Тот печально вздохнул:
— А мне не повезло. В СС. Почти всю карьеру охранял вначале бензоколонку, потом золотой прииск… Но там, по правде говоря, тоже жесть была… Молодой был да дурной, хотел в десант, а потом выслужиться и тоже в морскую пехоту… Так вербовщик, зараза, уболтал. Ты, говорит, в СС нужнее. Так мне это расписал, как будто без меня СС попадет в глубокую задницу… Говорил — представь, как круто ты будешь смотреться в «убере»… Ну да, я круто в нем смотрюсь и сейчас. Только вот незадача — вместо того, чтобы служить уличным эсэсовцем в Германии или другом большом городе, где с тобой постоянно норовят сделать «селфи» красивые девушки и ты в итоге становишься звездой, я оказался вначале на Каспии, а потом аж в Сибири! Вот так. Правда, девушки там тоже ничего, хоть и сибирячки. Нам, конечно, политрук строго запрещал с унтерменшами якшаться, но майн готт, кто там этого звездораса слушать станет, если он даже не офицер?
— А что, Каспий и Сибирь — это тоже Рейх? — осторожно спросил я.
— Нет, и хвала создателю за это! Я этот Каспий в кошмарах вижу — жарко, сухо, солнце печет, а ты в гребаном «убере», покрашенном, мать его за ногу, в черный цвет! Дескать, черный солиднее, пускай унтерменши боятся и уважают… Но собак там быстро зачистили с цеппелинов, мы так, вначале грозно там прошагали, что не спряталось — перестреляли, а потом по большей части сидели на постах — кто на заводе, кто на погрузочной станции, кто у «железки»… там было тоже жарко, даже в зданиях, но хоть без солнца. А еще девушки там — казашки или кто они такие — тоже заводные, горяченькие… Мы-то на фоне местных унтерменшей выглядели богоподобно, с точки зрения женского пола, эдакие асы или олимпийцы, которые снизошли к ним и смогли разобраться с тем, чего так боялись их собственные мужчины… Так что даже на Каспии были свои положительные стороны.
Меня малость коробило, когда я слушал воспоминания эсэсовца, но чуть попозже задал пару наводящих вопросов и понял, что к чему. «Бензоколонкой» Конрад называл собственно Каспий, откуда в Рейх шла дешевая нефть. Однако затем в тех местах появились лютые, кровожадные и очень сильные псы, явно измененные каким-то из запрещенных ритуалов, и местные жители стали бояться выходить на работу, а важные узлы промышленности находились в пустынных местах. Мутанты не боялись огнестрела, были очень стойки на рану и безбашенно бросались на большие вооруженные отряды, причиняя существенные потери даже военным подразделениям. Руководство Рейха быстро договорилось с местными и перебросило туда подразделения СС, а также несколько цеппелинов. Собак быстро зачистили, бесперебойная работа возобновилась, все остались счастливы.
— Да уж, почти курорт, — с напускной серьезностью сказал я, — солнце, безделье и горячие девушки…
— Это да… Я бы даже не возражал там побыть подольше, но с нашим прибытием мутанты как-то слишком быстро взяли и закончились… Перестарались, надо было растянуть… А потом я попал в Сибирь.
— А в Сибири что? Тоже местные просили?
— Нет, там другое. Сибирь — она огромная, мать ее за ногу, холодная — короче, для вендиго просто дом родной, а гребаные ацтеки там их оставили тьму, когда сматывались обратно в Америку… То бишь, русские формально как бы краснокожих выбили — ну еще бы, при таком-то количестве танков, пусть и хреновых — но де-факто Сибирь уже не совсем их территория. Не контролируют они ее, а все из-за вендиго. Города обнесены шестиметровыми стенами с пулеметными вышками, снабжаются — ты не поверишь — при помощи бронепоездов. Потому как для вендиго броситься на лобовое стекло грузовика — не проблема. Что находится в стенах города — шахты там, металлургические комбинаты, рудники — то твое. На километр от стен города отошел пешком — оглянуться не успеешь, как вендиго уже в затылок дышит. Местные жители, сибиряки — народ довольно суеверный. Боятся их до жути. Пошел в тайгу в одиночку и принес голову вендиго — все, ты герой, и если не полный урод — по щелчку пальцев под тебя ложится любая девушка, которая до этого в твою сторону даже смотреть не хотела. Ну на то есть веские основания, потому что если ты вендиго один на один уработал — то значит, у тебя чуткий слух, верный глаз, быстрая реакция и твердая рука. И главное — у тебя есть железные нервы и железные яйца, это тебе скажет любой, кто хотя бы видел вендиго своими глазами… Так что охотники, промышляющие истреблением вендиго, даже командами, там и сейчас в большом почете, хотя долго они обычно не живут… Словом, там дело такое: если какой-то прииск или шахта стоит на отшибе — все, она считай что ничья, и русские отдают ее в аренду за долю добычи любому, кто способен там удержаться. Нас поначалу не жаловали, но рейхсминистерство промышленности заключило договор и построило целый городок, на семнадцать шахт. Куча рабочих мест для местных, работающих с радостью за смешные для нас деньги… Вот его-то мы и охраняли. А еще порой ходили в облавы… Нас начали уважать, даже городок наш назвали «маленьким Рейхом». А как мы однажды в соседний город наведались и на площади вывалили четыре мешка голов вендиго… словом, там повторилась та же история, что в Каспии. Я заработал сотрясение мозга и перелом руки, на больничном жил в отеле — ко мне одна шикарная девчонка бегала каждый вечер… А потом я узнал, что это три сестры-близняшки, бегающие ко мне по очереди. И они не одни такие там были… Но вот в Сибири это был отнюдь не рай, все те веселенькие ночки в обнимку с горяченькими телами были вполне заслуженной наградой. Там была действительно жесть… Как назло, когда мы прощелкивали вендиго — они, словно сговорившись, выбирали мишенью обычно меня… В броске они развивают такую скорость, что крупного бойца в «убершвере»-экзе сбивают с ног, как картонного паяца, и если ты проворонил и не срезал из пулемета — все, обнимашки обеспечены. Я так однажды катился с вендиго в обнимку с обрыва — метров пятьдесят. По итогу — сотрясение и перелом, а вендиго хоть бы хны… Но, спасибо фюреру за ножик, я его уработал одной рукой. То есть, заслуга не моя, а фюрера, но когда местные узнали, что я сделал вендиго одной левой — стал звездой. Я ж не дурак уточнять, что это все ножик фюрера и без него я там мог бы и не выжить… В госпитале лежал в отдельной палате и поимел, наверное, всех молоденьких медсестер, которые там были, а потом гостиница и тройняшки, вначале по очереди, а затем и все три вместе…
— А что за ножик фюрера? — спросил я.
— Сейчас покажу. — Конрад вышел в соседнюю комнату и вернулся, неся в руке нечто, похожее на цепную пилу размером с некрупный тесачок. — Вот. Называется «Нахкампфгерат»[3], или «НКГ», но мы зовем это ножиком фюрера.
— Почему?
— Ну ходит такая байка, что когда рейхсминистр промышленности и вооружений представил фюреру новый инструмент — вибролопату с электромоторчиком — фюрер разозлился и полчаса министра песочил, дескать, для унтерменшей лопату с мотором сделали — а для отважных бойцов вермахта оружие с моторчиком не судьба? Вот рейхсминистр и инициировал разработку…
— Это не байка, — вставил Курт, — это исторический факт. При этом фюрер сказал, что заставит рейхсминистра за столом есть с вибролопаты вместо ложки до тех пор, пока тот не сделает и для солдат оружие с мотором. Это, конечно, он не на полном серьезе говорил, хотя… зная фюрера, я бы не удивился, если бы и правда заставил есть с лопаты. Дополнительным свидетельством в пользу серьезности фюрера можно считать то, что рейхсминистр испугался и очень быстро разработал «НКГ»…
— Угу, — кивнул Конрад, — но в любом случае, фюреру спасибо за ножик. Когда начинаются обнимашки с вендиго — ничего лучше этого в природе не существует, да и красным чертям иногда удается пропилить их костюмчики до кишок… Главное — удержать в руке, что благодаря такой гарде не проблема, а все остальное ножик сам сделает. Без него меня в лучшем случае ждали бы отправка в Рейх и долгое лечение, а не оргии с медсестричками.
— Да уж, в Сибири служба не сахар, — согласился я и полез в висящую на плече сумку. — Такое дело, с меня проставка за хорошее знакомство… Вы на службе, но если по полрюмочки на брата?
— Если полрюмки — то не беда, у нас допускается две банки пива за дежурство… Что там у тебя?
— Ни хрена себе, — присвистнул Анджей, увидев появившуюся на свет бутылочку, — а ты, видать, богатый тип…
— Вряд ли. Просто так вышло, что я воткнул отвертку в один череп, по которому граф давно мечтал проехаться на танке… Чистое совпадение. Вот он и проставился мне, а я подумал, что одному мне этого будет многовато…
Вино оказалось на вкус очень мягким и приятным, но оценить по достоинству я, конечно же, не смог, сравнивать-то не с чем особо. А вот остальные оценили.
— У этого божественного напитка есть один неприятный привкус, — заметил Вацлав, — а именно — понимание того, что ты пьешь это в первый и последний раз в жизни…
А потом был тир.
Мне вручили новейшую штурмовую винтовку «Штурмгевер-15», почти обычную, но калибра девять миллиметров, под патрон, мало уступающий в мощи винтовочным патронам и превосходящий их по останавливающему действию, так называемый «гросскалибрих». Я взял оружие в руки довольно уверенно, не глядя переключил селектор в автоматический режим, на глазок прикинул расстояние до мишени и принялся стрелять от бедра короткими очередями. Грохот — будь здоров, отдача, благодаря хорошо настроенному дульному компенсатору, приемлемая.
— Ну ты даешь, — хмыкнул глядевший в окуляр зрительной трубы Аксель.
После него заглянул и я и увидел, что у мишени полностью выбита «десятка», несколько пуль легли в девятку и восьмерку.
— Хм… Вроде неплохо, но ничего божественного же.
— Да нет, конечно, я тоже так могу… Но из обычного, а не «гросса», и с прикладкой, а не от бедра… У тебя талант, Зигфрид.
— А что, люди нашей профессии могут чем-то отличиться, не имея таланта, и при этом еще и выжить? — ухмыльнулся я.
— Ха, ну тут ты прав на все сто… Но стреляешь отменно, это факт.
Я пострелял из пистолетов — обычного и крупнокалиберного — и показал такие же хорошие результаты, причем не целясь, от пояса, что впечатлило всех, в том числе и меня. Я просто беру оружие, прикидываю, куда стрелять — и попадаю. Легко, без напряга.
Затем мой взгляд упал на стоящие в пирамиде «странные ружья». Анджей проследил за моим взглядом.
— Ты, наверно, призабыл, что это? — спросил он и потянулся к пирамиде.
Внезапно это движение вызвало резкий негатив со стороны бойца по имени Манфред.
— Э-э-э, слышишь, звиздюк ляшский, я тебе сколько раз говорил даже не прикасаться к ним в моем присутствии?!! Кому ты на этот раз собрался два дня из жизни вычеркнуть, а?!
Поляк на это довольно обидное по смыслу высказывание, пусть и не очень серьезно прозвучавшее, отреагировал миролюбиво:
— Так я ж только показать…
— Да-да, а в прошлый раз ты хотел только посмотреть, а я из-за тебя и твоих рук, растущих из жопы, два дня пролежал овощем, даже без сновидений!
Остальные негромко засмеялись, а я спросил:
— А что это такое?
— Называется «дунклерхаммер», если на нашем жарконе, — сказал Конрад. — В том смысле, что если в тебя это стреляет — у тебя темнеет в глазах, как от удара молотом по голове, а когда ты глаза открываешь, то узнаешь, что прошло два дня… Стреляет восемью рунными зарядами, как картечью, и если попадают все восемь и сила максимальная — вырубает что угодно и кого угодно, даже слона. Только слона — на часик, а если человека — то на два дня. Хорошая вещь, если надо урезонивать кого-то очень сильного и разъяренного.
— Он нелетальный?
— Нет, и даже практически безвреден, все-таки техномагия — сила. Но два дня у тебя просто выпадают из жизни.
Я прислушался к самому себе и почувствовал, что у меня на душе становится как-то слегка светлее. Та лаборанточка — я ее, выходит, не убил. То есть, меня за нее не мучила совесть, она вполне заслуживала смерти за то, чем занималась, но… Мне все равно было ее жаль и сейчас я чувствую облегчение от мысли, что на моих руках нет ее крови. Если она выжила и ее никто не убрал как свидетельницу… бог ей судья, пусть живет. Может быть, осознает, что за преступления порой случается возмездие, и сделает выводы…
— Классная штука, — сказал я вслух. — А что, случился с ним… инцидент?
— Классная штука, — сказал я вслух. — А что, случился с ним… инцидент?
— Угу. Анджей нечаянно «дунклернул» Манфреда. Манфред потерял два дня жизни, Анджей — зарплату за четыре дня, потому что на замену Манфреда вызвали другого бойца из отпуска, а его сверхурочные гребаная ведьма вычла из жалованья Анджея…
— Ты случайно не про Ирму Грезе?
— Так про нее же, во всем поместье нет больше никого, заслуживающего такой нелестный эпитет… Вообще легкое происшествие, не тянущее даже на незначительный несчастный случай, граф или Рутгер даже не стали бы заморачиваться с этой бухгалтерией, но… как назло, они отсутствовали, и вместо них заправляла Грезе… А она нас ненавидит, ну ты и сам это поймешь. Отгул? Не-а. Хоть жена твоя рожать будет, хоть бы похороны у родни — не даст отгула, и не проси. С графом или его сыном эти вопросы решаются на раз, а вот с ней — никак и ни в какую. Просто потому, что она может.
— Знаю… Мне Исаак говорил, что она того… Графскую библиотеку чтобы посетить, мне пришлось напрямую у графа просить… За что она нас так ненавидит?