холодной, то вообще будет тяжело,-- сказал Тамм
беспокойно.
В общем, вы решайте, а мы продолжаем
спуск.
То, что они продолжали, было мало похоже на спуск. Это было мучительно тяжелое сползание с Горы. Выпавший снег сделал скалы, по которым они
* Лагерь V находился, по уточненным данным, на высоте близкой к 8500. Автор цитирует подлинный текст переговоров. В. Балыбердин, как и многие другие альпинисты, первоначально считал, что лагерь V расположен ближе к 8400.--Ред.
58
недавно шли вверх, неузнаваемыми и скользкими, как обледенелая черепичная крыша. Эдик, шедший на спуске впереди, ошибся в выборе направления и ушел в сторону от маршрута на сложную стенку. Желая облегчить себе работу, обессиленный Балыбердин снял рюкзак и оставил его на скалах, намечая себе завтра быстро "сбегать" за ним из пятого лагеря. Ощущение места и времени стало притупляться.
Темп движения еще более замедлился. Они шли, страхуя друг друга, и каждый метр спуска давался с трудом.
Услышав просьбу Балыбердина, четверка Иванова стала решать. Идти или не идти--вопроса не было. Вопрос был -- кому идти. Готов был выйти на помощь каждый. В этот момент для четверки Эверест превратился в цель номер два, уступив место тому, что стало главным в этой ситуации--на помощь товарищам. Тот, кто пойдет за Балыберди-ным и Мысловским, дойдет до них и спустится в лагерь, возможно, уже не увидит вершины: может не хватить ни сил, ни кислорода на вторую попытку...
Выполнить эту сложную работу должны были самые ловкие и выносливые в четверке. Им бы по бытовой логике и быть на вершине, раз они быстрее, а по логике Эвереста все получалось наоборот. Бершов и Туркевич стали готовиться к выходу. Но тут Сережа Ефимов, вспомнив, что Туркевич после прихода в пятый лагерь долго не снимал кислородную маску (это могло означать, что Миша не очень хорошо себя чувствует), предложил идти в паре с Бершовым. Возник спор. А ведь речь шла не о восхождении, а о деле, в результате которого победившие в споре, возможно,лишались выхода на вершину. Иванов не был среди кандидатов. Он понимал, что уступает всем троим (особенно Бершо-ву с Туркевичем) в скорости хождения по скалам.
Туркевич убедил всех, что должен идти с Бершовым. И в том, что они шли вдвоем, своей связкой, были и логика и смысл. Бершов с Туркевичем-великолепные скалолазы; не раз они выигрывали призы за скоростное прохождение стенных маршрутов и у нас в стране и за рубежом. Опыт высотных восхождений у них был меньше, чем у Иванова и Ефимова, но зато в гималайском опыте все они были равны. А на прошлых выходах для провешивания веревок они работали впереди и то, что делали, делали быстро и надежно.
Внизу волновались, каждый шорох в динамике принимали за вызов. Рация в базовом лагере была включена постоянно. Пока ничего страшного не произошло, и будь первая двойка в хорошем состоянии, она, начав спуск в половине четвертого, могла бы к вечерней связи вернуться в пятый лагерь-- ведь возвращались же и Мысловский и Балыбердин раньше с обработки маршрута, что называется, после ужина. Но тут было все иначе. Тут Балыбердин попросил помощи... "А уж если Бэл"...
Едва узнав о восхождении, Иванов, поздравив Тамма, спросил, вбросили ли они там по случаю восхождения шайбу, но Евгений Игоревич ответил:
-- Рано еще! Еще надо спуститься.
И вот двойка спускается...
Измученный молчанием рации, Тамм спросил Иванова:
Валя, вы не вызывали базу? Что решили?
Нет, не вызывали еще... Пойдут Бершов с
Туркевичем и возьмут с собой рацию. Нам надо
проконсультироваться с доктором.
Свет Петрович объяснил, как пользоваться возбуждающими препаратами,--идти ведь обратно штурмовой двойке предстояло ночью. И рация затихла. Но ненадолго.
Нервное напряжение в базовом лагере было слишком велико. Тамм хотел поторопить советом, хотя знал наверняка, что приготовления к выходу в лагере V идут с максимальной скоростью.
-- Валя! Сейчас к базе есть что-нибудь или пока
все?
Иванов был занят сборами Туркевича с Бершо-вым, и законное волнение Тамма, напожившееся на спешку, нервное напряжение и усталость, вызвало раздражение:
-- К базе ничего нет. Давайте мы сейчас будем
регламентировать связь, а не вы.
Тамм знал Иванова давно и, как бы сложно ни складывались у них порой отношения, ценил Валентина за большой альпинистский опыт и за постоянное желание сделать все так, чтобы выиграло общее дело. Прав ли был Иванов или заблуждался ("Иванов всегда прав! На то он и ИваноNo заметил на полях Овчинников), но если он был в чем-то убежден, то отстаивал свое собственное мнение до последнего аргумента. Исчерпав его, он принимал контраргументы, если они казались ему убедительными. Мне кажется, что и сам Тамм обладает такими же качествами. Сейчас, чувствуя, что Иванов нервничает, он удержался от ответного раздражения и спокойно предложил помощь Иванову: может быть, Валиев поднимет кислород из третьего лагеря в четвертый и выше? Тамм понимал, что Вапиеву нереально на ночь глядя выходить из третьего лагеря прямо в пятый, но он хотел обеспечить кислородом возможные транспортировочные работы наверху. Никто не знал, как обернется дело и сколько кислорода понадобится в будущем. Спокойствие Тамма передалось Иванову. Ровным уже голосом он сказал:
-- Нам сейчас никто не может помочь. Казбек
слишком далеко. Для нас кислород есть, а насчет
остального, если речь идет о дальнейшем, мы
поговорим позже.
Но позже Тамм уже не смог поговорить с Ивановым, потому что, захватив рацию, в шесть часов вечера Бершов и Туркевич вышли из палатки. Они взяли фляги с горячим компотом, "карманное питание" и по три баллона кислорода (один, правда, заполненный на одну треть, а остальные с максимальным давлением). Из этих шести баллонов по одному предназначалось Балыбердину (ему достал-ся начатый) с Мысловским и по два Бершову с Туркевичем.
Перед выходом, посчитав кислород, все четверо решили: если Мысловский с Балыбердиным, получив подкрепление и кислород, смогут двигаться самостоятельно, то Сергей Бершов и Михаил Туркевич
попробуют сходить к вершине ночью. Тамму решили пока не говорить об этих планах.
Любопытно, что в тот момент, когда Тамм разговаривал с Ивановым, корреспондент ТАСС Родионов диктовал в Катманду сообщение об успехе альпинистов, о первом советском восхождении. На магнитофонной пленке одновременно слышны голоса Тамма, Иванова и Родионова, который словно заклинание повторял:
-- Главные трудности еще впереди, главные
трудности еще впереди...
Это была чистая правда, хотя и позади тоже их было немало: день 4 мая, день торжества Победы, начался с драматических событий, произошедших вовсе не под вершиной.
Утром проводили из базового лагеря передовую связку четверки Хомутова--Алексей Москальцов и Юрий Голодов пошли по ледопаду вверх, полные сил и желания завершить свой путь на вершине. На следующий день вслед за ними должны были выйти Валерий Хомутов и Владимир Пучков, но вышли они раньше... и не на вершину, а к трещине на ледопаде, куда упал Леша Москальцов.
Поначалу никто в лагере толком не понял, что произошло, поскольку вышедший на связь Голодов произнес странную фразу:
-- Значит, Евгений Игоревич, здесь у выхода на
плато, где был завал, Леша упал с лестницы в
трещину. Подвернул ногу. Я сейчас его вытащил. Он
наверху. В общем, все нормально. Он не так сильно
подвернул ногу.
Получилось, что Москальцов упал, но не очень страшно. Все. Голодов сообщил, что Леша сам выбрался, но все-таки попросил подослать Трощи-ненко и доктора. Позже Голодов объяснит, что реальную ситуацию не хотел описывать; поскольку знал, что Балыбердин с Мысловским идут к вершине, и не хотел, чтобы они, услышав о том, что произошло с Лешей, расстроились.
А произошло вот что. Они с Голодовым, воодушевленные выходом первой двойки к вершине, шли по ледопаду, по которому ходили уже не раз. Но ледопад--коварная штука. Сколько ни ходи, нельзя к нему привыкать. Не имеешь права на автоматизм, потому что он, постоянно двигаясь, меняется и еще потому, что это начало пути или конец его.