— Вы что же, забыли, как выглядите?
— Э-э… кажется, да.
Эрих протянул мне свой смартфон, включив камеру с обратной стороны, и я увидел на экранчике то же самое лицо, что и на фото. Хмурюсь, играю бровями — лицо на экране делает то же самое. Значит, теперь я выгляжу… вот так? Странное чувство.
Я откинулся на спинку кресла.
— Полагаю, мне придется к этому привыкать какое-то время… Мои имя и лицо… они кажутся мне чужими.
— Понимаю, — кивнул граф. — Тем не менее, мы не сомневаемся, что вы — потерявший память Нойманн фон Дойчланд, и очень рады за вас. Однако тут есть еще пара нюансов. Во-первых, возникает большой вопрос, где вы были семь месяцев с того момента, как вас поглотило море, и мы подозреваем, что каким-то образом вы попали в руки врага, если, например, подводных лодок было две…
— Версия несостоятельна, — возразил Рутгер, — потому что если бы была вторая подлодка — она бы сняла экипаж с затонувшей, но на затонувшей был найден почти весь экипаж. Их не спасли.
— А кто их знает, красных ублюдков… они ведь нелюди, наивно подходить к ним с человеческими стандартами.
Меня буквально передернуло от этих слов, хорошо, что совсем незаметно. Я-то не фанат коммунизма, но когда коммунистов называет нелюдями нацист — это уже просто знатнейший перевертыш, и мне стоило некоторых усилий сдержаться.
— Как бы там ни было, — продолжил тем временем граф, — вас по этому поводу ждет общение со службой безопасности Рейха, с детектором лжи, естественно. Им придется задать вам кучу вопросов…
— Ну мне скрывать нечего, ведь я ничего не помню. А какой там второй нюанс?
Граф ухмыльнулся:
— Вы — фон Дойчланд. Живой фон Дойчланд. Этот титул даруется лично фюрером и только посмертно, и до вас этот титул не носил при жизни ни один человек. Но теперь один из фон Дойчландов взял и воскрес. Очень интересный казус.
Я пожал плечами:
— Раз это посмертный титул, а я не умер на самом деле — значит, отменят, делов-то.
Граф покачал головой:
— Не-а, не выйдет. Титул обычный, как и любой другой титул, указывающий на дворянское происхождение. Другое дело, что ранее он давался только умершим, которые уже не могли передать его в наследство. При этом фюрер имеет право даровать титулы, но не может их отнимать. Титула можно лишиться только через верховный суд, и только за что-то вроде государственной измены. Наконец, особенность титула «фон Дойчланд» в том, что удостоившийся его признан выдающимся сыном или дочерью германского народа. Его отобрать — все равно что плюнуть на могилы всех тех, кто ранее был им награжден, после этого над фюрером будет смеяться последняя дворняга… На лайнере в тот момент находились родственники некоторых известных людей и члены дворянских Домов — маловероятно, что они дадут вас в обиду. В общем, интересная ситуация, мне уже самому любопытно, что получится. Если титул останется вам — а так оно, скорей всего и будет — то больше награждать им уже не получится. Наиболее вероятный вариант, что вам предложат отказаться от него взамен на другой равноценный титул. Но, по правде говоря, герр Нойманн, я считаю, что вы вполне его достойны.
— Спасибо на добром слове, — сказал я, а сам подумал, что если это создает какие-нибудь неудобства фюреру и Рейху — то черта с два я откажусь от титула.
— Теперь сугубо практические шаги. В виду того, что вы семь месяцев считаетесь умершим, придется предпринять кое-какие правовые меры. Мои юристы этим займутся, но им требуется подписанное вами разрешение действовать от вашего имени в ваших интересах. Однако с этим мы немного повременим, потому что пока вы — наш секретный козырь, и вам лучше сейчас находиться здесь. Собственно, вам и возвращаться-то некуда, у вас была положенная вам служебная квартира, но теперь там живет кто-то другой, а все ваше имущество, в виду отсутствия у вас наследников, отдано либо в музеи, либо в благотворительный фонд. Для маскировки, по большому счету, от обслуживающего персонала, мы пропишем вас в системе как нового бойца вооруженных сил Дома, с пометкой, что вы в отпуске.
— Звучит как план.
— Вот и отлично. Сейчас я позову юриста и вы с ним оформите бумагу. И это… добро пожаловать обратно в мир живых, герр Нойманн фон Дойчланд.
Я вернулся в свою комнату, полистал досье, не найдя ничего интересного сверх того, что мне сообщил Эрих, дождался завтрака — яичница со спаржой и колбасками, тосты с сыром и кофе со сливками — и принялся за еду, обдумывая новое состояние дел.
Первый вроде как плюс — документы у меня будут. Это значит, что я смогу выехать в нейтральное государство, а оттуда — куда-то «к своим». Но там, у «своих», мне придется очень многое объяснять, и после этого меня еще и в психушку могут определить… Дерьмовое положение: будь я военнопленным, стоял бы вопрос «как сбежать», но теперь, когда вопрос с побегом упростился, меня могут не принять «дома».
Второй типа как плюс — вообще не нужно никуда бежать, если смогу привыкнуть к жизни в нацистском государстве. Осколочное ранение головы и полная амнезия — это неплохая такая броня от попадания обратно в вермахт, гори он синим пламенем, так что в теории можно просто лечь на дно за поросший мхом камень и тихо наблюдать за стремительным течением жизни… Но это против моей природы. Я не лягу тихо на дно, пока способен плыть. Черта с два.
Третий интересный моментик — я, типа, фон Дойчланд. Соль земли германской. Воплощение национальных добродетелей. Образец для подражания. Вернувшийся с того света герой. И, если послушать графа, отнять у меня этот титул — все равно что осквернить память тех достойных людей, которым он был пожалован в прошлом… Что, если я начну вести себя… «неподобающим» образом, скажем так? То есть, никакой партизанщины или предательства — просто буду вести себя недостойно. Алкоголь, дикие выходки… А от наказания меня будет защищать «инвалидность»: ну попробуй попрессуй покалеченного героя войны, которому сам фюрер титул пожаловал. Он же за фатерлянд в голову осколок поймал, какие к нему претензии могут быть? А вот то, что этот «герой» вытворяет, умом-то поймут, но в душу плевочек-то останется. Наверное, если я так «плюну» на память кучи нацистов и в душу миллионам арийцев — это будет даже поценней, чем состав под откос пустить…
Но и тут обратная сторона: недостойное поведение претит мне самому, цена такого демарша — уважение к самому себе. Ну не позволяет мне мое достоинство плевать на могилы, чьи бы они ни были, и все тут…
Стук в дверь — который я не предвидел.
— Войдите!
Дверь отворилась, и на пороге появился худой тщедушный типчик в очках, брюках, жилетке и галстуке, с блокнотиком… и пейсами.
Че, блджад?!! Я действительно это вижу или мне в кофе насыпали ЛСД?!!
— Доброго утра, герр Нойманн! — сказал носитель пейсов… или пейсей?
Я продолжал недоверчиво смотреть на него, отчего озадачился и он сам.
— Простите, я не вовремя?
Наверное, надо что-то сказать, но я не придумал ничего лучшего, чем ляпнуть:
— Скажите, а это у вас вроде как мода такая, у евреев позаимствованная?
— В смысле — у евреев позаимствованная? Вы… не любите евреев?
Блин, что-то тут не то! Как бы выкрутиться?..
— Кто, я? С чего вы взяли? Я просто спросил… Так вы правда еврей?
— Да, Исаак Гоцман, помощник мажордома, к вашим услугам. А почему вы спрашиваете?
— Э-э-э… Да нет, я просто удивился…
— Тому, что я еврей?
— Эм-м-м…Исаак, я прошу прощения, если что-то показалось вам странным… У меня осколок внутри черепа и полная амнезия, понимаете? Я могу нести всякую чушь, задавать странные вопросы, говорить о том, чего не было, и не знать того, что было… Если что-то покажется вам ненормальным с моей стороны — отнеситесь с пониманием, будьте добры, хорошо?
— Без проблем, герр Нойманн. Вы ветеран?
— Судя по моему досье — да. Но этого я тоже не помню. Так что вы хотели?
— Я тут, говоря вашим, военным языком, вроде как интендант. Пришел осведомиться, не требуется ли вам что-либо специфическое в быту, все ли вас устраивает в плане жилищных условий, меню, все такое?
Я почесал затылок.
— Знаете, вроде все устраивает… Скажите, а… тут есть доступ в компьютерную международную сеть?
— Международную? Первый раз слышу. Но если вы про Рейхснетц — то нет, на территории поместья Дома Айзенштайн не работают никакие средства внешней связи. Это как бы военный режимный объект. Связь возможна только из переговорного пункта, я, например, жене только оттуда позвонить могу.
— Ах, ну да, упустил… Исаак, а тут можно где-то разжиться фильмами, скажем?