его ученикам грозит опасность.
- Оставь мне тело этого ифрита и возвращайся, - велел Гураб Ятрибский. - Я справлюсь с ним и найду способ справиться с аш-Шамардалем. Ты пристыдил меня, о гуль, и ты увидишь, что я полностью несу ответственность обладающего знанием! Клянусь Аллахом!
* * *
- Ты спишь, о звезда? - услышала Джейран шепот Джарайзи.
Не было ничего удивительного в том, что она заснула. Время, проведенное без света и в ожидании, растягивается до бесконечности и теряет определенность. Возможно, за стенами Пестрого замка уже наступила ночь.
- Хвала псам, со мной все в порядке, - сказала она обеспокоенному мальчику, хотя на самом деле сон ее растревожил.
Джейран видела себя у входа в райскую долину. Она смотрела на цветники и ручьи сквозь пролом в стене, наподобие того, через какой пробиралась во время своего побега. Долина, которая одновременно была и райским садом, и продолговатым залом с колоннами и под куполом, манила ее и одновременно внушала страх. Джейран осмелилась просунуть голову в пролом и увидела среди цветов маленького мальчика в длинной голубой рубашке.
Это было прелестное дитя, и ей сперва показалось, что там, за стеной, играет сын Абризы. Помня, что фальшивый рай - не то место, где ребенок может чувствоваь себя в безопасности, Джейран почти без усилия растолкала руками камни, расширив пролом настолько, что смогла попасть в райский сад. Она подбежала к ребенку, схватила его на руки, прижала к себе - и осознала, что это не дитя Абризы, а ее собственное дитя.
- О Аллах, как же это вышло? Когда это я понесла, и когда окончились мои дни, и какому же мужу я родила этого сына? - спросила она, уже чувствуя в душе неизмеримую любовь к малышу. - Ведь никто еще не разрушил мою девственность и не насладился моей юностью!
Но ничего не ответил ей Аллах - зато разбудил обеспокоенный Джарайзи.
- Я проснулась, о любимый, - наугад протянув руку, чтобы погладить мальчика по щеке, сказала она.
- Мы боялись, что ты опять заснешь так, как по дороге из Хиры, - так же наугад встретив ее руку и потершись об нее носом, отвечал Джарайзи.
Джейран села и задумалась.
Если бы Хайсагур проложил дорогу через цепочку лучников, то он бы уж как-то дал ей об этом знать, и вывел ее с мальчиками, и они бы, нагнав Шакунту с Барзахом и Хашима, уже ехали прочь отсюда... или не ехали, а делили бедного малыша, ибо в глазах Хайсагура Джейран увидела примерно то же, что в глазах мальчиков при слове "добыча"...
- Ко мне, о любимые, - позвала она, и мальчики, тоже задремавшие на полу, подстелив пустые мешки, приподнялись и пришли на голос. - Я знаю, вы голодны. И обещанной нам помощи нет. Что же делать?
- Ты не знаешь, что делать, о звезда? - удивился Чилайб.
Джейран усмехнулась.
Как ни странно, именно уверенность мальчиков в ее способностях помогала ей до сих пор жить и находить выход из сложных положений. Очевидно, следовало не оплакивать Хайсагура, а заняться чем-то, способствующим выходу из ловушки.
- О Бакур, о Дауба, мы сейчас пойдем и попробуем найти кладовые с припасами. Если хозяева этого замка насильно задерживают у себя гостей, то пусть будут гостеприимны до конца!
Шутка была немудреная, но вызвала у мальчиков легкий смешок.
Джейран знала, что они не боятся голода и будут терпеть, сколько потребуется. Но мысль о том, что ее люди из-за ее оплошности попали в беду и терпят неудобства, была для нее нестерпима.
Помещение, где они находились, имело выход на площадку, и оттуда проникало немного света. Джейран задумалась - оно должно было иметь какое-то сообщение с внутренними покоями замка, и вряд ли это была дыра в потолке. Злдесь было достаточно просторно, чтобы при необходимости держать не только корм для лошадей, но и самих лошадей, а они не лазят в потолочные дырки.
- Мы должны собрать все веревки, - сказала она, - и связать их вместе.
Когда это было сделано, Джейран собственными руками обвязала вокруг пояса Даубу.
- Ты пойдешь первым, - велела она, уже зная, что это у него хорошо получается, ибо он осторожен и, очевидно, более прочих испытан в засадах на кабанов. - Ты пойдешь вдоль стены, не отрываясь от нее, а в пяти шагах за тобой, крепко держа веревку, пойдет Бакур, и если ты впотьмах куда-либо свалишься, он спасет тебя. В пяти шагах за Бакуром пойду я, и если мне понадобится позвать вас к себе, чтобы что-то сказать, я дерну за веревку дважды, а если я почувствую опасность, я дерну один раз, но сильно, и вы сразу же опуститесь на пол. То же самое сделает любой из вас в случае опасности. Ну, да хранит нас вера, - пойдем!
И девушка сама порадовалась тому, как легко и быстро придумала сигналы.
- А мы, о звезда? - окликнул совсем расстроенный Джарайзи. - А что же делать нам?
- Ждать, - приказала Джейран, стараясь не думать о том, что будет с мальчиками, если она не вернется.
Как она и ожидала, замок был пуст по крайней мере наполовину, и она оценила сообразительность его владельца - вместо того, чтобы расставлять стражников по пустым коридорам, разумнее было выстроить густую цепь вокруг самого замка. Она даже ощутила к нему некую благодарность - и одновременно поняла, что истинной плоти Хайсагура мало что тут угрожало в те часы, когда он выводил отсюда ребенка.
Но довольно быстро она оказалась в той части Пестрого замка, где уже слышались шаги и голоса, так что пришлось проявить осторожность. То и дело Дауба дважды дергал за веревку, но тревога оказывалась ложной. Наконец дернула Джейран - и они собрались в углублении стены, образованном двумя опорами свода.