Но в этих словах Ричард услышал нечто большее, нежели веселое подначивание. Он услышал в них начало обвинения.
Канонада продолжалась несколько часов, хотя береговая китайская батарея давно не отвечала на огонь.
Десант еще не успел закончить высадку, когда Ричард отвел Макси в сторону. Между кораблями и берегом сновали четырехвесельные ялики, катера и грузовые лодки. Как обычно, китайцы не стали защищать свой берег от высадки чужеземных захватчиков.
— Они могут полезть в драку, когда мы подойдем к центру города, — сказал Ричард. — Перелезть через стену для тебя не составит труда. Как только начнется заваруха, ноги в руки — и к южным воротам.
— Ты говорил мне все это уже три раза, братец.
— Вот и хорошо, Макси, но я хочу, чтобы ты слушал меня очень внимательно. Я не думаю, что армада останется здесь. Шанхай для англичан не так важен. Им нужен Нанкин и устье Великого канала, а я понадоблюсь им в качестве переводчика, когда император решит, что с него довольно, и захочет подписать договор. Поэтому меня не будет в городе рядом с тобой.
— Значит, мне придется рассчитывать только на самого себя?
— Не совсем. В городе тебя встретит Чэнь и отведет в Муравейник. Там тебя познакомят с политическими воротилами, действующими из-за кулис. Некоторых ты узнаешь, так как мы встречались с ними во время наших прежних поездок, но с большинством ты не знаком. Пусть говорит Чэнь. Твой англо-туземный язык настолько ужасен, что для них он станет оскорблением. Когда ты, наконец…
— Никогда, братец. Для меня и английский-то выучить было проблемой, а этот мандаринский диалект — вообще полная катастрофа. Это у тебя — талант на лету схватывать иностранные языки, а у меня его нет.
— Просто держи рот на замке, но слушай внимательно и следи за тем, чтобы Чэнь переводил каждое слово. Каждое! Не дави на него. Скажи только, я — на подходе, и напомни о том, что больше пяти лет мы были по отношению к нему щедры и порядочны. Мы сделали его состоятельным человеком, и теперь пришло время отдать должок. Нам нужны все планы и карты города. Нам не разрешат жить внутри его стен, но нам это и не нужно. Мы должны знать, кому принадлежат земли у реки, кому дано право причаливать к пристани. Кем бы ни были эти люди, пусть Чэнь начнет с ними переговоры. Сразу ничего не получится, но нужно хотя бы начать.
— Ты хочешь, чтобы я остался в Шанхае?
— Только если возникнет необходимость.
— Но это означает конец моего контракта с британским экспедиционным корпусом.
— Ты так думаешь?
— Это же очевидно.
— Тебя это беспокоит, Макси?
— Не очень, — ответил младший брат, но лицо его потемнело. — Ты-то будешь занят настоящим делом, братец.
— Боюсь, все самые важные решения в Поднебесной принимают бюрократы, а сражения — так, для показухи.
— Люди гибнут ради показухи?
— Да, Макси, — не в первый и не в последний раз. — Макси набычился, и Ричард приготовился к словесной баталии. Но ее не последовало. — Поскольку никто из наших дурачков не знает ни слова на Общем языке, мне придется сидеть за столом переговоров. — Ричард помолчал, а потом добавил: — Я буду там, чтобы сделать жертву погибших не напрасной.
Макси кивнул, но ничего не сказал. Вокруг них моряки выкрикивали приказы.
— После того как мы возьмем Чжэньцзян, последуют бесконечные переговоры, но в итоге, я думаю, Шанхай для нас откроют, и я хочу, чтобы в тот момент, когда это случится, мы были готовы.
Макси снова кивнул.
— И еще одно…
— Что такое, братец?
— Держи себя в руках.
Макси улыбнулся той улыбкой, от которой всегда трепетали враги и таяли сердца женщин.
— Держать кинжал в ножнах, а член — в штанах? Ты это имеешь в виду?
— Точно, Макси. Именно это.
После того как десант был высажен на берег, пароходы отбуксировали два боевых корабля вверх по Хуанпу, и осада Шанхая началась. Десантники, морские пехотинцы и Макси со своим отрядом предприняли ночной марш-бросок, который привел их на высоты, расположенные к северу от городских ворот.
Утро наступило быстро и застало передовые силы англичан врасплох. Переход, длившийся всю ночь, вымотал солдат, и многие спали прямо на земле, не снимая ботинок.
Макси никогда не спал в ночь перед битвой. Забравшись на самый высокий холм, он смотрел на восход солнца. И тут он увидел их — маленькие фигурки крадучись приближались даже не со стороны города, а с востока. Он видел, как они окружили английский бивак и стали сжимать кольцо. Макси находился слишком далеко, чтобы предупредить англичан криком, и даже выстрел из ружья остался бы незамеченным на таком расстоянии, поэтому он побежал.
Часовой, охранявший восточную часть периметра, вздохнул. Его вахта почти закончилась. Тоскливо подумав о добром английском эле и своей молодой жене, он закурил турецкую сигарету и сделал глубокую затяжку. Но когда он выдохнул, дым почему-то вышел у него не изо рта, а из шеи! Солдат оглянулся, и худой китаец, одетый во все белое, улыбнулся ему. Длинные пальцы китайца снова и снова проворачивали в шее солдата тонкий окровавленный нож.
«Как у него это, получается?» — подумал часовой, беспомощно глядя на то, как нож еще глубже погрузился в его шею и резанул вбок.
— Просыпайтесь, болваны! — закричал Макси, добежав до вершины ближайшего к биваку холма. На него немедленно прыгнули двое китайских убийц, но в следующую секунду они уже валялись на земле, корчась от боли. Второй выстрел Макси разбудил лагерь, тут же наполнившийся криками.
Макси увидел маньчжурское знамя и кинулся к знаменосцу. Китаец в свою очередь заметил Макси и со всех ног побежал в его сторону. Оказавшись в трех ярдах от Макси, он опустил знамя, воткнул его в землю и, схватившись за древко, подпрыгнул и ударил Макси ногами в голову. Удар расплющил Макси нос и отбросил его на землю.
Он упал, но тут же перекатился. Это его и спасло. Древко вонзилось в мягкую землю в считанных дюймах от лица. Макси еще раз перекатился, вскочил на ноги, одновременно выхватив пистолет, и направил его знаменосцу в лицо. Китаец убрал руки от древка знамени и неподвижно стоял. Он что-то проговорил тихим и напрочь лишенным страха голосом. Макси пожалел, что рядом нет Ричарда, который понял бы, что сказал храбрый китаец. Тот повторил свои слова — без всякого высокомерия, готовый принять то, что сейчас должно было произойти.
«Точно так же относятся к жизни индийские крестьяне, что выращивают опий», — подумал Макси.
Он обхватил древко, выдернул его из земли и протянул знаменосцу. Тот склонил голову, Макси ответил тем же. Затем мужчины развернулись и пошли в разные стороны: китаец — к своей армии, Макси — к южным городским воротам.
Чэнь встретил его у ворот и жестом пригласил фань куэй идти за ним.
Следуя за китайцем, Макси прошел по неровным улицам Старого города, через очень длинную аллею, сквозь какую-то хибару, дальше — вниз по деревянной лестнице в лабиринт тоннелей, которые, как было известно Макси, называли Муравейником. Разветвленная сеть подземных проходов располагалась под западной частью города вплоть до реки.
Макси знал: над его головой — старый, окруженный стеной город, к востоку от которого протекает река Хуанпу, а к северу — Сучжоухэ.[25] На западе были озера и каналы, которые вели в южные районы страны. В нижней части дельты располагались хлопковые плантации, а рисовые поля доходили до южных стен города.
Даже находясь под землей, Макси ощущал мощную энергетику этого города. После того как они прошли около сотни ярдов, на пути стали встречаться выдолбленные в стенах ниши, в которых горели факелы. Чэнь пошел быстрее, и Макси, чтобы не отстать, тоже пришлось ускорить шаг. Стены казались влажными на ощупь, но было видно, что тоннели заботливо поддерживают в хорошем состоянии. Во многих местах каменный пол был до блеска отшлифован тысячами ног, шаркавших здесь на протяжении столетий.
После того как они миновали множество поворотов, спустились и поднялись по множеству вырубленных в камне лестниц, Чэнь поднял руку, и Макси остановился, едва не наткнувшись на него. Чэнь пронзительно свистнул, и не успело эхо от пронзительного звука затихнуть, как откуда-то сверху упала веревочная лестница. Чэнь и Макси взобрались по ней. Наверху чьи-то руки ухватили их за запястья и втащили в комнату с полом из красного дерева.
Глазам Макси понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к освещению. Возле стены стоял лакированный стол, а за ним — высокопоставленный китайский мандарин. Рядом с ним расположились два чиновника саном пониже. Все они были облачены в широкие шелковые одеяния и конические шапочки, являвшиеся знаком их принадлежности к власти. На одном из них были лиловые одежды ученого, выдававшие в нем последователя конфуцианства.
Все глаза были устремлены на Макси.
Тот низко поклонился, после чего опустился на одно колено и еще раз склонил голову до самого пола. Когда лоб коснулся досок пола, он случайно задел за них сломанным носом, и боль пронзила все тело. Но Макси даже не моргнул. Покончив с непростой церемонией приветствия, которой его заранее обучил Ричард, он встал.
Мандарин подошел к столу, сунул руку в широкий рукав и извлек оттуда карту.
Конфуцианец тем временем думал: «Вот первый шаг на пути выполнения моей миссии в соответствии с Договором Бивня и ради возвращения конфуцианству тою места в жизни Китая, которого оно заслуживает».