— Нет, Филипс. Это Китай, тут ни в чем нельзя быть уверенным.
Однако прием им оказали вполне сердечный. Тут не было ни ружей, ни даосских монахов, а к вечеру появились двое торговцев рисом, с которыми Ричард вел дела в прошлом. Они нередко предоставляли ему свои склады и обеспечивали прикрытие для торговли опием. Посыпались приказы, женщины принялись готовить еду. Это не стало пиром в честь приезда гостей, но угощение было обильным и вкусным.
Сидя за круглым столом, Ричард внимательно наблюдал за тем, в какую сторону повернута голова рыбы на тарелке. Согласно традиции, рыба должна была смотреть на почетного гостя. Женщина, поставившая на стол блюдо, повернула его так, чтобы голова рыбы смотрела на Ричарда. Он издал громкий вздох облегчения.
Пища была свежей, слегка сдобренной соей и имбирем. Пирожки со свининой и орехами и растение, которое китайцы называют «зеленый овощ», приготовленное в каком-то легком белом соусе. Рис показался Ричарду необычным, и он высказался по этому поводу.
— Басмати,[44] — сказал торговец. — Лучший в мире рис. Если боги едят рис, то только басмати. К сожалению, мы только начинаем выращивать его в дельте.
Когда трапеза была в самом разгаре, Ричард заговорил о нехватке китайских работников в концессиях фань куэй. Торговцы рисом задумались или, по крайней мере, изобразили задумчивый вид.
— Если басмати — еда богов, — сказал Ричард и достал из кармана завернутый в пальмовый лист шарик опия, — то это — мечта богов.
После ночи, в течение которой они курили опий, торговцы рисом согласились помочь Ричарду продать двести ящиков опия. Как выйти из положения с недостатком китайских рабочих рук, они не придумали, но для начала и это было неплохо. Ричард в душе ликовал. Они также согласились заглянуть в Шанхай, когда приедут за очередной партией риса из дельты, чтобы самолично забрать товар. Это произошло после еще одного вечера курения опия. На третий день, заполненный клубами опиумного дыма, Ричард выдвинул план, согласно которому эти торговцы рисом привлекли бы своих коллег, чтобы продвигать продажу опия все дальше и дальше вверх по реке.
Вот только время для этого Ричард выбрал неподходящее. Его собеседники хотели только курить и грезить, а Ричард, желая поскорее вернуться в Шанхай, стал давить на них, чего не следовало делать. Присутствие двух куртизанок и обилие опия в жилах Ричарда не помогли. Когда младший из торговцев рисом взял назад свое обещание относительно помощи в продаже опия, Ричард не сдержался и толкнул его. Молодой человек наткнулся спиной на жаровню и закричал, когда на его босые ноги посыпались раскаленные угли. Потеряв равновесие, он упал, ударился головой о каменный пол и затих.
Что было дальше, Ричард не помнил. Раздались крики, поднялась суета. Он почувствовал боль в правом виске, а потом погрузился во тьму.
Ричард очнулся с очень странным ощущением. Он стоял на коленях, его голова была зажата, а руки привязаны к чему-то, что находилось перед ним. Кругом царила кромешная тьма, поэтому он не мог понять, что произошло. Он накренился набок и покатился, пока лицо не оказалось обращенным к потолку или что там, наверху, находилось. Спина была неловко выгнута, и ему не оставалось ничего иного, кроме как пребывать в подобном положении, пока не наступил благословенный рассвет.
Впрочем, рассвет не принес облегчения. В свете взошедшего солнца Ричард увидел мельничный жернов четырех с половиной футов в диаметре, в отверстие которого была просунута его голова, и ощутил острый запах мочи. Через пару секунд Ричард осознал, что запах этот исходит от него самого. Его руки были продеты в два других отверстия в жернове и закованы в цепи. Нужно было справиться с охватившей его паникой. Он попытался поднять проклятую штуковину, но всех сил хватило только на то, чтобы ненамного оторвать ее от земли, а затем она снова притянула голову к пыльному полу. Жернов весил не меньше двухсот фунтов.
Ричард перевернулся, и жернов перекатился вместе с ним, снова обратив его лицом к потолку. Он снова перевернулся — так, чтобы колени упирались в пол, пытаясь держать обуявший его страх под контролем. Ричард находился на центральной площади деревни. Вот у колодца стали собираться крестьяне с глиняными кувшинами. Он пытался заговорить с ними, но на него смотрели как на пустое место. Даже мольбы о глотке воды были оставлены без внимания.
Ричард попытался успокоить себя и проанализировать ситуацию. Человек, которого он толкнул в курильне, вероятно, умер. Вероятно, ему самому вынесли приговор, пока он находился без сознания.
«В таком случае это был не самый образцовый судебный процесс», — подумалось ему.
Потом он подумал о своем спутнике, заместителе Макси, молчаливом Филипсе. Где он? Ричард попытался вспомнить, находился ли он с ним, когда они курили опий. Нет, его там не было. Ричард помнил, что Филипс молча сидел рядом, а затем, еще до того, как началась ссора, вышел из комнаты.
Ричард знал: любое наказание, которому его подвергнут, обрушится и на его человека. С точки зрения китайцев, каждый из них нес ответственность за действия другого. Ричард попытался поднять жернов, чтобы оглядеться и выяснить, не находится ли Филипс в этом же помещении, но под весом камня колени подломились, и жернов снова упал на землю. В результате голова еще дальше просунулась в отверстие, и камень до крови ободрал плечи.
Ричард смотрел прямо перед собой, очевидно в сторону востока, поскольку видел восходящее солнце. Он попытался посмотреть направо и налево, но не мог повернуть голову, чтобы выяснить, что находится по бокам от него. По крайней мере, на восточной части площади Филипса не было.
Ричард подтянул под себя ноги и встал на колени. Нужно было перекатить камень, чтобы совершил полный круг, и тогда он сумел бы увидеть, что творится со всех сторон. Сделав три глубоких вдоха, он уперся ногами в землю и стал поворачиваться вправо. Камень перекатился примерно на тридцать градусов, но и теперь Ричард не увидел Филипса. Ему понадобилось около часа, чтобы повернуться вместе с жерновом на шее вокруг своей оси. Филипса на площади не оказалось. В душе Ричарда зародилась искорка надежды. Филипс был умен, изобретателен и предан. Возможно, он уже находится на пути в Шанхай, чтобы вернуться с подмогой. Если, конечно, его еще не убили. Впрочем, об этом Ричард не стал даже думать.
Жара усиливалась с каждой минутой. Ему хотелось пить, а колодец находился почти в тридцати ярдах. Ричард понимал: на солнцепеке, да еще без воды, он долго не протянет. Мельничный камень глубоко врезался в плечи, и они нестерпимо болели, но больше всего он страдал от жажды.
Ричард скосил глаза вправо. Если катить жернов точно в том направлении, он окажется прямо у колодца. Он снова уперся ногами в пыльную землю и сдвинул камень с места. Тот послушно покатился, но внезапно остановился, не желая двигаться дальше. Какая досада! На пути жернова оказался камешек, который не позволял ему катиться дальше. Пришлось давать задний ход.
К этому времени у Ричарда уже появились зрители — стайка деревенских ребятишек, которые столпились поодаль и глазели на него, разинув рот. Они еще никогда не видели белого дьявола, и уж тем более белого дьявола с жерновом на шее. Не обращая на них внимания, Ричард предпринял еще одну попытку. Теперь на пути жернова не встретилось никаких препятствий, и он позволил себе пару минут отдыха.
По-видимому, он уснул, поскольку, когда глаза вновь открылись, солнце уже миновало зенит, а дети разбежались. Ричард почувствовал, что по щеке течет кровь. Должно быть, во сне он поцарапался о жернов. Он посмотрел вправо. Теперь от колодца его отделяли всего десять ярдов. В течение следующих нескольких часов Ричард семь раздвигал камень и наконец оказался прямо возле колодца.
Он снова немного поспал, чтобы восстановить силы, а когда проснулся, предпринял титаническое усилие и взгромоздил жернов на край колодца. Теперь перед ним встала еще более сложная задача. Как он сумеет поднести воду ко рту, если руки скованы и находятся на расстоянии двух футов от головы? Даже если ему удастся вытащить ведро с водой из колодца — о том, как сделать это, он еще не думал, — каким образом потом напиться?
На его спину легла чья-то рука. Ричард вывернул голову, насколько было возможно, и увидел стоящего рядом маленького человека. На фоне солнца его фигура выглядела темным силуэтом. Единственное, что Ричарду удалось рассмотреть, была грязная черная сутана. А затем голос, показавшийся ему очень знакомым, произнес:
— Ты делаешь Божью работу, сын мой? Или дьяволову? Ты не должен делать дьяволову работу, сын мой.
Жара усиливалась, и Ричард уже начинал ощущать последствия обезвоживания организма. Он не понимал, то ли бредит, то ли коротышка иезуит, с которым много лет назад он повстречался на корабле, плывущем в Китай, действительно стоит рядом и вливает воду в его пересохшие, растрескавшиеся губы, говорит, что он должен поспать и набраться сил перед ожидающими его испытаниями.
Ричард хотел поблагодарить монаха, но его рот был полон воды, и он с наслаждением проглотил ее. Затем иезуит подложил ему что-то под плечи — так, чтобы он мог лежать прямо, не изгибая спину. Сон, глубокий сон навалился на Ричарда, и он с благодарностью позволил ему укутать себя благословенным мягким покрывалом.
На следующий день ему помогли подняться на ноги и повели в контору местного мандарина. Сельский сановник ни разу не посмотрел на Ричарда, который осторожно балансировал, чтобы не упасть под весом мельничного камня, давившего на плечи. Ричард знал, что, если упадет, мандарин немедленно отдаст приказ казнить его. Наконец мандарин огласил приговор: сто дней в жернове, а затем выкрикнул:
— Дай ну жэнь шан лай, си лин. — Принесите колокольчики и приведите женщину.
Подчиненные мандарина немедленно прикрепили к жернову колокольчики, которые должны были звенеть при каждом движении Ричарда, и обвязали веревку вокруг его талии. Затем вперед выступила маленькая женская фигурка в накидке с капюшоном. Мандарин пролаял приказание, и женщина откинула капюшон с головы. Нос и уши ее были отрезаны. Ричарду пришлось приложить усилие, чтобы сохранить внешнее спокойствие. Он почему-то знал, что не должен отводить взгляда от ее лица. Женщина подошла ближе, взяла свободный конец веревки и, дернув за него, повела Ричарда из комнаты.
«Я последняя часть ее наказания, начавшегося с отрезания носа и ушей, — думал Ричард, плетясь позади женщины. — Я окончательный позор этой несчастной».
Он долго и мучительно думал, прежде чем произнести первые слова, адресованные ей, и наконец сказал:
— Благодарю тебя за доброту.
В ответ она визгливо осыпала его градом оскорблений.
«Для начала неплохо, — подумал Ричард. — С другими женщинами у меня получалось хуже».
Ричард постепенно учился тому, что было необходимо для выживания в его теперешнем положении. Пришлось учиться тому, как с тяжеленным камнем на шее садиться на корточки, чтобы испражняться. Подобно большинству европейцев, он не был чрезмерно щепетилен в вопросах гигиены. Как, укладываясь спать, соорудить земляную горку, чтобы во время сна спина была прямой, как находить опору, поднимаясь на ноги, чтобы вес жернова не повалил его обратно на землю, как упросить женщину покормить его, поскольку сам он не мог дотянуться руками до рта.
Все это требовало времени и усилий. Ричард даже сумел выведать у женщины ее имя. Несчастную звали Юань Ту, и постепенно он научился читать различные выражения чувств на ее обезображенном лице. На третий день он увидел на нем тревогу. В ту ночь она помогла ему соорудить горку для сна и накормила объедками, которые нашла в деревенской мусорной куче.
Утром четвертого дня Ричарда заставил проснуться странный сон. Ему приснилось, что рядом стоит брат и обещает, что все будет хорошо. Проснувшись, он не увидел Макси, но зато обнаружил, что сжимает в левой руке какую-то тряпку. Когда первые лучи солнца превратили предутреннюю темноту в молочное марево, он, вывернув голову под неестественным углом, рассмотрел тряпицу и обнаружил, что она ярко-красного цвета. Его губы непроизвольно растянулись в улыбке.
Юань Ту принесла ему утреннюю порцию еды — немного риса, тонким слоем размазанного по тарелке, — и осторожно накормила с ложечки. Поселок вокруг них оживал. Запахи готовящейся пищи, которыми тянуло из соседних домов, сводили с ума. Слева от Ричарда с важным видом расхаживали трое маньчжурских стражников, время от времени приходивших с проверкой. Только маньчжуры в Поднебесной были освобождены от обязанности брить лбы и носить волосы заплетенными вдоль спины — насильно навязанные китайцам внешние отличия, благодаря которым в них с первого взгляда угадывался народ, оказавшийся завоеванным. Один из маньчжуров, зажав нос, склонился над Ричардом.
— Наверняка на моем месте ты бы пах розами, — проговорил пленник.
Маньчжуров удивило, что Ричард заговорил. Никогда еще заморские дьяволы не говорили с ними. На лице стражника появилось удивленное выражение, и он выдернул из левой руки Ричарда красную тряпицу.
— Что это такое? — спросил стражник. Не дожидаясь ответа Ричарда, он обернулся к другому стражнику и сказал: — Красная тряпка — знак Рыжего Дьявола. Он…
Договорить маньчжур не успел, поскольку пуля из винтовки Макси вонзилась ему точнехонько в горло. Другие стражники изумленно переглянулись. В следующую секунду из-за угла стены грянул залп из шести винтовок, и двоих маньчжуров буквально разрезало пополам. Посмотрев на винтовки, Ричард увидел, что они каким-то странным образом соединены между собой яркими шелковыми лентами.
Ричард дернул Юань Ту. Та сразу все поняла и спряталась за его спиной.
Сельские жители с криками разбегались кто куда в поисках укрытия.
Ричард услышал, как Макси что-то кричит, потом послышался топот копыт по утрамбованной земле.
Из-за угла вылетела телега, запряженная двумя лошадьми, и понеслась по направлению к нему. Ее задний борт был открыт и тащился по земле, вздымая шлейф пыли. Макси и Филипс подскочили к Ричарду и, буквально вкатив его в телегу, закрыли борт. Лошади пошли галопом.
— Заберите женщину! — заорал Ричард. — Иначе они ее убьют!