Шли мы восемь часов до вершины, в конце
концов выползли туда. Смотрю: туда спуск, сюда
спуск, здесь Непал, здесь Тибет. Облака к этому
времени поднялись очень, сильно перекрыли Тибет.
Чо-Ойю не видно, Макалу не видно. Только Лхоцзе
сквозь облака тяжело так чернеет. В общем, почти
ничего не видно вокруг. Я вышел на самую макушку
и увидел метрах в трех дальше железку белого
металла. Тряпки к ней цветные, выгоревшие привя
заны... Ну, думаю, наконец-то. Достал рацию и
связался с Таммом:
Во все стороны путь только вниз. Что будем
делать?
Это был великий момент в жизни Тамма.
Балыбердин утверждает, что, не оценив юмора, довольно тонкого (учитывая состояние Володи и наличие всего одной трети кислорода в воздухе по отношению к уровню моря), Тамм деловым тоном спросил, где Эдик, попросил снять панораму и описать вершину для офицеров связи...
-- Какое сегодня число,--спросил Балыбер
дин,--и который час?
56
-- Четвертое мая, четырнадцать тридцать
пять,--сказал Тамм.
И тут кто-то сообразил крикнуть:
-- Поздравляем от имени хоздвора!
У Балыбердина создалось впечатление, что Тамм сух и педантичен. А он просто не мог говорить--его душили слезы. Тем не менее он утверждает, что поздравил ребят с вершиной... Помнит, что поздравлял. Закончив связь, Тамм пошел искать уединения в палатке... Ему хотелось побыть одному, дать себе волю. Он прекрасно понимал, что подъем на вершину первой двойки--это только начало большой работы, но это был и финал. Мечта многих поколений советских альпинистов стала явью. Мы были на вершине вершин. Наконец! По сложнейшему , маршруту в сложных погодных условиях. Вышли. Теперь--было бы хорошо все и дальше!
Рации оставались на приеме. Все во всех лагерях ждали сообщений с вершины.
(Евгений Игоревич Тамм в этом месте на полях написал: "Мне кажется, что в оригиналах у участников это сильнее". Мне это не кажется, я в этом уверен. Более того, считаю, что каждое воспоминание участвовавших в экспедиции людей, опубликованное в этой книге, необыкновенно ценно и захва- ; тывающе интересно. Без этих свидетельств мой текст, задача которого нарисовать общую картину,-- лишь контурная карта. И потому с радостью и bull; надеждой отсылаю читателя к третьему разделу " книги, написанному самими героями этого очерка). \
А потом Балыбердин распаковывал камеру. Он I не дошел метров трех до металлического штырька ; от треноги, которую занесли китайские альпинисты i и к которой все последующие восходители привязывали что-нибудь и фотографировались.
Позже, когда альпинисты вернутся в Катманду и 5 встретятся с Рейнгольдом Месснером, возникнет вопрос о чистоте вершины. Нужно ли заполнять ее памятными предметами или лучше содержать в чистоте. Месснер, обросший бородой (как Венделов-ский), ища беспокойными глазами поддержки у наших ребят, скажет, что каждая оставленная вещь унижает Гору. Это место--самое близкое место на Земле к небу--должно быть чистым. Сережа Ефимов заметит, что Эверест сам очищает себя. Дикий ветер и мороз разрушают все, что сделал человек и ; что принес на вершину. А в желании что-то оставить после себя есть понятное человеческое тщеславие и к тому же подтверждение, что ты действительно там был.
Ничего страшного,--продолжал Сережа.--Вы
согласны? е \
Да, да,--торопливо закивал Месснер.-
Согласен. Вершина должна быть чистой.
Балыбердин ждал подхода Мысловского, чтобы снять его выход на вершину и проход ло девственному снегу к треноге. Мысловский подходил, и Балыбердин попросил его подождать, пока он приготовится к съемке, но Эдику не хотелось ждать. Он' слишком долго и трудно шел, чтобы останавливаться. Он прошел мимо Балыбердина, словно не видя его, сделал несколько шагов по нетронутому снегу и сел возле штыря от треноги. Все!
Оба они почувствовали огромное облегчение.
Дело было сделано.
Володя, потом вспоминая этот момент, говорил, что ни торжественных, ни высоких мыслей в голову ему не приходило. Он был рад, что первым из советских альпинистов ступил на вершину.
("Они шли вдвоем и вдвоем достигли вершины (победы)--это самое главное для каждого из них и для нас. Когда одна связка (двое) добивается такого, никого не должно интересовать, кто из них ступил на вершину первый. Их связка была первой--вот и все. Этот успех они могут делить только поровну",--так поправит меня Тамм и будет прав, потому что в парном восхождении первого быть не может).
Может,--устало ч настаивает Володя.-
Каждое восхождение похоже только на себя. Но
шли мы, конечно, вдвоем...
Альпинизм--это работа первого,--объяснял
мне как-то Ефимов.-- В их двойке Балыбердин- не
просто работал впереди, а нередко просто один. Из
всех двоек на эту пришлась самая тяжелая работа,
а на долю Балыбердина--самая тяжелая работа в
этой двойке. Так что в том, что Бэл первым вышел
к вершине, несправедливости нет, и достижения
Эдика это нисколько не умаляет.
Выйдя лидером на Эверест, Балыбердин внутри себя как бы укрепил -свои позиции, но мысль, которая явилась ему, свидетельствовала, что он еще не осознал этих изменений. Когда Мысловский пошел к треноге и сел на снег возле нее, Балыбердин на мгновение подумал, что теперь Эдик может сказать, что первым вершины достиг он. Балыбердин запишет эту мысль в дневник--следовательно, она не была случайной. Потом, правда, отбросит ее, но сам этот факт интересен для нас тем, что он--еще один штрих в общей картине развития взаимоотношений этих двух отважных альпинистов.
Потом они начали снимать. Сначала Балыбердин Эдика, потом Эдик Бэла. Облака были высоко, и панораму снять не удалось. Потом они вновь связались с базой. Из-за дикого холода питание в рации подсело и было слышно не очень хорошо.