— Видел… Она смотрела на меня, как на говно.
— Ну а ты посуди сам. Вот есть она, страшная, как богиня краснокожих, и есть мы, очень даже ничего себе парни, воплощение девичьих грез примерно девяноста процентов молоденьких гражданочек Рейха. Конечно же, она мечтает о ком-то вроде нас, но… ты бы ее трахнул?
— Ты издеваешься?
— Вот и я — нет. Понимаешь, Грезе бы пожалеть, потому что ей не повезло родиться такой некрасивой… Я б и пожалел, если б не ее злоба по отношению к любому видному парню. Главное, ты еще не видел ее до того, как она стала доверенным лицом графа. Была тихой и вежливой, а как граф доверил ей единственной код от своего главного сейфа — так нос вверх… Хотя было бы чем гордиться…
Я насторожился:
— Ты хочешь сказать, что у графа есть какой-то сейф, код от которого он не доверяет даже своим детям? Странно…
Конрад криво усмехнулся:
— А вот ничуть. Все знают, что у детей и жены графа нет доступа к сейфу с важнейшими тайнами, а значит, их нет смысла похищать, пытать или подпаивать наркотиком. У графа есть еще одна секретарша — Зигрун…
— Тоже встречал. Очень милая девчушка.
— Вот она графом подобрана чуть ли не с улицы. Он оплатил ей учебу в университете, лечил за свой счет, когда Зигрун еще ребенком тяжело болела, материально помогал ее матери, тоже больной. Все то благополучие, которое окружает Зигрун, исходит от графа. Она обязана ему почти всем — и платит за это безграничной преданностью. Вот кому бы стоило доверять всецело… Но нет, граф сделал доверенным лицом Ирму Грезе. Казалось бы, с чего это вдруг?
— Хм… прозвучит дико, с учетом ее внешних данных, но, может, у них «неуставные» отношения?
Загоготали все, затем Вацлав сказал:
— Ставлю годовое жалованье против простреленного пятака, что нет. Я просто видал и несколько раз сопровождал любовницу графа — так вот, у любого мужика, который с ней переспит, уже не встанет ни на какую другую женщину, если только не равная во всем красавица. Буфера — во, фигура идеальна, лицо фантастически красивое, стопроцентно очень голубых кровей. К тому же обходительна и приветлива — словом, это просто идеал, выпестованный в какой-то очень приличной семье, а возможно, что и продукт селекции, есть пара организаций, которые занимаются выращиванием и воспитанием жен и любовниц для очень богатых людей… А еще она использует такой лексикон, какой я раз в жизни слыхал от большого научного светила…
— А ларчик-то просто открывается, — ухмыльнулся Конрад. — Граф очень заботится о Зигрун и потому никогда не доверит ей опасные секреты. Незнание — защита. А вот Ирму Грезе ему не жалко. Я только не понимаю, откуда у него уверенность, что она никогда его не предаст…
Я еще посидел и поболтал о том, о сем, а затем попрощался и пошел обратно.
Утром следующего дня меня снова вызвал граф.
— Наш план стал не нужен, — сообщил он. — Сегодня ночью наследник Дома Райнеров сам обратился в службу безопасности Рейха.
— Вот как? И почему?
— Из того, что известно мне, Герхард Райнер, сын Отто Райнера, либо не имел полного представления о делах отца, либо знал, но не одобрял. Это его версия, разумеется.
— Но он же не мог совсем ничего не знать?
— Не мог. Но и свидетельствовать против главы собственного Дома тоже нельзя. Как только он сам стал главой Дома — так и сообщил. Я-то понимаю, что это, скорей всего, просто попытка выйти сухим из воды, но стратегия правильная, подкопаться будет не так-то легко. Дом Райнеров теперь ждут обыски, допросы, следствие — надолго. Два человека, которым я хотел отомстить, мертвы. Так что дело можно считать утратившим высокий приоритет. Дело дойдет и до вас, вероятно, так что давать показания придется. Вы даже можете пойти на лжесвидетельство и сказать, что Герхард Райнер тоже был в лаборатории. Он в этом случае не отвертится.
— Ну, лжесвидетельство — это преступление не только против закона, но и против собственной совести. Не думаю, что могу пойти на это.
— Ну, в таком случае учитывайте, что новый Райнер может попытаться отомстить вам за отца и дядю.
— Надеюсь, он учитывает, что я могу повторить с ним то, что сделал с его отцом.
— Ха, отлично сказано! Как бы там ни было, я уже дал отмашку юристу и прямо сейчас он занимается официальным возвращением вас в мир живых, так сказать.
— Спасибо, ваша светлость. Что-нибудь еще?
— В данный момент нет. Просто отдыхайте.
— Ну, я практически только этим и занят… Кстати… Вон тот впечатляющий сейф в углу — случайно не тот, в котором вы храните свои самые ценные тайны?
Граф удивленно поднял брови:
— Да, это он, но мне непонятно, почему вы интересуетесь им.
— Да так, просто. Вы не возражаете, если я разок попытаюсь его открыть? Так, чисто из спортивного интереса?
— Хм… Там, знаете ли, хранятся не вполне безопасные тайны, герр Нойманн.
— Меня не интересует содержимое — только замок.
— Ну попытайтесь.
Я присел у сейфа. Дисковый кодовый замок, который надо поворачивать влево-вправо на определенные величины. Ну-ка…
Два вправо, полтора влево, два и пять вправо, один влево, три вправо — щелк.
Тяну за ручку, тяжелая дверца ползет в сторону.
Я выпрямился, не заглядывая внутрь, и повернулся к графу и охраннику.
— Мой интерес к сейфу исчерпан, ваша светлость.
У него глаза полезли на лоб:
— Как?!!
Я, помня наставление Брунгильды о том, что граф способен с высокой вероятностью распознавать ложь по лицу, решил обойтись без вранья.
— Одно из двух, ваша светлость. Либо я просто повертел диск и угадал, либо кто-то сообщил мне код.
— Вот как… — нахмурился граф. — И кто же вам его сообщил?
— Одно из двух. Либо вы, либо кто-то другой, кто его знает.
— И… каким образом вам удалось заставить кого-то, кто знал код, сообщить его вам?
— Есть на свете вещи, о которых порядочный мужчина не должен рассказывать, ваша светлость, потому я умолчу о деталях. Давайте считать, что мне захотелось, в порядке услуги за услугу, проверить, действительно ли ваши тайны так надежно упрятаны, как вы думали. Результат проверки вы видите сами, а я, с вашего позволения, откланиваюсь: в библиотеке у меня непочатый край работы, так сказать.
Я оставил графа в не самом лучшем расположении духа и двинулся в библиотеку. Кажется, у фрау Грезе будут большие проблемы — и тут она сама виновата. Так уж устроены люди, что ненавидеть того, кто ненавидит тебя, легко и просто.
Поневоле ухмыляюсь, представляя себе ее состояние, когда она услышит в свой адрес обвинение, которое ничем не заслужила. Я ведь тоже ничем не заслужил того, чтобы на меня смотрели, как на говно. Око за око, фрау Грезе.